Сергей Сергеевич Каринский (enzel) wrote,
Сергей Сергеевич Каринский
enzel

Categories:
ОЛЬГА ФЁДОРОВНА

Давно уже мне хотелось написать об этой незаурядной женщине, с которой мне довелось повстречаться на моём жизненном пути, и не только о ней самой, но и о её окружении, ибо оно было интересным. И вот, кажется, созрел. Предупреждаю, что рассказ будет сумбурно-фрагментарным, но тут ничего не поделаешь – чтобы вышло гладко, надо было бы проводить специальные изыскания, результатом которых стала бы объёмистая статья, а то и книга. Ограничимся первым приближением к теме.

Кто она такая и кто она мне? Начну со второй части вопроса, чтобы потом к ней не возвращаться. Она была матерью мачехи моего отца, т.е. второй жены моего деда, иначе говоря - дедовой тёщей. В силу этого обстоятельства я знал её с раннего детства, и эти воспоминания и подталкивают меня к повествованию.

Ольга Фёдоровна Виноградова (ур. Деллос, по первому мужу Литвиненко, 1903-1995) родилась в Москве. Её отцом был Фёдор Иванович Деллос, родной брат известного московского, как бы сейчас сказали, кутюрье Константина Ивановича Деллоса, происходившего из обрусевших французов и одевавшего во фраки, визитки и сюртуки весь московский бомонд, поставщика Высочайшего Двора. Его ателье находилось в д.6 по Камергерскому-Газетному пер., наискосок от Художественного театра*, вся мужская часть труппы которого (как, впрочем, и других московских театров) была его клиентами.


Вид Камергерского пер. в начале ХХ в., д. 6 - угловой дом в центре снимка. Ателье Деллоса было через перекрёсток напротив дома моего деда с материнской стороны, т.е. Московской конторы Имп. театров (Б.Дмитровка, 8) - см.: http://enzel.livejournal.com/179962.html.

Устойчивым словосочетанием в то время стало фрак от Деллоса, его можно встретить, например, в «Голубой звезде» Б.Зайцева. Фрак от Деллоса это была марка, к нему стремились, это был знак успеха. К.И.Деллос преуспевал, но Бог не дал ему детей. А вот у его родного брата Фёдора детей было четверо, младшей была Ольга. Её отец умер, когда ей был всего год, а мать – когда ей было лет семь. В результате её, вместе с другими детьми, удочерил родной брат, хотя она и сохранила отчество своего настоящего отца. Чтобы сразу расставить точки на i скажу, что ещё раньше К.И.Деллос усыновил племянника своей жены Петра Джорджевича (серба по отцу и керченского генуэзца по матери), являющегося дедом известного современного ресторатора Андрея Деллоса (заведения «Пушкин», «Турандот» и др.).

Семья К.И.Деллоса жила в одиннадцатикомнатной квартире на Поварской. У них была прекрасная дача в Вешняках. К.И.Деллос регулярно посещал Англию, где самолично выбирал у поставщиков сукно. В один из таких приездов он приобрёл для себя и жены два билета на первый рейс «Титаника». По возвращении в Москву его жена сообщила, что видела дурной сон, будто она падает с моста в воду, это нехороший знак. От билетов было решено отказаться. Но от судьбы всё равно не уйдёшь. Пришла революция, и советская власть, ликвидировав дело Деллоса, определила самого его в Бутырки, где он и умер в конце 1918 г.


Дом 28 с. 1, на углу Поварской и М.Ржевского пер., где в первом этаже была квартира Деллосов под №1 (эти четыре окна - лишь меньшая её часть)

Но ещё ранее, возможно году в 17-м, между революциями, в ателье в Камергерском пер. вошёл молодой архитектор (и сын тульского инженера-оружейника) Анатолий Литвиненко, очевидно, доросший к этому времени до «фрака от Деллоса». За кассой в конторе стояла юная черноволосая и черноглазая красавица Оля, и молодой архитектор был сражён наповал. В 1920 г. они поженились, а через год родилась их дочь Нина, которой в будущем предстояло выйти замуж за моего деда. К моменту первой встречи Оля была воспитанницей благородного пансиона близ Девичьего Поля, где её обучили языкам и рукоделию – и то, и другое очень пригодилось ей в жизни.

