Будущий царь Николай II в образе Евгения Онегина.
Розанов сказал (в статье о проекте Пушкинского дома), что творчество Пушкина настолько многогранно и всеобъемлюще, что образованному человеку можно всю жизнь читать только его произведения. Это не вызовет ни обеднения личности, ни утомления. Это действительно так, и Розанов совершенно прав, считая миры Гоголя, Лермонтова и т.д. частным развитием сегментов пушкинской вселенной.
Действительно, что такое всё творчество Тургенева как не развитие пары ироничных строф «Евгения Онегина»:
«Быть может, волею небес,
Я перестану быть поэтом,
В меня вселится новый бес,
И, Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы;
Тогда роман на старый лад
Займет веселый мой закат.
Не муки тайные злодейства
Я грозно в нем изображу,
Но просто вам перескажу
Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны
Да нравы нашей старины.
Перескажу простые речи
Отца иль дяди-старика,
Детей условленные встречи
У старых лип, у ручейка;
Несчастной ревности мученья,
Разлуку, слезы примиренья,
Поссорю вновь, и наконец
Я поведу их под венец...»
А что такое произведения Достоевского, как не развитие (вполне осознанное) тем «Медного всадника» и онегинских же строк:
«Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно…»
Но даже если все пушкинские темы «раздать» десятку великих русских писателей, многое ещё останется. Пушкин колоссален, это действительно «античность».
Опубликованный после его смерти фрагмент «В начале жизни» это осколок огромной античной статуи с навсегда утраченным общим смыслом, но всё равно являющейся совершенным произведением искусства. Для меня лично это символ культурной среды, в которой вырос Пушкин, его отношение к морализирующей христианской цивилизации как к собирательному образу матери, которой у него (в духовном смысле) не было, и символ грандиозного дуализма его личности: чувственной, впечатлительной, исключительно точной в своих эмоциях, но, одновременно, точной и в умозаключениях – быстрых, верных и беспощадных.
«Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил».
Затем кудрявый мальчик подрос и в 25 лет погладил благодетеля по головке:
«…перечел я Державина всего, и вот мое окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова). Он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии — ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает «оды», но не может выдержать и строфы. Что ж в нем: «мысли, картины и движения истинно поэтические»; читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника. Ей-богу, его гений думал по-татарски — а русской грамоты не знал за недосугом. Державин, со временем переведенный, изумит Европу, а мы из гордости народной не скажем всего, что мы знаем об нем (не говоря уж о его государственной службе). У Державина должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь. Гений его можно сравнить с гением Суворова — жаль, что наш поэт слишком часто кричал петухом…»
Всё так, и возразить нечего.
Всё, что касается чувств пушкинского мира, а также мышления «образного», русские подхватили и развили ещё дальше. Ясно, что у Пушкина не было ни глубины психологизма Достоевского, ни умения Чехова строить экзистенциальные шифрограммы из тупого и алогичного лего обыденной жизни.
Но что касается «мышления словами», то тут последующие поколения русских споткнулись сильно. «Дионисийская» сторона пушкинского мира это 5+. «Апполонийская» это 3-. В сущности, ни один русский писатель не был по-настоящему умён. Разве что Розанов, если ему простить
Пушкин, несомненно, был «философом», если под философией понимать умение называть вещи своими именами. Последующие поколения русских интеллектуалов показали, что они «не философы» до такой степени, что способны нагло и подло лгать не только другим в глаза, но и себе – в душу.
Что бы сказал Александр Сергеевич, узнав о коллизии с Пушкинским домом и прощальным стихотворением Блока?
Очевидно, во-первых, он бы правильно оценил литературное значение этого стихотворения. Оно равно нулю. Это «непустой для сердца пук» в «сине-розовом тумане», совершенно недостойный пера Блока, поэта, несомненно, выдающегося.
