l'Époque moderne antérieure : Металлургия

Прежде всего, “технологический фронт” один и охватывает всё целиком.

Изолированное открытие в котором всё слишком задано, всё слишком задано, остаётся в бездействии до лучших времён.

Без расточного станка Уилкинсона конденсатор Уатта неосуществим из-за недостаточной герметичности между поршнем и цилиндром.

Подобные примеры можно найти в текстильном ремесле, ткачестве etc.

Или взять металлургию: здесь необходимы металлы в чистом виде –железо, затем сталь. Одна из первых маленьких индустриальных революция, возможно, была блокирована в Quatrocento -Cinquecento нехваткой железа.

Механика начала Settecento – это механика деревянная, непрочная, громоздкая, с большой силой трения.

Металл позволяет производить болты, шестерни, зубчатые передачи, спрос на которые всё растёт.

Индустриальная механика становится первой отраслью технологии, работающей на науку (мехмат и геометрия); и, конечно же увлекает за собой все остальные.

Трудности, которые должны были преодолеть создатели вакуумного двигателя и первых производственных машин, заставили их осознать, что только выработав теорию машиностроения, которой в те времена не существовало, они могут прийти к универсальным техническим решениям.

Само понятие двигателей было ещё крайне расплывчато. Искусство их изобретения, конструирования и усовершенствования было именно искусством, в истинном смысле слова, проникнутое духом эмпиризма.

Именно с рубежных 80—х AD Settecento, с 1780 по 1820 AD, начинает формироваться научная теория научного машиностроения, которая нисколько не уменьшает ценности тех, кто творит своими руками.

Производство так или иначе следует за спросом. Надо ли напоминать, что первые рельсы были из дерева, затем из дерева обитого металлом, затем из чугуна, прежде чем стать стальными?

Итак, наблюдение за историей внедрением железа – это наблюдение за историей развития не только техноценоза, но и социосистемы в целом.

Все движения экономической жизни постигаются через исключительный случай металлургии: она всё обобщает и всё предвещает.

Металлургия – третий индустриальный (вторичный) сектор Европы предмодерна после строительства и текстильного производства . Металлургия, отрасль второго плана, значительно отстававшая в предмодерн, с точки зрения создаваемых стоимостей, от текстильного производства . И основной сдвиг, однако, произведёт не она.

Хотя она была первой отраслью, пришедшей в движение с самого начала Settecento, ей ещё недоставало веса, чтобы сыграть роль пускового механизма.

В Settecento в Европе существовало три крупных центра железной металлургии:

• русская уральская металлургия, которая брала массой и дешевизной на внешних рынках
• шведская, выигрывавшая за счёт качества продукции
• английская – благодаря революционным, устремлённым в будущее методам

“Европа нам второе Отечество”

Ф.М.Достоевский

Когда технология доменного производства на древесном угле окончательно исчерпала себя в районе Льежа, Средней Германии и Англии по причине оскудения лесов, центр металлургического производства переместился в резервные “пограничные” зоны : в Скандинавию и, наконец, на Урал.

Железоделательная промышленность России дала Европе возможность благополучно пережить стадию “технологической беременности”, обеспечив ценой консервации собственной архаики необходимый резерв времени для прорыва английского доменного производства на коксе.

Импортное железо уже начало составлять около 60% потребления в Англии.

Между первыми попытками получить металл с помощью ископаемого угля, ставшей дешёвой заменой древесного угля (первая половина Cinquecento), и успешными опытами Дарби (1678 –1711 AD) проходит полтора века; ещё 50 лет –на усовершенствование и внедрение. Революционным был  эмпирический натиск лишь в Англии, в 80-е AD Settecento.

География металлургии железа в Seicento обрисовывается довольно чётко. Железо в общем связано с деревом, а значит, с масштабами лесов, следовательно, очень приблизительно находится в негативном соотношении с плотностью населения.

Металлургия имела два полюса в Европе Seicento: полюс технического прогресса вокруг Льежа и Средней Германии и полюс балтийского массового производства: шведского и прибалтийского, подкреплённого и заменённого в Settecento Уралом с его огромными лесами.

Вплоть до конца Settecento Балтика была самым крупным производителем и, более того, главным экспортёром железа и железных изделий.