О жизни в годы Гражданской войны сведения скудны. Оставались в Москве, в старой квартире, точнее в двух её комнатах - в остальные вселились различные соседи, в их числе друзья и знакомые (как тогда делали многие, дабы избежать уплотнения посторонними; впоследствии в этой же квартире в 1950-60-х гг. жил мой дед, женившись на Н.А.Литвиненко). Старший брат Михаил отправился в 1919 г. на Юг к Деникину и пропал без вести.

По-видимому, жизнь с архитектором А.С.Литвиненко была поначалу удачной: наступил нэп, он получал заказы на постройку частных домов и дач под Москвой, жили они, надо думать, неплохо.
С детьми, Ниной и Серёжей, первая половина 1920-х.

Но далее в их жизни что-то произошло, в результате чего они расстались в начале 1930-х годов. Тут стоит привести один любопытный штрих, из разряда сардонических ухмылок Клио. А.С.Литвиненко был в середине 1930-х главным архитектором г. Грозного, перестраивавшегося тогда из большой казачьей крепости-станицы в советский город. Он там поселился и там же умер в 1939 г. от нарыва в горле. А его детище было практически полностью разрушено в ходе новой кавказской войны шестьдесят лет спустя.

Тридцатые годы были непростым временем для Ольги Фёдоровны. Она была одна, с двумя детьми (сын Серёжа умер в 1937 г. от аппендицита). Надо было как-то зарабатывать на жизнь. Тут пригодились полученные в детстве навыки – она стала шить. В отличие от приёмного отца, она шила на дому и для дам. Помимо этого она приняла оказавшееся судьбоносным решение – поступить кассиром на московский ипподром, но не простым, а в «Интурист», т.е. в кассу, обслуживавшую живших а Москве иностранцев и приравненную к ним местную публику. Её взяли потому, что она хорошо говорила по-французски, к тому же она была на редкость красива и умела себя держать (конечно, плотное кураторство со стороны ОГПУ-НКВД невозможно отрицать).


Кассы ипподрома, 1934 г., впрочем, едва ли для "интуристов".

Возможно, что приняла она это решение со вполне определенным прицелом – снова выйти замуж. По-видимому, дела пошли неплохо – так мне, во всяком случае, рассказывала её внучка (моя тетя). Была даже какая-то конкуренция со стороны претендентов и, соответственно, возможность выбора. Один из претендентов на её благосклонность преуспел. Это был знаменитый московский терапевт В.Н.Виноградов (1882-1964). (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%BE%D0%B2,_%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%B8%D1%82%D0%B8%D1%87

Владимир Никитич Виноградов – фигура историческая. Но, конечно, эта та историчность, которой лучше бы избежать. Он сделался популярным врачом ещё до революции, остался в России, сделал карьеру и при большевиках, имел обширную и приносившую ему большие деньги частную практику. В 20-е годы он процветал, купил пятикомнатную квартиру в малоквартирном кооперативном доме медицинских работников, по воле случая (или Судьбы) построенного как раз на территории сада того пансиона, где за десять лет до того воспитывалась Ольга Деллос. На зарабатываемые деньги он коллекционировал антиквариат, благо тогда недостатка в разнообразной собственности «бывших», пущенной в оборот, не наблюдалось – были бы деньги. Он составил очень хорошую коллекцию живописи, мебели, посуды (тётка говорила, что был даже сервиз с императорскими вензелями). Ещё студентом, обладая подходящим телосложением, он подрабатывал жокеем на скачках. Интерес к лошадям сохранился и привёл его к встрече со своей будущей женой.

Впрочем, до брака было ещё не близко, лет так двадцать. Владимир Никитич был женат и, по-видимому, о разводе речи не шло. К тому же он сделался лечащим врачом высших руководителей советского государства, вплоть до Самого. Это-то и ввело его в историю, а именно в известное «дело врачей» или, по-другому, «врачей-убийц». В ноябре 1952 г. он был арестован, а выпущен вскоре после смерти Самого (не он убил!). Я совсем не помню этого человека, возможно, меня и не брали к ним в гости за малостью лет. Но мой отец много с ним общался, тот любил водить его по своей галерее и экзаменовать: «а это кто?» И, вспоминал отец, как-то раз академик рассказал о своём аресте и применявшихся к нему пытках: защемлении пальцев дверью – показывал следы.


С внучкой Ольгой, начало 1950-х.