Что касается содержания общественной деятельности Блока, то в 1917 году он вошёл в состав «чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний европейских чиновников в России» и вскоре, на основании своей трагикомической работы в сём татарском кружке по интересам, опубликовал смехотворный «Атчот». Блок не смог закончить юридический факультет университета, никогда и нигде не работал, и не понимал, чем вообще занимаются чиновники, тем более руководители департаментов и министерств. Он не знал правил документооборота, как проводятся совещания, как отдаются и исполняются распоряжения. Сомневаюсь, чтобы он даже смог перечислить министерства Российской Империи. В международной политике Блок разбирался как слепой щенок. Тем не менее, чудак обо всём имел своё мнение и не сомневался, что управление колоссальным современным государством не требует абсолютно никакой квалификации, а находящиеся на службе люди (в значительной степени этнические немцы, французы и прочие европейцы) некомпетентны и «воруют».
Составленный Блоком азиатский пасквиль.
Кроме того, Блок почему-то решил, что в феврале 1917 года в России произошла волшебная «бескровная революция», тогда как на самом деле в это время группа диверсантов уничтожила руководство Балтийского флота. В течение двух дней были расстреляны, утоплены, сожжены заживо, забиты насмерть ломами и кувалдами несколько сот офицеров и адмиралов, командующих стратегическими дредноутами, крейсерами и эсминцами. В течение последующих ста лет об этом событии ничего неизвестно, кто руководил восстанием непонятно, все документы засекречены. После захвата Балтийского флота, фактически отрезавшего столицу даже от воинских частей, контролируемых анекдотическим «временным правительством», в течение полугода шла инсценировка «демократического процесса», а затем фронт был сдан немцам.
После этого Блок заявил, что он всегда симпатизировал немцам и рад, что немецкие части скоро будут в Петрограде. Это конечно было сказано в сердцах, но также очевидно, что до 1917 года Блок был полудезертиром и укрывался от мобилизации на фронт, используя протекцию оппозиционеров-германофилов.
Вот такой ответ Блоку из «Пушкинского дома».
И ещё. Конечно «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман» и «Байрон и мерзок не так как вы - иначе», но всему есть пределы. Зачем сто лет писать, что Блок умер от голода-астмы-гриппа-переутомления-инфарк
От сифилиса умер великий Бодлер, но во Франции никому не пришло в голову СТО ЛЕТ врать, что он умер от ангины или геморроя. И конечно никто во Франции не стал бы назначать «прОклятого поэта» секретарём комиссии по расследованию злоупотреблений кабинета министров.
Когда умер Добролюбов, Некрасов написал бездарные, но проникновенные строки о святом девственнике:
«Сознательно мирские наслажденья
Ты отвергал, ты чистоту хранил,
Ты жажде сердца не дал утоленья;
Как женщину, ты родину любил…»
Добролюбов, однако, был хамоватым зубоскалом, куражащимся над Тургеневым, а что касаемо «чистоты сердца», то этот семинарист сожительствовал с проституткой. Не хочется говорить плохое об умершем соратнике? Похвально! Так ПРОМОЛЧИ. Зачем же НАГЛО ВРАТЬ над открытой могилой, и перед лицом людей, которые всё прекрасно знают?
«Учился в здании», я считаю, прекрасная формулировка. Бинго.
А в 1910 году вся Россия хоронила совесть нации великого законника Сергея Муромцева, первого председателя Государственной Думы. Читались проникновенные речи, возлагались пышные венки, намекалось что совесть нации умерла «от царизма». А ведь Муромцев сдох на проститутке в гостиничном номере и его труп нашли без трусов. Люди же дошли до такой степени наглости, что трусы ещё и объясняли. Оказывается Муромцев в гостинице «работал с документами» (воскресным вечером), чтобы семья не отвлекала.
После открытия первой государственной Думы Муромцев заявил, что Дума не может ошибаться. Учитывая, что Муромцев был профессором права и считался крупным учёным, это означало, что реальное время начало парламентаризма в России 30-40-е годы 20 века. В 00-10-х у русских просто не было для подобного рода деятельности подготовленных кадров.
Ну, умер как гусар, «завидовать будем», только зачем тогда из «гусара» лепить нравственный авторитет и немой укор «европейским ворам»? Ты и вор, татарин. И даже хуже. Потому что просто азиат он и ворует по-азиатски: «я жулик, ничего не могу поделать». А ты воруешь с европейской миной нравственного авторитета. С сохранением лица. Которого нет. Такой человек называется шарлатан, шарлатан хуже вора. Вора видно и от него можно уберечься. Шарлатан на высокой должности может принести вред тысячам и даже миллионам людей.