То же самое относительно меди, главным поставщиком которой была Швеция.

Кроме того Seicento в области металлургии находился на острие крупных технических перемен.

В той мере, в которой распространение техники и эстафета лидера в сфере инноваций переходит от Северной Италии, использовавшей фундаментальные технические изобретения немецкого Quatrocento, к Голландии, Seicento выводит технику в экономику.

С одной стороны, методы добычи руды, значительно усовершенствованные в Cinquecento –Seicento в Германии и Льеже, распространяются от этого географического сектора высокой добычи. Трудно переоценить вклад Bergbuchlein, маленьких учебников металлургического мастерства, а тем более пользу распространения по миру эмиграции немецких инженеров.

Металлургическое дело можно резюмировать двумя словами: мехи и доменные печи.

Quatrocento алхимиков научил делать огонь. С тех пор размеры мехов не переставали увеличиваться.

Есть разногласия насчёт момента появления гидравлических мехов, конец Trecento –начало Quatrocento. Как бы то ни было. техника распространялась, улучшалась в Cinquecento –Seicento, медленно преодолевая раздроблённость экономического пространства.

Прогресс мехов подтолкнул к соответствующему увеличению печей для выплавки металлов. Произошёл переход от нагревательной печи (stukofen), домницы каталонских кузен –она ещё сохранилась во Франции Ottocento, к классической доменной печи (flussofen) и вскоре к печам в 4- 5 метров высотой.

Родилась домна; она набирает высоту в Seicento. Исходный пункт: район Льежа и Нидерланды. Распространившись по всей Европе в Cinquecento, она регион за регионом. вытесняла старинные технологии, которые продолжали существовать наравне с ней.

Тем более, что доменная печь давала не только преимущества. Она предполагала большое – в масштабах современного мира – единство производства, значительные месторождения и, главное, крупные запасы леса.

Вокруг печи лес быстро исчезал, и раньше, чем печь выходила из строя, её рентабельность уменьшалась за счёт всё более трудной транспортировки древесины.

В Англии к концу Seicento все эти трудности приобрели очертание национальной катастрофы и масштабы вызова.

Кроме того, доменная печь, в отличии от домниц, даёт более углеродистое железо. Преимущества очевидное : понижение точки плавления, а значит, и разлива.

Появился новый продукт –чугун, использование которого по началу было весьма ограниченным; и восстановление ковкого, почти единственно использовавшегося железа поставило весьма деликатные проблемы.

Seicento –Settecento бесконечно бьются над проблемой чугуна. Никакого совершенного решения не было найдено до Ottocento, до пудлингования и, главное, до конвертера Бессемера.

Последняя трудность: чугун пригодный к переделу (единственный практически применявшийся), означал исключение части использовавшейся до этого руды, в частности столь распространённых в континентальной северо –западной Европе фосфорсодержащих руд.

Бедность и богатство руд вкупе с размерами лесов объясняет подъём балтийской, особенно шведской, чёрной металлургии в Seicento.

Словом металлургия в Seicento переживала стадию технологического вызревания.

Она доказала относительную пластичность, она столкнулась с рядом технических проблем и естественных препятствий.

До самой середины Settecento промышленность не испытывала недостатка в энергии.

Вполне хватало воды вкупе с мускульной силой человек и животных и с помощью ветра (мощные ветряные мельницы с вертлюговой крышей датируются концом Cinquecento).

Рядом с шахтой (с её затоплениями, с её насосами, а с конца Seicento и огневыми насосами ), а значит, в тесной связи с металлургией, родилась паровая машина, символ новой эры (опасные машины Савари и Ньюкомена с низкой отдачей).

Предыстория паровой машины покрыта мраком, но настоящая паровая машина, которая изменит лицо мира, ещё впереди . Она будет связана с потребностями уже не только шахты, но и мануфактур.

Главное проистекало от разрыва между потреблением и производством.

Зоны самого высокого потребления –Англия, Голландия, Франция –были к тому же наиболее многонаселёнными, а значит, проблема нехватки леса душила их сильнее всего.

В конце концов подобная ситуация стала нетерпимой.

 Без сомнения здесь победа давалась особенно тяжело.

Правда, тут же нашлись и географические лазейки и ресурсы. Железо в промежутке с 1680 по 1760 AD было продукцией отдалённых лесных первопроходческих рубежей.