Во время его заключения умерла его жена, и вскоре после освобождения он и Ольга Фёдоровна легализовали свои отношения. Оставив свою пятикомнатную квартиру сыну, Владимир Никитич приобрёл у своего коллеги часть такой же квартиры в соседнем подъезде. В результате произведённой перепланировки получилась небольшая двухкомнатная квартирка с тёмной кухней. Вот её я помню неплохо (так совпало, что мой детский сад был практически напротив, и мама, забрав меня из сада, порой заходила туда в гости - см.: http://enzel.livejournal.com/199174.html). Она была в первом этаже, окнами в огороженный садик, выходивший на Долгий пер./ул. Бурденко. А в старой квартире была ещё и деревянная терраса, выходившая во двор, т.е. заднюю часть того же садика. Дом этот, увы, не сохранился. В этой полутёмной квартире, увешанной картинами и наполненной старинной мебелью, они прожили вместе одиннадцать лет до самой смерти академика в 1964 г.


Дом № 11 по Долгому пер., построенный в 1928 г. и снесённый в 2000 г.

Последнюю, вдовью, треть своей жизни Ольга Фёдоровна прожила этакой московской барыней, дамой минувших дней. Муж оставил ей немалые средства, которые быстро разошлись, ибо она не желала себя стеснять, это с одной стороны. А, с другой – щедро помогала своим родственникам. Вскоре настал черёд антиквариата, картин, мебели. Что-то продавалось в Третьяковку, что-то покупали частные лица. Помню рассказ о каком-то грузине, купившем каминные часы за баснословную тогда сумму в 5 тыс. руб. (цена автомобиля). К старости она сделалась замечательно похожа на артистку Е.Н.Гоголеву. В довершение сходства у неё были такие же серьги с крупными сапфирами-кабошонами в окружении бриллиантов. Она читала французские романы в оригинале, водила знакомство с подобными ей случайно уцелевшими и неплохо устроившимися представителями старого московского мира. Помню за её столом сухую, морщинистую, украшенную старинными драгоценностями старушку Тихомирову, вдову выдающегося танцовщика и балетмейстера Большого театра В.Д.Тихомирова. Когда на скатерть случайно пролилось шампанское, она тут же умакнула в него пальцы и приложила их к лицу – примета: к деньгам! Таких бодрых жизнелюбивых старушек, да и людей помоложе, вокруг Ольги Фёдоровны было немало, она любила людей, общество, всякое бонвиванство – в рамках усвоенных в пансионе правил, разумеется. Однажды, к немалому и радостному удивлению, мы увидели её по телевизору, когда камера скользнула по зрительному залу во время какого-то концерта или спектакля. А сколько таких же случаев осталось за кадром...

Не могу не вспомнить и такой характерный штрих. В конце 70-х годов у неё появился свой шофёр по имени Вадим Константинович. О, это был не простой шофёр, а преподаватель-обществовед из Ун-та Дружбы Народов (известного как «лумумбарий»). Он был совершенно типичным экземпляром советского партийного пропагандиста: коренастый, плотненький, с копной русых волос, в очках, постоянно балагуривший. Вот, пожалуйста, марксизм-ленинизм чёрным братьям нисколько не противоречил подработке на своей «трёшке» (это расхожее название «Жигулей» модели ВАЗ-2103) у приятной, щедрой и где-то старорежимной «барыни». Его все запросто звали Вадимом, не церемонились, а он отнюдь не чинился. Свойский был парень лет так пятидесяти: только попросите, Ольга Фёдоровна, я мигом! Где она его подобрала, кто присоветовал?..

На что ушла коллекция помимо собственного нескудного прожитка? В том числе и на две очень дельные вещи: покупку квартиры, в которую переехали мой дед с женой и дочкой из тех двух комнат, что остались у бывших хозяев от прежних одиннадцати на Поварской, и дачу в Абрамцеве, для них же, куда на месяц-другой приезжала и она, но скучала, ибо там не было «общества» (правда, там имелось общество моего деда, всего двумя годами её моложе, с которым она замечательно ладила и, пожалуй, гармонировала как с человеком её времени и круга). Предпочитала осенью Сочи, санаторий «Четвёртого управления» (Минздрава СССР), к которому была пожизненно прикреплена как вдова лечащего врача Самого.

В ней соединялись лёгкое отношение к жизни, то, что называется «умением жить», - с житейской мудростью, тактом, врождённым здравым смыслом. И было, конечно, везение. О смерти говорила - я много раз слышал от неё эти слова: «отправиться к Богу на бал».