Десятью годами ранее той же смертью умер президент Франции 60-летний Феликс Фор. Любовница делала ему в кабинете минет и тут случилось страшное. При похоронах европейцы соблюли приличия, но никто не рвался в могилу и не верещал о том, что распалась связь времен.
Зачем вот это-то:
«Он не был тем, что называется «добрым малым», в нём не было ни фамильярности, ни панибратства. Он был всегда трезв и целомудренно застенчив. Не кутил, не любил карт, никогда никто не слыхал от него ничего циничного, ни одного грубого выражения, ни одного хотя бы сомнительного рассказа и или грязного анекдота, так часто, почти неизбежно окрашивающих разговоры молодых людей, - так называемые «мужские разговоры». В каком бы обществе он не находился, при нём чувствовался как бы приток чистого воздуха. Он освежал сгущённую атмосферу одним своим присутствием… Основы семейной жизни особенно выявлялись у Сергея Андреевича в том его свойстве, которое я назвал бы чувством «благочестия»… Признание человеческого достоинства было непререкаемой жизненной аксиомой Сергея Андреевича. Он никогда и ни над кем не глумился... Он бывал нравственно брезглив до болезненности и тщательно скрывал столь мешавшее ему чувство под пологом холодности, принимаемой посторонними за надменность и гордость. Этой основной черте характера сопутствовала застенчивость. Нежная, тонко чувствовавшая природа его была подобна растению – мимозе. Чуть тронь – свернётся. Эта застенчивость как бы невольно застилала от него внешние впечатления и, одевая, прикрывала его самого от нескромных взглядов, затрудняя, почти прекращая жизненный обмен в известных областях отношений… Чем сложнее натура, чем интимнее недоступная наблюдению область, тем опрометчивее и злее судит пошлость, которая не прощает людям исключительным выдающихся свойств, всегда стремясь низвести недоступное пониманию к низменному уровню своему. Зато пошлость и расправилась с ним по-своему… Но Москва смела весь сор мелких чувств и суждений на пути к вечности избранника своего. Могучая, громадная волна любви народной, отдавая земле тело, подняла память об усопшем на высоту недосягаемую. Глас народа – глас Божий!» (Из сборника, посвященного памяти Муромцева.)
Не стыдно? – НЕТ!
Похороны Муромцева. Многотысячная колонна у стен Московского университета.
А откуда у русской интеллигенции начала 20 века возникла чудовищная жестокость? Интеллигентный и мягкий Андрей Белый со смехом рассказывал, как в 1905 году сидел на крыше университета с гигантской бутылью серной кислоты и ждал полицейских, чтобы им сверху кислоту на голову лить. Для него это было смешно. Какие же репрессии были со стороны отвратительных европейцев по отношению к Белому? Два раза паспорт проверили? И за это шпарить кислотой законопослушного отца семейства, простого служащего, которого начальство послало утихомирить дебоширящих (с камнями, кастетами и револьверами) леваков-студентов?
Когда в Москве взорвали великого князя Сергия, а его жена, обезумевшая от горя, ползала по мостовой, и собирала останки, расслабленных от хохота профессоров водили по университетским коридорам под руки, они обмочились от юмора: «Господа, великий князь, наконец, пораскинул мозгами!»
Вот за это вам, татарским гадинам, вашим детям и внукам горб история и подарила: носите, заслужили. Ковыляйте, нравственные калеки, по Каляевской улице к светлому будущему. К убийце Каляеву в тюрьму пришла вдова Сергия, великая княгиня Елизавета и сказала, что она его прощает, ибо он не ведает, что сотворил. Уголовник сначала испугался, чего-то мычал про боженьку, а потом стал биться головой об стену: «Развели как фраера, провокация русских» (Каляев был поляком).
Николай II – Евгений и Елизавета – Татьяна играют заключительную сцену «Евгения Онегина». Елизавета выучила русский язык и через 6 лет говорила на нём без акцента. Она очень радовалась, что сыграла Татьяну и называла Николая «милым Онегиным».
Потом её и Николая убили, убили и их семьи. Клеветали сто лет. А Николай и Елизавета в результате стали святыми. Вот такие чудеса. Только понять, что к чему, глупым и жестоким соотечественникам потребовалось столетие. И этих людей нет. Будут ли ещё в русской истории – большой вопрос.
