Рост внешней торговли хлебом был одной из важнейших предпосылок урбанизации и “взлёта” процветающих стран Европы.
Стабильность фунта стерлингов была достигнута в конце Seicento, а стабильность турского ливра только в 1726 AD.
С тех пор курс не меняется6 1 фунт стерлингов = 25 турским ливрам.
Денежные цены за хлеб в ancien период, ниже указаны в граммах серебра за гектолитр (объёмная мера сыпучих тел).
1 гектолитр (hectolitre) = 100 литрам =112,5 кг зерна (пшеницы)
Русская четверть = 2,099 гектолитра. В торговле в четверти считал 9,5 пудов пшеницы, 6,25 пудов ржи, 7,25 пудов ячменя, 6 пудов овса.
Долгое время существовало три Европы:
- юг долгое время оставался Европой дорогой, поскольку это была Европа развитая
- на востоке и на севере Европа дешёвая и ещё не пресыщенная
- между ними Европа средней руки
Важным фактором в подобных условиях становиться не предсказуемое развитие, с его вековыми колебаниями, а фантастические “ножницы” в начале и долгое, постепенное уравнивание в конце.
Между Валенсией, оконечностью Пиренейского полуострова в дорогом Средиземноморье, и Львовом, ancien центром дешёвой Польши (fin du monde к началу l'Epoque changement, к 1450 AD), соотношение денежных цен на хлеб с 1440 AD по 1449 AD просто невероятное –1:7
От 6 до 43 г серебра за гектолитр.
В конце Cinquecento:
- на Юге -100
- на Севере -76
- в Польше –25
1650 –1659 AD - первые серьёзные изменения. К средиземноморской зоне высоких цен присоединяются атлантическое побережье и Ла-Манш.
1690 –1699 AD –самое начало эпохи просвещённого деспотизма.
Дорогая Европа, Европа, экономически доминирующая, –это теперь Англия (Лондонский бассейн), Нидерланды (Голландия) и половина севера Франции, сконцентрированная вокруг Парижа. У нуворишей Seicento дорогой хлеб.
Средиземноморье оттеснено на вторую позицию.
Восток (“старая граница”, fin du monde, finis terrae) остаётся недорогим:
- Львов –44,31
- Люблин –40,13
- Варшава –25,24
На “новой границе”, в дальних зонах пионерской колонизации (Пруссия, Австрия, Россия), за короткий срок просвещённый деспотизм укрепляет новые социальные структуры.
На “новой границе” экономическое навёрстывание зависит от государственной мощи. Это приводит к серьёзным изменениям в области средств производства, не сильно затрагивающем при этом сферу производственных отношений.
Оживление структур дворянского общества выступают как условия технологической революции, которой добиваются просвещённые деспоты.
Способствуя распространению знания (в первую очередь элементарной грамотности), торгуя и развивая коммуникации, он подготавливает долгосрочные изменения общественных связей.
На западе ситуация совсем иная.
Два разных примера, два основных пути иллюстрируют Англия и Франция.
Перемены в английском обществе не знают аналогов в Европе. Это фактически скрытая социальная революция. Сеньориальная система дала трещину в, налоги в денежном эквиваленте таяли быстро, а остатки уходили на завоевание влияния.
Британские джентри отвернулись от ренты (формирование новой сельскохозяйственной модели – Норфлок etc.) и выиграли от этого.
Политическая революция разыгралась в 1688 –1689 AD.
Элита практически смешивается с правящим классом. Система оказывается достаточно гибкой, чтобы, последовательно, внося коррективы, разрешить возникающие противоречия.
В этом удача Англии.
Для непрерывного роста безопаснее, когда неизбежные социальные сказки остаются в прошлом.
Во Франции всё совсем иначе: элита не смешивается с правящим классом.
Французское общество пережило три неблагоприятных момента:
- реформирование дворянства в 1670-1680 AD
- регентство
- провал государственного переворота René Nicolas Charles Augustin de Maupeou (1774 AD)
Дворяне держаться за ренту (баналитетную сеньорию), что приводит к искусственному расколу элиты.
Дворяне бросаются на штурм государства и в итоге проигрывают в экономике.
После восстановления парламентов, контроля касты над законодательной и регламентарной властью государства одним уже не подстроится под других (дворяне вызывают протест богатых и просвещённых разночинцев против своих “незаслуженных привилегий”)
При первом же столкновении, противоречия не преминут сказаться. Но “взрыв” конечно не был неизбежен.
1740-1749 AD –новая расстановка сил:
- Европа дорогая, она же богатая Европа, тянется по атлантическому побережью, Ла-Маншу, Немецкому (Северному) морю
- Европа дешёвого хлеба –континентальная и восточная
- Европа со средними, умеренными ценами на хлеб –это ретроградное Средиземноморье
В крайнем случае можно говорить просто о биполярности в гомогенизированном экономическом пространстве, которая сохраняется между дорогим атлантическим сектором и сектором низких цен, куда входит и средиземноморье, и центр, и восток.