На Востоке экономическое навёрстывание зависит от государственной мощи; это приводит к серьёзным изменениям в области средств производства, не сильно затрагивающим  при этом сферу производственных отношений.

Дело в том, что недоставало средств, чтобы покусится на старую экономическую структуру.

На самом деле у просвещённого монарха нет выбора.

Стоит только внимательно, холодным взглядом посмотреть вокруг, чтобы увидеть, что в назидание миру шведы должны быть повержены.

Показательная победа над могущественным соседом, контролирующим Балтику (mare balticum, mare nostrum)  – это программа минимум.

Какими средствами? Асимметричной войной.

  Ничего нового. Сделать нечто лучшее можно только за счёт того, что кому-то станет хуже. То есть зло и добро бессмысленно искоренять, есть смысл их просто перераспределить.

Надо противопоставить силу слабого слабости сильного.

То есть все сводится к поэзии поступка, гармонической и стилистической организации того пространства, до которого дотянешься

Швеция способствовало оттеснению России в первой половине Seicento, но это в перспективе не пошло ей на пользу.

В балтийской бреши, образовавшейся после оттеснения России, датчане, поляки, шведы пытались взять под контроль выход из великого экономического пространства, восполняющего хлебный дефицит Средиземноморья.

В 1617 AD Столбовский мир отнял у русских Эстонию и Ингрию, Рига была взята поляками в 1621 AD. В 1630 русские заключают со шведами антипольский союз.

Успех оказался коварным –он принёс с собой ответственность на Северном море за балтийскую империю : Карелию, Ингрию, Эстонию, Ливонию, западную Померанию и Бремен. Победа была оплачена внутренним ослаблением государства.

Швеция не только обеспечивала контроль за торговлей хлебом и железом, но и ставила заслон на пути выхода к морю растущим колоссам – Бранденбург –Пруссии и России.

Швеция, в перспективе, так никогда и не добилась решающего контроля на Балтике – много обещающего dominum maris Balticae.

Но в течении  Seicento она играла непропорционально большую роль в европейских делах, была грозой Севера, военным чудом своего времени и самой действенной  державой.

Он задаёт план действия традиционным общественным структурам, верхушке общества, с его домениальным укладом, с его раздробленностью, с его неповоротливой системой зависимости.

И этим планом было навёрстывание, ликвидация отрыва finis terrae  христианского мира (с плотностью населения менее 5 чел на кв км) от осевой Европы (с плотностью населения не менее 40 чел на кв км).

Выбор  сценария и вложение сил и средств в “мейнстрим”. Овладение новыми технологическими пакетами. И охрана коммуникаций со стороны Империи - здесь ключевое понятие.

Есть политический фронт, а есть технический фронт, который выполняет те же функции, что и политический. Только про него знают меньше. Он не декларирует своих намерений, за него это делают политики. Но он определяет все реальные возможности страны. Как и этническое оружие – образование.

Мир слагается верой и волей.То есть  вера и воля, если они достаточно сильны, способны откорректировать эйдос мира, и мир к своему уточненному замыслу подтянется. Таковы извечные отношения человека с творением.

К сожалению, стоит вере и воле спустить пар, как творение вновь деградирует, точно дрессированный зверь, который после зимней спячки забывает все приобретенные навыки. Как и произошло на короткий срок в России после смерти Петра Великого.

Но бездействие перед лицом подобной перспективы – вовсе не мудрость, а позорное малодушие. Коль скоро нельзя быть, подобно богам, бессмертными в физическом смысле, стало быть, надо быть бессмертными, похожими на богов в делах. В делах.

Поэтому дело Петра продолжили достойные, после зачистки  пространства от вспучившейся грязи.

Весь ход исторического процесса показывает нам, что грязь эта, крошки Цахесы – всегда не на долгий срок. До “возвращения короля”.

Оживление структур дворянского общества выступает как условие технологической революции, которой добивается просвещённый монарх.

Просвещённый монархизм за короткий срок  укрепляет новые социальные структуры.

И, способствуя распространению знания (в первую очередь элементарной грамотности), торгуя и развивая коммуникации, он подготавливает долгосрочные изменения общественных связей.

На Западе ситуация совсем другая.