Десять новомучеников 20 века на стене Вестминстерского собора. Четвёртая слева Елизавета Федоровна, жена Сергия и сестра последней русской императрицы, - рядом с Матрином Лютером Кингом. Русские из 1905 года сложили руки рупором и подсказывают исправление ошибки: «Каляев, Каляева надо!» Ведь боролся за демократию, и кому как не просвещённым европейцам понять нравственный подвиг верующего христианина и мученика Каляева. Тем более в конституционной Англии. Цэ Европа! Но не слышат великих русских демократов и мучеников в 21 веке. «Нет правды на земле».
Всё это сейчас ясно многим, через некоторое время будет ясно всем. Но это же было ясно Пушкину 200 лет назад. Однако пушкинское понимание от поколения к поколению не передавалось, а наоборот гасло. Глаза заволакивало плёнкой азиатского безумия, начиналось меречение, хороводы.
Из великих русских писателей только Пушкин писал для детей (баптистские экзерсисы Толстого не в счёт). Своими сказками он дал образцы детской литературы, на которых воспитывались поколения. В 40-50-х годах Пушкин, вероятно, превратился бы в русского Гримма. Это удивительно нормальное развитие писательского дара, совпадающее с отцовством. Уже Гоголь потерял это ощущение детскости. Невозможно представить себе ребенка, читающего гоголевские тексты не тайком из папиного книжного шкафа и не по школьному принуждению, а среди бела дня и добровольно. Дальше - больше.
Детская литература занимательна и дидактична, у детского писателя должно быть простое рациональное мышление. (Вот почему ужасна английская детская литература – литература взрослых писателей-неудачников, живущих в литературно неудачной стране, и стремящихся хотя бы за счёт детей стать писателями преуспевающими и живущими в литературно преуспевающей же, - благодаря им и неразумным детям-читателям, - Англии.)
Поскольку с «простым рациональным мышлением» у соотечественников Александра Сергеевича получалось не очень, - и чем дальше, тем больше, - пушкинские сказки, весёлые и ЗАБАВНЫЕ (удивительно точное слово), воспринимались ВЗРОСЛЫМИ удивительно уныло.
А в случае с «Коньком-Горбунком» так и совсем никак – до сих пор считается, что эта пушкинская мистификация, обусловленная цензурными претензиями царя, принадлежит некоему «Ершову». (Кто это?)
Пушкинская «Сказка о золотом петушке» это волшебная, в чём-то ироничная (но отнюдь не в степени «иероико-комической») история – переложение шутливой «Легенды об арабском звездочёте» Ирвинга, в отличие от «Петушка» излишне запутанной и растянутой.
Русские сто лет морщили циклопический лоб, силясь понять, что же тут хотел сказать Пушкин. А что хотел, то и сказал – это забавная сказка для детей и их родителей (как и положено литературному блокбастеру). Милая глуповатая история, написанная для глуповатых (маленьких) читателей, показалась русским грандиозным и непонятным Мифом. Римский-Корсаков через 75 лет написал оперу, где пушкинскую Загадку разгадал. Оказывается это была сатира на монархию и Романовых. «Понял».
В советское время оглупление достигло степени предельной. В 1969 году в примечаниях к собранию сочинений советские литературоведы писали:
«В «Сказке о царе Салтане» Пушкин использовал народный образ идеального, счастливого морского государства. На острове, где княжит Гвидон, «все богаты, изоб нет, везде палаты», чудесная белочка своими золотыми скорлупками и изумрудными ядрами создает богатство острова, надежная волшебная охрана, тридцать три богатыря, выходящие из моря, охраняют его от внешних врагов. У Пушкина, как в народном творчестве (на что указал М.Горький в докладе на Первом съезде писателей), чудеса, волшебные предметы и действия выражают мечту народа об овладении природой для счастливой жизни».
То есть, фактически, «коммунизЬм». Белка она как?
«Золотой грызет орех,
Изумрудец вынимает,
А скорлупку собирает,
кучки равные кладет
И с присвисточкой поёт
При честном при всем народе:
«Во саду ли, в огороде»».
