Почему лает господин Бобиков?
«Собачье сердце» Булгакова принято считать образцовым «правым» произведением. Коммунисты беснуются, вопят о социальном расизме. Консерваторы с либералами наперебой цитируют: «Да, я не люблю пролетариат», «Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры», «разруха в головах», ну и далее по тексту — благо, книга действительно пестрит цитатами не хуже «Горя от ума».
В этом немалая заслуга Владимира Бортко — режиссёра советской экранизации 1988 года. Гениальный подбор актёров, точное попадание в авторский замысел плюс очень метко нарисованная картина русской жизни
Но Булгаков был бы не писателем, а пропагандистом, если бы создал одномерное «контрреволюционное» произведение.
Поэтому сегодня мы начнем разговор с итальянской экранизации «Собачьего сердца» 1976 года от режиссёра Альберто Латтуада.
Латтуада не раз обращался к русской классике, а «Собачье сердце» снял, когда в СССР ещё была запрещена книга. И снял совсем не то, что двенадцатью годами позже снял Бортко. И совсем не то, что видит в «Собачьем сердце» большинство современной русской дуболомной публики всех взглядов. Обитающей в двухмерном пространстве и принципиально неспособной рассматривать (я уж не говорю про «изображать») явления с разных сторон.
Во-первых, профессор Преображенский. У Бортко мы видим честного дореволюционного интеллигента, вызывающего симпатию и поданного как образец для подражания во всём. Начиная с хороших манер и заканчивая жизненной мудростью и благородством.
У Латтуада перед нами совсем другой персонаж. Это злой гений. Буржуазный Чикатило, который остервенело копошится в человеческих мозгах и яичниках, лелея в голове фантазии об улучшении человеческой породы. Это лучше всего передано в сцене операции по превращению Бобика (Латтуада дал псу интернациональную кличку) в человека. У профессора буквально руки в крови. На этом специально акцентировано внимание, крупный план окровавленных перчаток никак не хочет исчезать с экрана. И вот, под визг лобзика и омерзительное скрипение трепана, вскрывающего черепную коробку, забрызганный кровью профессор ковыряется в человеческих и собачьих внутренностях, от чего приходят в ужас добропорядочные Борменталь (врач!) и Зина, а вместе с ними зритель. Мы видим не уникальный научный эксперимент, который светило европейской науки сосредоточенно проводит в тишине собственного кабинета. Мы видим забаву хиреющего садиста-одиночки.
Это профессор Преображенский. Козлобородый кретин
Этот садист после операции лежит голый в ванне, и служанка Зина послушно трёт ему спинку (заметьте, в книге этого нет). Этот же садист носит платиновые коронки и жрёт ложками чёрную икру назло голодному пролетариату. Наконец, он же сжигает неугодные книги (самолично палит в печке переписку Энгельса с Каутским). Это прямая отсылка к нацистам, которые также, как Преображенский, сжигали книги и фантазировали об евгенике — улучшении человеческой породы.
Вот как развлекается наша псевдоучёная буржуазия.
Теперь Бобиков. Бобиков — это совсем не Шариков. Перед нами руссоистский благородный дикарь. Его поступки иногда нелепы, но всегда беззлобны, естественны, а что естественно, то не безобразно. Все его реальные беды от того, что он живёт среди недобитой буржуазии, и перенимает её гнилые предрассудки вопреки воспитательной работе Швондера. Бобиков храбр — выскочив из зала в цирке седлает коня, проделывает опасный акробатический трюк, срывает аплодисменты. Бобиков настолько естественен, что БИСЕКСУАЛЕН — целуется с товарищем Пеструхиным в кабаке в танце. Пролетариат посмеивается, но в общем публика в кабаке абсолютно гей-френдли (напомню, фильм снят в 1976 году, это как раз примерно окончательный триумф сексуальной революции и всякого make love not war в первом мире).
Бобиков. «Я московский озорной гуляка».
Вообще, сами пролетарии — это такие развесёлые и добрые ребята без особых комплексов. Через что например сцена ругани профессора на то, что «опять этажом выше жилтоварищи песни поют» оборачивается ворчанием старого импотента на распустившуюся молодёжь. Которая слушает Битлов после девяти вечера. У профессора хер не стоит, нет жены, нет друзей, жлоб. А у молодежи всё ок: вино, карты, девчонки, мальчишки, секс. «Стиляги».
Сцена в цирке. Все радуются, а Борменталь надул щёки. «Чужой на празднике жизни».
Наконец, Бобиков, будучи по развитию юношей-подростком, ищет большой и чистой любви, но никак не находит её. На вечеринке у профессора пролетариат всё же не позволяет ему публично переспать с юной Наташей (хотя она нимфоманка и красивая сочная блядь, которая сама не против), а попытка охомутать машинистку пресекается Преображенским. Причём Шариков врёт ей про свои заслуги и служебное положение вовсе не из подлости, нет: просто перед ним пример Преображенского, которому служанка Зина трёт спинку именно из-за заслуг и служебного положения. То есть, случай с машинисточкой — вина профессора и в его лице «старого мира», преисполненного грубым материализмом, продажностью женщин, неравноправием и подлостью.
