Шабаш

Началось всё с распространившихся во Франции летом 1321 AD слухов о заговоре прокажённых, которые отравляют воду в реках и колодцах.

Затем возникла идея, что прокажённых спровоцировали евреи, которые, в свою очередь, действовали по наущению мусульманских правителей Гренады и Туниса.

Прокаженные были подвергнуты сегрегации, евреи — высланы.

Так впервые в истории ancient Европы уже существовавшая ранее идея внутреннего врага, приспешника и орудия врага внешнего, нашла свое реальное воплощение в конкретных репрессиях.

Говорят, что за несколько месяцев до раскрытия мнимого заговора  консулы сенешальства Каркасона писали королю Франции Филиппу V о желательности изоляции прокаженных и высылки евреев.

И вот в 1347 AD, во время великой эпидемии чумы, в Каркасоне снова возникает обвинение по образцу 1321 AD.

На этот раз в отравлении вод и распространении заразы были виноваты, по официальной версии, только евреи.

В Дофине и поселениях, расположенных по берегам Женевского озера, начинаются преследования еврейских общин.

  Несколько десятилетий спустя, в 1409 AD, в том же районе, включающем Дофине и поселения вокруг Женевского озера, инквизиция обвиняет группы евреев и христиан в совместном отправлении обрядов, которые противоречили верованиям и тех и других.

Возможно, что этот загадочный намек подразумевал именно дьявольский шабаш, представление о котором начинает приобретать вполне конкретные формы в трактате “Formicarius”, написанном доминиканским монахом Иоганном Нидером в 1437 AD во время Базельского собора.

Для написания трактата Нидер пользуется сведениями о судах над колдунами, полученными им от эвианского инквизитора и бернского судьи.

На основании этих сведений он утверждает, что приблизительно за 60 лет до того появился новый вид колдовства — возникла настоящая секта с обрядами поклонения дьяволу и осквернения креста и святых таинств.

Эта дата находит “подтверждение” по другую сторону Альп: в начале Cinquecento доминиканский инквизитор Бернардо да Комо пишет, что, согласно документам судебных процессов, сохранившимся в архиве местной инквизиции, секта ведьм возникла около 150 лет назад

Вероятно в Западных Альпах образ шабаша складывается примерно к середине Trecento, т. е. на 50 лет раньше  чем в других местах.

Вырисовывается следующая последовательность: прокаженные/евреи — евреи/ведьмы — ведьмы.

Возникновение образа колдовской секты, накладывающегося на образы отдельных чародеев и ведьм, но не вытесняющего их, можно рассматривать как главу в истории сегрегации и изгнания маргинальных групп, что начиная с Trecento становится характерным для осевой Европы.

Это была идея, которую ожидала большая будущность.

Итак, вначале речь идет о целенаправленном политическом действии, т. е. заговоре (как и в 1321 AD).

Эта идея быстро нашла широкий отклик в народных массах.

Со временем идея трансформировалась. Хотя представление о существовании группы врагов, составляющих тайные заговоры, постепенно укоренилось во всех слоях населения, оно обратилось, однако, на совершенно неожиданные объекты.

Невроз, вызванный великими эпидемиями чумы, до крайности обострила поиски искупительной жертвы, которая могла бы дать выход страхам, ненависти и напряжению, скопившимся в низах.

Ночные сборища ведьм и колдунов, слетавшихся из отдалённых мест, чтобы творить свои дьявольские злодейства, воплощали образ организованного и вездесущего врага, наделенного нечеловеческой властью.

  Говорят, что ведьмы и колдуны слетались на шабаш верхом на животных или принимая облик животных.

Эти два элемента (полёт и превращение) отсутствуют в прежнем стереотипе — представлении о секте отравителей — и впервые упоминаются лишь в 1428 AD в ходе двух больших процессов над колдунами в Сьоне (кантон Вале) и в Тоди .

Ключ к пониманию этих представлений дают  некоторые народные верования, существовавшие ещё до складывания образа шабаша, но связанные с ним рядом общих черт.

  Больше всего сведений в этой области имели о фриульских benandanti .

Benandanti — буквально “благоидущие”.Так в этой провинции Северной Италии называли “добрых колдунов”

Эти люди, обвиненные в 1570 AD местными властями, рассказывали инквизиторам, что при смене времён года они впадали как бы в летаргию.

Одни из них (обычно мужчины) говорили, что во сне они сами (или их дух), вооружившись ветками укропа, отправлялись сражаться в дальние поля с ведьмами и злыми колдунами, вооруженными, в свою очередь, стеблями сорго.

Эти воображаемые сражения велись из-за плодородия земель (началась внутренняя колонизация Аппенинского полуострова).

Другие (главным образом женщины) уверяли, что во сне они (или их дух) присутствует на шествиях мертвецов.

Свои необычайные способности все они приписывали тому, что родились в сорочке.