Хозяйственный князь пустил полезную белку в дело (как советская власть – Пушкина):
«Князь для белочки потом
Выстроил хрустальный дом,
Караул к нему приставил
И при том дьякА заставил
Строгий счёт орехам весть.
Князю прибыль, белке честь».
«Социализм это учёт и контроль». Хозяйственные руководители везучего острова
«Из скорлупок льют монету
Да пускают в ход по свету»
Степень экономической проработки модели общенародного просперити тут приближается к идеям Маркса и Энгельса. Дело, как это обычно у немцев, за малым – где белку взять. А Пушкин предвидел.
Знаменитый памятник Опекушина – первый литературный памятник, поставленный в России, изображал Пушкина стоящим в задумчивой позе перед Страстным монастырём. Поза выражала не то чтобы смирение, но явное видение открывающейся перспективы. Что придавало одинокой фигуре масштаб. Потом монастырь изуродовали, заодно разрушили и большинство скульптур Опекушина. Самого скульптора ограбили и вместе с семьёй выгнали из дома побираться по людям.
В своё время я долго не мог понять – а чего советские, говоря о Пушкине, сюсюкают и улыбаются. Это человек страшный уже огромным размером того, что он создал, многие его произведения достигают степени предсмертного прозрения и реквиема. А потом догадался – они считают Пушкина детским поэтом. Не только потому, что ничего кроме его сказок не читали, но и потому что основной корпус пушкинских произведений понять не в состоянии.
Весьма вероятно, что именно благодаря «сказкам» Пушкин не выпал в СССР из обоймы действительно читаемых русских писателей. Ведь советская культура, будучи антиподом культуры русской, не только достигла степени детского миропонимания, но восполнила формальные недостатки культуры дореволюционной. Там где был плюс, появился минус. Но там где изначально были минусы, появились плюсы. Например, в СССР возникла массовая детская литература. 9/10 детский книг русских это книги советского периода.
Полнота пушкинского мира позволила ему существовать в советском мире - в её сегменте детской литературы.
Этого показалось мало: напротив памятника повесили гигантское зеркало, чтобы Пушкин любовался на свою «революционную лирику». Затем монастырь разрушили до основания, Пушкина на всякий случай развернули к историческому месту спиной, и, наконец, на месте разрушенного монастыря построили кинотеатр «Россия» (Россия – это кинотеатр.). Всё переломали – а Пушкина тронуть не посмели. Хотя видно, что свербило очень.
Есть этому и другое объяснение: Пушкин удивительно жив.
Его переписка, сохраненная только во фрагментах, умещается в два небольших тома, но там есть всё: ум, искренность, простодушие, хитрость, грубость, философская глубина, наивность, лесть, государственный канцелярит, эзопов язык, сплетни, практицизм, безалаберность, коварство и прозорливость. Поэтому читать можно всем, каждый найдет что-то своё. Отсюда очень ясное у всех, соприкасающихся с пушкинским словом, чувство пушкинской Личности, живого человека, непосредственного в своих переживаниях и в своих мыслях. Очень быстро к Пушкину «привыкаешь», возникает ощущение, что с этим человеком вы общались лично и появляется желание с Пушкиным встретиться. А потом Пушкина, своё понимание его личности, защитить от других. У каждого из нас свой Пушкин.
Полнота пушкинского мира превращает его личность в камертон русской культуры. Попросите человека пять минут поговорить о Пушкине, и вы узнаете об этом человеке ВСЁ. Уровень образования, характер, темперамент, национальность, мечты и сны, то, что он о себе скрывает, и то, что о себе не знает, что он врёт, в чём его сильные стороны и где слабости, да и просто - хороший человек или нет. С первого предложения это визитная карточка, а дальше - самая подробная самохарактеристика.
И конечно невозможно себе даже помыслить культурного русского, относящегося к Пушкину плохо. Набоков терпеть не мог Достоевского, Достоевский - Тургенева, Тургенев - Толстого. Это нормально. Но чтобы русскому не любить Пушкина… Это надо быть Писаревым или подростком (что, в общем, одно и то же). Проблема подростка в том, что он не любит себя.
Есенин со своей компанией в Царском Селе. Думаю, Александр Сергеевич не против. Кутнуть по молодости он любил, а от крестьянина-поэта был бы, конечно, в восторге.