Но самое главное — Бобиков искренне и безрассудно влюблён в Зину. Апогей всего этого — сцена, когда Бобиков по-собачьи целует, даже лижет ножки спящей Зине, не решаясь разбудить её. «Собачье» происхождение Бобикова оборачивается наивной и чистой юношеской любовью, поклонением прекрасной даме из низов. При этом сама прекрасная дама превращается из служанки в госпожу: служанкам ножки не целуют, а кроме того в «прошлой жизни» Зина выгуливала Бобикова на поводке, была его любимой хозяйкой. Это уже, извините, БДСМ-игры (опять сексуальная революция на марше).
В результате этого всего протагонист и антагонист у Латтуада меняются местами. В то время как профессор озабочен преступной нацистской евгеникой, Бобиков в числе своих ценностей называет триаду «электричество — правосудие — искусство» (!!!!!!!!), упрекает профессора за дружбу с сильными мира сего. И все, включая Зину и Дарью Петровну, включая самого зрителя, Бобикову симпатизируют.
Преображенский же остается в одиночестве. Причём, что важно, его не понимает даже его верный ученик Борменталь, который в фильме изображён полным идиотом, бездарностью и подхалимом. Он подлизывается к профессору из карьерных соображений. Профессор исповедуется Борменталю, анализирует свои ошибки, раскрывает душу, ищет дружеского понимания. Но до болвана Борменталя не доходят ладно бы рассуждения профессора о науке. Нет, он не в состоянии понять даже общечеловеческие принципы профессора, его жизненные проблемы. Он только услужливо наливает благодетелю вино, подносит спичку, отвешивает комплименты. Когда Преображенский называет его «будущим профессором» — расплывается в улыбке.
В результате профессор остается один на один с Бобиковым и их противостояние становится диалектическим. Не только Преображенский понимает, что создал Бобикова, но и Бобиков считает Преображенского отцом, к тому же гением. А потому — будучи ранимым и чувствительным — переживает, что тот называет его ничтожеством, существом, не считает за человека.
В конце концов, профессор переделывает Бобикова обратно в пса, и остается совсем один. У него нет ни людей, которые любят его, ни людей, которые его понимают. Но самое важное — у него нет последователей. Детей нет, Борменталь идиот, жилтоварищей и «народ» профессор высокомерно презирает. Всё. Тупик эволюции. Могила и до свидания. Старый мир уйдёт вместе с профессором.
Но и это еще не всё. Профессор проводит операцию именно в тот момент, когда Зина полюбила Бобикова. Собственно, фильм заканчивается плачущей Зиной. Там, в соседней комнате, злой гений окровавленными руками убивает её любовь, а она после операции пойдёт тереть убийце спинку в ванной. Гений позабавился, а у милой девушки на всю жизнь сердце разбито. И ждут её унижения, пока светило не издохнет, как лабораторный кролик. А это значит, вся молодость так в ванной и пройдёт.
В эпилоге Бобик, лёжа у камина, признаёт профессора гением, но размышляет в том духе, что «ещё ничего не закончено, мы ещё посмотрим, кто кого». В результате кто кого и, что самое важное, как — нам всем известно уже из реальной жизни.
Не думаю, что Булгаков закладывал в произведение подобный смысл. Скорее, увидев такую экранизацию, Михаил Афанасьевич перевернулся бы в гробу. О политических же взглядах режиссёра Латтуада я не знаю. Но если бы я был коммунистом, я бы снял «Собачье сердце» именно так.
А теперь к чему такая долгая преамбула.
Год назад тусовка Бобиковых самонареклась «креативным классом». После чего пошла драться с Шариковыми в лице ОМОНа.
Сделав это, она, во-первых, повторила социальную ошибку профессора Преображенского. Ведь он (у Булгакова, а не у Латтуада) дурак. Старый дурак.
Его оружие — интеллект, он врач, хозяин человеческих жизней. Буквально, «может вызвать к жизни новую человеческую единицу». И вот к нему приходят четверо жилтоварищей. Жилтоварищи наделены полномочиями. Что он делает? Начинает изображать герцогиню Кембриджскую: «Я вам не Айседора Дункан!», «никогда еще Воробьянинов не протягивал руки!». В результате влипает в историю, идёт против собственных принципов (по сути убивая Шарикова), восстанавливает против себя домоуправление. Которое никуда не денется и продолжит ходить с бумажками: «Просим добровольно отказаться от смотровой», «Просим добровольно переехать в общежитие», «Просим добровольно покинуть СССР», «Просим добровольно сдать валюту и с вещами на выход».