Растерявшись вначале, инквизиторы постарались затем добиться у benandanti признание в том, что они-то и есть колдуны, участвующие в дьявольском шабаше.

Рассказы benandanti начинают постепенно запутываться и изменяться и в конце концов воспроизводят (процесс этих изменений занял, однако, более 50 лет) образ шабаша, которого ранее в процессах фриульской инквизиции нет.

Реакция инквизиторов вполне понятна: ночным путешествиям benandanti  предшествовало летаргическое состояние, когда их дух покидал их как бы умершее тело и отправлялся в путь в виде какого-либо живого существа (мыши или мотылька) или верхом на животном (зайце, собаке, свинье etc.).

Как тут было не подумать о превращении в животных, которое приписывалось ведьмам, собирающимся на шабаш?

Если же взглянуть на вопрос о другой, не инквизиторской, точки зрения (Карло Гинзбург “Ночные сражения” ), то в обоих случаях — как с ведьмами, так и с benandanti — есть стремление к достижению экстатического состояния, “которое было следствием применения снотворных средств или вызывалось каталептическими припадками неизвестного происхождения…. объяснялось тем, что в нем видели средство попасть в таинственный и недоступный обычно мир мертвых и духов, без устали блуждающих по земле”.

На  взгляд Карло Гинзбурга, именно в этом заключается глубокое единство обеих версий мифа benandanti: сельскохозяйственной и загробной.

В компаниях колдунов, угрожающих плодородию полей, видится древний образ неумиротворенных мертвецов; тому же образу, но подвергавшемуся уже частичной христианизации, соответствуют процессии мертвецов (они напоминают души чистилища).

В том и в другом случае benandanti, как мужчины, так и женщины, выступают в роли профессиональных посредников между общиной и миром мертвых.

“…экстатические состояния, путешествия в загробный мир верхом или в виде животных. . . для спасения посевов или обеспечения плодородия полей, участие в процессах мертвецов, дающее benandanti пророческий дар, — все это составные части единой картины, непосредственно напоминающей шаманские культы…”

В случае  benandanti, участвующий во сне в процессиях мертвецов, сразу бросается в глаза сходство или даже родственная связь:

• с одной стороны, с рассказами, имеющими отношение к мифу о “диком воинстве” (Wütendes Heer, Wilde Jagd etc.), то есть о войске мертвецов, обычно возглавляемым каким-либо мужским божеством: Херлекином, Одином, Иродом, Артуром etc.
• с другой стороны, со свидетельствами (особенно в знаменитом “Саnon Episcopi”) о женщинах, которым виделось, будто они ночью летают верхом на животных в свите Дианы (“paganorum dea”) или иных женских божеств (Хольда, Перхта, Иродиада и etc.)

Сведений на эту тему довольно много, они имеют в основном франко-германское происхождение, а также распространены в долине реки По.

Карло Гинзбург, считает, что рядом с benandanti можно поставить;

• далматинских kersniki
• балканских zdunači
• венгерских taltos
• корсиканских mazzeri
• осетинских burkudzäutä
• прибалтийских оборотней
• лапландских noai'di
• сибирских шаманов

  Что жe между ними общего?

      Прежде всего, конечно, то, что они являются посредниками между миром живых и миром мертвых, в который они проникают благодаря летаргическому состоянию или экстазу.

Вероятно, шабаш  образовался в результате слияния двух разных образов.

• Первый, выработанный ученой культурой (судьями, инквизиторами, демонологами), исходил из веры в существование враждебной секты, действующей по наущению дьявола, вступление в которую предварялось осквернением креста и святых таинств.
• Второй образ, уходящий корнями в фольклорную культуру, основывался на вере в необыкновенные способности определенных людей, мужчин или женщин, которые в состоянии экстаза, часто в обличий животных или верхом на животных отправлялись в мир мертвых, чтобы обеспечить благополучие своей общины.

Второй стереотип был бесконечно более древним, чем первый, и получил неизмеримо большее распространение.

В Западных Альпах оба эти образа закрепились вскоре после 1350 AD.

Весьма вероятно, слиянию этих двух столь различных культурных структур способствовало наличие в тот же самый период в этом районе вальденских еретических групп.

Первоначальные учения этих групп давно уже смешались с местными фольклорными традициями или с дуалистическими верованиями типа учения катаров, происходящими из Восточной и Центральной Европы, которые могли быть истолкованы как культ поклонения дьяволу .

Помимо  судей и демонологов, внесли свою лепту и проповедники, в особенности Сан-Бернардино да Сиена.

Поначалу его проповеди о “порче. . . ведьмах. . . и колдовстве” вызвали в Риме определённое замешательство.

“Слушая меня, — вспоминал Сан-Бернардино, — они решили, что я брежу”.

Citato loco:

Карло Гинзбург  “Образ шабаша ведьм и его истоки “

Nexus:

• HEXEN  - охота на ведьм

• Сила закона