Однако вернемся к самохарактеристике. Когда я начал писать (а было это лет 30 назад), меня сразу поразила возможность определения личности через диалог. Оказалось, что объём художественного текста превосходит простое изложение на порядок. Не надо ничего писать о человеке, достаточно написать, как он отвечает:
- Здравствуйте, добрый день!
- Завали пасть, урод!
Вот и всё. Показан уровень культуры, время действия, социальная принадлежность. И самое удивительное, что художественный текст и не нужно выдумывать, всё это существует в реальности. Человек о себе скажет всё сам. Надо только немного помочь.
В 2014 году одна из газет провела опрос о значении Пушкина в русской культуре.
Лауреат нобелевской премии по физике Жорес Алфёров ответил:
«Я обожаю у Пушкина и прозу, и стихи. Лирика у него вся целиком потрясающая. Но абсолютная классика — это «Евгений Онегин», настоящая энциклопедия русской жизни, актуальная и в наши дни».
Дальше шло ещё несколько абзацев, но их не нужно. Первые три предложения – абсолютный и безнадёжный приговор: словарный запас, культурный потолок, степень социальной сервильности. «Умному достаточно».
На этот же вопрос ответил Эдуард Лимонов. Опять несколько первых предложений и перед нами маленький литературный шедевр:
«Приговор мой будет звучать резко: ленивый, не очень любопытный, модный для своего времени Пушкин никак не тянет на нашего национального гения. Почему ленивый? Ну, съездил в Молдавию, к Раевскому на Кавказ, в Арзрум — и всё! За 37 лет. А ведь в его время были настоящие бродяги и авантюристы! Один Фёдор Толстой-Американец чего стоит!»
Невозможно представить, что человек написал всё это САМ, что это не художественный вымысел.
«Не тянет на гения», Молдавия вместо Бессарабии, ссылка названа «поездкой», Крым, Одесса, Поволжье забыты. Лимонов не знает, что Пушкин был егозой и довёл присматривающего за ним Бенкендорфа до умоисступления: «Месье Пушкин, вы всегда в пути!». Лимонов не понимает, что простое курсирование Пушкина между Москвой и Петербургом по обстоятельствам того времени это постоянные перелёты «Нью-Йорк – Мельбурн» помноженные на три. Лимонов не знает, что Пушкин всю жизнь рвался за границу, и его туда не выпускали по политическим причинам, что Толстой-Американец видел в Пушкине родственную душу и, например, по просьбе Александра Сергеевича вел переговоры о его браке с Гончаровой (степень доверия близкого друга).
Лимонов не знает знаменитой фразы Пушкина обращённой к своему доброму народу: «Мы ленивы и не любопытны», звучащей в контексте и в его устах конечно как «ВЫ ленивы и нелюбопытны». Сам Пушкин был в высшей степени трудолюбив и любознателен - на уровне взрыва.
А главное, Лимонов, кроме всего прочего, считающий себя поэтом (!), не знаком с пушкинскими стихами. А ведь Пушкин, мир, в котором родился и вырос Лимонов, описал одним стихотворением. ЦЕЛИКОМ.
«Не дай мне бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
Не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.
И я б заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса;
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку как зверька
Дразнить тебя придут.
А ночью слышать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров —
А крик товарищей моих,
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков».
Это и есть история России в 20 веке.
«Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек,
Я другой такой станы не знаю,
Где так вольно дышит человек».
(Кликабельно.)
Трижды герой мира Глеб Яковлевич/Абрамович Мельников/Дубинин использовал для изготовления «окончательной бумаги, брони» фотографию фельдмаршала Монтгомери Аламейнского.
(Кликабельно.)
Однако историю взаимоотношений Пушкина с миром советских детей я хочу завершить на оптимистической ноте.
В среде советской интеллигенции жил-был булгаковский персонаж
Но этому помешало одно небольшое обстоятельство. Молодой человек при самых неблагоприятных социально-генетических данных решил посвятить себя изучению пушкинского наследия. Всерьёз. И стал личностью. Его работы интересно читать. Я читал немного, но то, что читал, мне показалось интересным и важным. Я например узнал, что последняя строфа «Во глубине сибирских руд»:
«Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут».