А откуда такие амбиции? Может он праведник? Святой Франциск? Нет, восстанавливает потенцию старым ловеласам в вульгарных пиджаках, пересаживает яичники обезьяны дряхлеющим профурсеткам. Конечно, это не только его доход, но и врачебная практика, опыт. Но всё же. Не брезгует. Так что мешало Швондера пригласить в кабинет на осмотр, найти грыжу и резать его вхолостую десять лет? «Лечить». Он — светило науки, к его мнению прислушиваются. Сказал бы еврейчику: «Так мол и так, голубчик, пакуйте вещи, с таким долго не живут, операция 100 червонцев». Тут бы перед лицом смерти у председателя домкома коленки бы и затряслись. И была бы у старого дурака двенадцатая комната и респект-уважуха. Скажете, это называлось бы «продаться советской власти»? Нет, это называется купить её с потрохами, а кроме того профессор и так оперировал большого чекистского начальника. А перед Швондером начал изображать оскорблённую невинность. Сидя в разрушенной империи и будучи официально «классовым врагом».
В результате Преображенский поступил благородно, но глупо, и будучи великим учёным пошёл на риск, хотя его социальная задача совсем другая: лечить больных, дарить людям жизнь, продвигать науку. А не читать морали.
Это и произошло с русской дореволюционной интеллигенцией. Часть её была «слишком хорошей», «слишком честной», и своё место в постреволюционном обществе (убогом) не понимала и не видела, справедливо загордилась. Слишком хорошо — это тоже плохо, как женщина не должна быть идеально красивой, нужна «изюминка». Изюминки не было и профессора хорошо если отъехали и уселись ностальгировать в Париже, а то и загремели в лагеря. Потому что дураки. Умные, но дураки.
И современная интеллигенция их ошибку, увы, повторяет. Сидит и проповедует: «Мы не такие, мы ждём трамвая, мы креативные, Европа, все дела». Вместо того, чтобы перехватывать у Швондеров инициативу и власть, пользуясь своим интеллектом.
Это первое.
Второе — это то, что, в отличие от Преображенского, с интеллектом есть проблемы.
Креативный класс — это не значит креативно одевшись креативно пить креативный коктейль в креативном кафе с креативном гаджетом. Такое любому Шарикову по силам. «Подите на Кузнецкий — все в лаковых».
«Креативный класс» — он же творческая интеллигенция — наделяет реальность новыми смыслами. Талантливый режиссер Латтуада (считается, что он дал путевку в жизнь Феллини, сняв с ним совместный фильм «Огни Варьете» в 1950) прочитал «Собачье сердце». Отчего-то обиделся за простого человека Шарикова. «Ах так, товарищ Булгаков? Ладно ладно. Сейчас я Вас, голубчик, так экранизирую — мокрого места не останется». И экранизировал. Превратив Бобикова в обворожительного Есенина, а всю русскую дореволюционную интеллигенцию в серийных маньяков. За полтора часа экранного времени перевернул всё с ног на голову. Талантливо. И при всём при этом с уважением и даже любовью к первоисточнику. Вот это и есть «креативный класс». Высший.
Это один и тот же человек. Бобиков от Латтуада vs Шариков от Бортко. «Так рушится привычная картина мира».
Даже на такие вещи современная русская интеллигенция принципиально неспособна. Куда там переворачивать реальность — на авансцену вылезли куплетисты и шуты с плакатами: неприятно смотреть уже на них самих, про их творчество и не говорю. Поорать дурным голосом «Всё идёт по плану» на Болотной — вот потолок. А это у нас «золотое перо России».
Так почему же лает господин Бобиков?
Кашин всю жизнь самопрезентовался Преображенским или как минимум Борменталем, а оказался Бобиковым. И вылезли такие люди с проповедями о добре, зле и правильном общественном устройстве, не имея ни «международного значения» профессора Преображенского (а у кого оно было — Горбачева, Солженицына и Сахарова — у нас втоптали в асфальт), ни художественного таланта Латтуада. В результате реальность осталась прежней, а люди получили на лоб унизительное клеймо: креаклы. К Достоевскому или Пушкину оно как-то не клеится. Даже к недавно почившему Балабанову — не клеится. А вот к столичным журналистам и дизайнерам — самое оно.
Через что реальность такова, что современный русский народ состоит из Шариковых в полиции, ОМОНе, армии и на заводах (алкоголизм, «всё поделить», хамство) и Бобиковых в университетах, офисах и ресторанах (безответственность, «новая наивность», восторженный идеализм, беспомощность, «все в лаковых»). Русских профессоров же нет ни в виде злых гениев, ни в виде честных (от слова честь) интеллигентов. Надо всеми стоит свиномордая «гебня», в один ход разделяющая эти два множества по принципу divide et impera и спокойно натравливающая их друг на друга.
Изменить же эту реальность можно разными способами в зависимости от рода деятельности. Чтоб её изменить интеллигенции, нужно не ходить на митинги и не ездить на суд к Навальному. Нужно жене сказать, что пошел на митинг. Любовнице сказать, что поехал на суд к Навальному. А самим — домой, в кабинет. Учиться, учится и учиться. А ещё молчать и слушать. «Чтобы стать хоть сколько-нибудь приемлимым членом социального общества».
May 23 2013, 16:07:13 UTC 6 years ago