Похоронена она рядом мужем, на Новодевичьем кладбище, всё в том же хамовническо-лужнецком старо-московском локусе...

Вот такая история. К чему я её рассказал? Сам не знаю. Просто так, для памяти, для связи времён, если угодно.
_____________________________
* См.: http://www.youtube.com/watch?v=dhdXUDkZr88&index=17&list=PLLHjKKyQ4OaT4HRvCJ98Umfv9T1iFb0ov.
Tags: imperium rossicum, rossica vs. sovietica, генеалогия, прошлое, семейный архив
Прелестный мемуар. Импонирует благородная сдержанность тона, как будто прежних и лучших времен воспоминателя читаешь. Большое удовольствие доставили.
Очень рад такому Вашему отзыву. Буду стараться его оправдывать впредь. Только вот тем всё меньше - или же требуют серьёзной подготовки.
...и Вам столик всегда должен быть оставлен в "Пушкине", гречневой каши с лисичками ради :))
Как же! Тётку мою он ещё кое-как признает, мелкие услуги оказывает. Например, пристроил на своём складе раздвижной обеденный стол из делллосовской квартиры, от которого мой полудвоюродный брат пожелал избавиться - к ужасу блюдущей семейные традиции матери. Самого же Андрея я видел единственный раз в раннем детстве, когда разница в пять лет огромна. Он носился тогда по комнате, изображая самолёт, а я со страха вжался в массивное кожаное кресло, вокруг которого он кружил. А вот его отца я знал неплохо, но это отдельная история.
Вам надо собрать малую книжицу мемуаров о родных. Такие воспоминания - ценное свидетельство ушедших эпох, пусть и считаются историками "источниками шестого порядка".
Подобные мысли время от времени приходят.
Хорошие, годные эти мысли. Все-таки занятие, а потомкам - память.

А самый удачный приём для мемуариста - это без идеологических вставок-обобщений писать; вот история моей бабушки, и я вам её расскажу; а вот ещё дядя... - etc. Впрочем, у Вас и высокий образец есть - любитель бабочек и девочек (и великая тень накрыла Энцеля махаоновым крылом).
По-настоящему интересны и важны лишь те, кто боролся. А все эти формы подсоветской адаптации детально описаны, хотя бы на примере Ахматовой. Подсоветский человек всегда - жалок, и в конце концов он становится советским.
Связь времён - латать и латать. Остальное приложится.

Deleted comment

Спасибо!

landgrafff

October 22 2013, 10:02:42 UTC 5 years ago Edited:  October 22 2013, 10:03:23 UTC

Такое впечатление, что до 17 года и после две совершенно различные формации людей, которые носят одно название нации.
Ольга Фелоровна ушла во "внутреннюю эмиграцию", сузила круг общения до близких людей. А что еще оставалось ей делать?
Ей лично трудно предъявлять какие-то претензии, она выживала в предложенных обстоятельствах, по-своему. Но вот её мужьям их предъявить вполне резонно - что они делали, с кем были? Но точно такие же вопросы можно поставить перед большей частью образованного слоя Империи, которая хоть и не стала активно поддерживать б-ков en masse, но также и не стала активно с ними бороться. Это и есть главная проблема России и источник всего дальнейшего.
В ответ на Ваш вопрос осмелюсь привести цитату из довольно интересного интервью с Еленой Анатольевны Чайковской http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%95%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B0_%D0%A7%D0%B0%D0%B9%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F
расположенного вот здесь http://www.foma.ru/trener-elena-chajkovskaya-obratnaya-storona-medalej.html

а именно вот это место
--------------------------------------------------------------------------
А нет ли тут противоречия: Вы жили в стране, где, с одной стороны, в плане спорта и вашей профессии все благополучно, а с другой — быть свободным верующим человеком Вам нельзя? Как Вы в таком случае к советскому периоду в целом относитесь?