означает не социальную революцию, а прощение декабристов и возвращение им дворянства (на церемонии гражданской казни у декабристов-офицеров ломали шпаги). В общем, очевидно же, но инерция школьной интерпретации мешала посмотреть трезвым взглядом.
Непомнящий дал интерпретацию «Евгения Онегина» как назидательного нравоучения, где главный герой – отрицательный персонаж, получающий возмездие за душевную чёрствость. Эта концепция представляется мне глубоко ошибочной, но она умна, доказательна и её интересно оспаривать. Это достойный уровень диалога, характеризующей её автора с самой лучшей стороны. Благодаря Пушкину Непомнящий стал культурным и умным человеком. САМ, без чьей-либо помощи.
На этом позволю себе остановиться. Вероятно, я сказал о Пушкине слишком много, выйдя за школьный лимит («что НЕОБХОДИМО знать»). Но мне лично кажется, что я не сказал ещё очень многого. Например, о прорисовке Пушкиным первых контуров русского индивидуального сознания, ещё аморфного и расплывчатого. Я не написал о важной для Пушкина и всей последующей русской культуры проблеме сочетания романтизма и реализма. На этом и ещё многом я постараюсь остановиться в разделах, посвящённых творчеству других писателей – например, Лермонтова.
Любое исследование о Пушкине всегда будет неполным, и всегда будет заканчиваться на полуслове. Пушкинский мир совершенен.
Удивительно, я специально спрашивал многих образованных людей, даже филологов, чем заканчивается «Евгений Онегин». Какие там последние строчки. И никто не мог вспомнить. Фабулу, сюжет, общий финал, конечно, все знали, многое могли процитировать.
Но чем заканчивается поэма?
«Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим».
Со своим романом Пушкин, собственно, «мудрил», не знал, что делать. У него не было заранее замысла, это был блеф. «На авось». Имитация романной формы, тогда в России не существующей. Он писал рывками, и в разное время своей быстро изменяющейся жизни. Получилось буриме, кое-как оконченное. Это имитация действия, поворотов сюжетной линии, привела к странному искусственному миру: пространству романа и, шире, – пространству русской литературы, русской души. Не совсем настоящей в своём целомудрии, иначе называемом юродством, обаянием, актёрством и артистизмом. Русская судьба распадается на главы романа. А поскольку это роман в стихах, то эти главы связаны весьма произвольно. Здесь инерция потока жизни заменяет внутреннее единство. Русский в 20 и 25 лет также мало связан сам с собой, как в 10 лет и 15. Татьяна другая. И Онегин другой. И Пушкин. А пожалуй, и милый русский читатель. И этот калейдоскоп имеет естественный «трагический поворот» - просто потому, что жизнь вращается, и с ней вращается и судьба людей, подчиняющаяся естественным законам разрушения и смерти. А поскольку стеклышки в калейдоскопе не связаны друг с другом, то это изменение имеет зловещую и злорадную повторяемость: безответная любовь Татьяны и безответная любовь Онегина; могила отца и могила сына Ленского; вещий сон Татьяны и вещий бред Онегина; дуэль Ленского и дуэль Пушкина. Недописанный конец его романа и конец его оборванной им же жизни. Здесь недостатки, «грамматические ошибки» «Онегина» оборачиваются грамматическими ошибками русской жизни. Оборачиваются русской судьбой. Чеховской безлепицей русской жизни. Русским счастьем, которое всегда так близко, так возможно, и которого нет. И не будет уже никогда.
Эти строки я написал много-много лет назад. Как и большую часть публикуемых заметок о Пушкине. Прошёл 21 год, сейчас, надеюсь, это будет кому-то интересно. Когда Муромцеву дали градус, то сообщили библейский пароль: «Сторож, близок ли рассвет? – Ещё темно, но утро близко!». Несчастный стал ходить по коридорам и биться лбом об стены: «Сторож, близок ли рассвет?». И сам себе отвечал: «Ещё темно, но утро близко!» Оказалось «близко» это сто лет. Историю не обманешь. Как говорят немцы: «Каждому овощу своё время».
Латона и её дети: Солнце (Аполлон) и Луна (Артемида)
«И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Всё — мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры —
Все наводило сладкий некий страх
Мне на сердце; и слезы вдохновенья,
При виде их, рождались на глазах».