Два разных примера, два основных пути иллюстрируют Англия и Франция.

Перемены в английском обществе не знают аналогов в Европе.

Это фактически скрытая социальная революция, слитая с технической революцией, которая и есть единственная революция  Settecento, а  не то возбуждение идиотов, которое от Бастилии до садов Тюильри, затем от Вальми до Аустерлица, Байлена и Москвы небезуспешно пыталось сбросить Францию и континентальную Европу с рубежей эволюции.

Производство железа в мире до 1800 AD было, по оценкам Фернана Броделя, существенно ниже 2 млн тонн.

К 1525 AD в Европе производится около 100 тысяч тонн железа. Лидирует Германия (30 тысяч тонн), второе место занимает Испания, Франция на третьем месте, Англия на четвёртом (6 тысяч тонн).

Англия почти достигает цифры 75 тысяч тонн к 1640 AD, но тут начинается нехватка дерева.

К 1760 AD производства железа в Европе, включая Россию, колеблется между 145 и 180 тысяч тонн.

К 1720 AD производство железа в Англии оценивается в 25 тысяч тонн, и эта цифра остаётся неизменной, если не падает, до 1750 AD.

Такая ситуация поддерживается нехваткой железа. Британская промышленность импортирует руду из Швеции по причине её высочайшего качества и с Урала –по причине низкой цены.

С 1760 AD важную роль начинает играть техника, идёт рост. С 1757 по 1788 AD показатели роста за десятилетие равняются 40%.

С 1788 по 1806 AD они превышают 100%:

• 68 тысяч тонн в 1788 AD
• 125,4 тысячи в 1796 AD
• 250 тысяч в 1806 AD
• 325 тысяч в 1818 AD
• 678 тысяч в 1830 AD

С началом роста производства железа начинается прорыв в британской промышленности, где следует отметить два важных рубежа: 1760 AD –первые шаги и 1780 AD –рывок.

Во время крушения государства, общества и династии и в течении ряда предшествующих ему лет Франция, вопреки усилиям Калонна, теряет свои позиции.

Британский экономический рост в это время уже необратим.

В 1805 AD производство железа достигает целых 5,9% валового национального продукта –как в прошлом веке.

Добыча угля вносит свой маленький вклад в общий процесс:

• 5 млн тонн в 1760 AD
• по 10 млн в год к концу 1780 AD
• и по меньшей мере 11 млн тонн в 1800 AD

Человеческая мышечная энергия и энергия топливного дерева (85 –90 %) вступает в соперничество из-за земли, обеспечивающей питание человека ещё в начале предмодерна.

И тогда важнейшую роль начинает играть каменный уголь. Льеж и Ньюкасл, благодаря морскому сообщению транспортируют 300 тысяч тон в Cinquecento  и 500 тысяч тонн в середине Seicento.

С 1780 AD в Англии наступает время заметных перемен в области производства энергии.

Но ещё до Уатта перемены,касающиеся энергии, приводят прежде всего к улучшению традиционного оборудования; 20 млн лошадиных сил, складывающихся из мускульных и растительных источников, напрямую связаны с кислородными и азотными циклами и оказываются в опасной конкуренции с биологической энергией.

Прирост добычи угля становится первым нерешительным шагом к децентрализации.

Напротив, водяные колёса и ветряные мельницы на протяжении нескольких столетий предмодерна подготавливают технологический прорыв.

Главная проблема –материал. Все предающие механизмы ветряных мельниц до середины Settecento делаются целиком из дерева.

Заметное усовершенствование происходит около 1750 AD, оно связано с началом использования металла при строительстве (Джон Смитон, по-видимому, первый использовал чугун для укрепления классических деревянных несущих конструкций).

Металл уменьшает трение (производительность мельницы, с деревянными зубчатыми передачами, не превышало 39%).

Существенно более значительную роль сыграл гидравлический двигатель. Именно он обеспечил английские мануфактуры энергией, необходимой на первом этапе их работы. Вплоть до 1830 AD в Англии и до 1860 AD во Франции первенство остаётся за ним.

Nexus:

• l'Époque moderne antérieure : Двигатели –1
• l'Époque moderne antérieure : Двигатели –2
• l'Époque moderne antérieure : Двигатели –3