Тут на ум как раз приходит (спасибо воспитанию, видимо) дворянский принцип «делай, что должен, и будь что будет». Одно дело — это СССР как социально-политический строй и как идеологическая машина, и совсем другое — человек со своим внутренним миром, который в этом вынужден жить. Я считала, что просто должна делать свое дело в той стране, в которой Бог послал родиться, — и сохранила веру несмотря ни на что. Начинать борьбу в то время было бессмысленно. Чего бы я добилась — против такого маховика? А главное, за мной всегда была плеяда учеников. Если бы проблемы начались у меня, то всю школу бы закрыли. Мне кажется, когда человек может что-то совершить или что-то сказать, он должен свою миссию выполнять при любой власти. Ведь тот принцип — «делай, что должен, и будь что будет» — внутренний. Он в сердце. Никакой социально-политический строй ему не помеха. Государственная власть — это вообще последнее, что определяет поступки человека. Главное — убеждения людей. Сейчас, правда, принято считать ровно наоборот: поменяешь правителя — и как будто все в стране моментально станет хорошо…
--------------------------------------------------------------------------

Т.е. сыграло свою как раз дворянское воспитание: жертвенное служение народу, несение просвещения. Чайковская о себе в том же интервью

Вы много говорите о воспитании. А как в детстве воспитывали Вас саму?

По корням я немка. Мои предки осели в России еще в XVI веке. Но немецкое воспитание из семьи не уходило никогда. Даже в советское время. Моя мама всегда была выше ссор, сплетен и скандалов коммунальной кухни. И никогда не ныла, хотя жили мы тяжело. В 1941 году нас, как фольксдойче, выслали из Москвы в казахстанский Чимкент, мне тогда был год и три месяца. В столице остался только папа, работал в театре им. Моссовета. Потом маму не выпускали за границу. А когда в связи со спортивной карьерой перспектива заграничных поездок возникла уже передо мной, мама боялась, что и меня не выпустят. Но меня выпускали. Наверно, по мне было видно, что никогда из России я не эмигрирую. Я более русская, чем все русские. Это необъяснимо. Видимо, корни пущены глубоко. Мы здешние. Но по воспитанию я — немка. У русских есть такая черта, которой не было в маме и от которой постоянно предостерегали меня, — ныть. Перекладывать свои беды на чужие плечи и во всех грехах обвинять окружающих. Чуть что не так — искать виноватого. А мама с бабушкой учили меня, что если есть трудности — напрягись, чтобы их решить. Выход есть всегда: хуже, лучше — но есть. Попросить о помощи — это не стыдно, но нужно и самому быть готовым разбить лоб.

Этого же я требую и от своих учеников. Тяжело, не получается — мы поможем. Но будь добр, не перекладывай с больной головы на здоровую, напрягись сам. Это для меня и есть дворянское воспитание.

«Дворянское» традиционно противопоставляют «советскому». Это, с Вашей точки зрения, справедливо?

Так и есть. У меня была двоюродная бабушка Лиза — из настоящих дворян. До революции у нашей семьи было несколько своих домов в Москве. Постепенно власти все отобрали. И бабушка Лиза жила в маленьком домишке, где, тем не менее, умудрилась разместить два рояля. Моя мама боялась возить меня к ней в гости. Потому что любой наш разговор — стоило только войти в комнату — начинался примерно с таких бабушкиных слов: «Вот если бы эти (то есть, большевики) не пришли — эх, как мы сейчас жили бы!» И наверное, крайняя неприязнь к Советскому Союзу должна была бы передаться и мне. Но не передалась.
Какой санаторий Четвертого управления в Сочи предпочитала Ольга Федоровна? Там помнится было три или четыре, не считая Ахуна.

enzel

October 22 2013, 17:20:05 UTC 5 years ago Edited:  October 22 2013, 17:20:52 UTC

Не думаю, что она могла что-то "предпочитать", просто пользовалась тем, что давали, по раз заведённой традиции. По-моему, он так и назывался - "Сочи".

semenoff

October 22 2013, 17:25:47 UTC 5 years ago Edited:  October 22 2013, 17:34:22 UTC

Нет, могла. Там писали заявку за несколько месяцев и по рангу давали тот или другой. "Сочи" был, еще был "Приморский" и кажется был "Им. ХХ11 партсъезда КПСС" или что-то в этом роде, туда мои родители ездили лет 40-50 назад. Сейчас все это перешло в управление делами АП РФ. Если бы еще старые фотографии у вас сохранились из "Сочи" того времени, это вообще был бы кайф. Обычно отдыхающие делали на память.

Надо мне что-то такое написать в духе "Говори, память!". Проблемы две, получается ну, слишком-слишком много, и я совершенно не в состоянии выкладывать такие вещи на общее обозрение.