Зазор между полюсами высоких и низких цен составляет от 7,5 –1 до 2- 1, и то с трудом.
С 1760 –1780 AD отрыв GB UK порождает новые диспропорции.
Европа продовольственная, Европа садовая обогатилась благодаря длительной конфронтации севера и юга.
Богатая, плотно населённая Европа получила всё это как награду за то, что воплотила в жизнь первый эскиз мировой экономики, став местом слияния.
Однако прогресс сельского хозяйства связан с коренными обновлениями, с расширением коммуникаций.
Взять к примеру возделывание хлеба в Лангедоке (Emmanuel Le Roy Ladurie проследил этот процесс, начиная с Лангедока)
В Settecento благодаря расширению сетей обмена новые поставщики приходят непосредственно с Востока и из такого недавнего источника как Причерноморье.
“Так часть хлеба, поставляемая с Востока, через Марсель или Сет, по прошествии зимы 1709 AD была посеяна на Французских территориях.
В результате среди старых хлебных популяций юга мы встречаем хлеб из Марионополя, созревающий в Авиньоне, щетинистые колосья с Крита. бородатые как паликары, хлеб из Смирны или Египта; и, конечно же, после 1820 AD…знаменитый хлеб из Одессы или Таганрога” (Emmanuel Le Roy Ladurie)
Эта маленькая зарисовка долгой истории, которой европейцы обязаны вкусом современного хлеба, наглядно показывает, как в Европе Settecento нарастал процесс обогащения генетического фонда на службе гастрономии.
Та же история –с виноградом, с оливами, с кукурузой, картофелем, овощами и со скотоводством.
Таков эффект развития коммуникаций и активного прагматизма эпохи просвещённого деспотизма.
Задействуется вся потенциальная гибкость старейших структур.
Примечание к табличке 1
В лёгких условиях для производства 1hl требовалось 3,35 человеко-дней (Парижский бассейн)
Опираясь на эти цифры, можно оценить радиус contado, в зависимости от размера города и производительности окружающего земледелия.
За пределами 50 км транспортные расходы становятся весьма высоки. Через 200 км цена зерна удваивается.
- 100 000 город нуждается в сontado, производящих по крайней мере 8 hl на гектар
- 200 000 город нуждается в contado, с минимальной производительностью около 12 hl на гектар
- 500 000 город - около 20 hl на гектар
Город с населением более 500 000 не может однозначно опираться на производство в близлежащих сельских районах и требуются другие решения.
Мы видим, что теоретически состояния сельскохозяйственных технологий не является серьезным препятствием для урбанизации до 1800 AD, так как даже на фоне сельской местности с наихудшей производительностью города с населением в 50 000 человек вполне могут возникнуть.
Поэтому вполне вероятно, что Парижу удалось достичь населения до 200 000 жителей около 1300 AD и в некоторых северных регионах удалось достичь урбанизации в 35 % .
С другой стороны в Средиземноморском регионе, производительность был настолько низкой и доступные земли, настолько редки (подробно о внутренней колонизации Аппенинского полуострова в Seicento писал Ф.Бродель), что многим городам пришлось полагаться на импорт.
Вероятно Париж полагался на зерновые культуры, производимые внутри трёх радиусов contado (радиус = 85, 150, 300 км в зависимости от урожая).
Сontado Парижа имели 2,1 млн жителей в 1806 AD включая 580 000 парижан (в общей сложности уровень урбанизации был и неосуществим свыше 40 %)
Вероятно в хорошие годы производительность внутри первого радиуса contado должна была быть примерно 16 hl гектар и внутри второго — около 12 hl гектар
Вероятно производители сами осуществляли поставку зерна до 30-50 км в течение двух дней, это определяет предел в интенсивном прямом обмене городской/сельской местности, так как расходы на транспортировку оставались низкими.
Материально-технические проблемы использования водных путей (т.е. высокие издержки на эксплуатацию) означает, что только на фермах, расположенных вдали от потребителя были в них реально заинтересованы.
Наземные перевозки могли конкурировать с речными вплоть до 50 км от центра.
На расстоянии даже в 70 км речной трафик уже был явно предпочтительней
В целом на долю транспортных расходов, приходилось 30-40 % от цены зерна в Trecento и 15-20 % в Settecento (после транспортной революции в осевой Европе)
Создание новых коммерческих связей было делом трудным, дорогостоящими и вероятно, рискованным (так как подобные начинания требуют серии хорошего урожая, определённого уровня доверия и инвестиций).
В результате этот сегмент сетей большегрузных товаров (зерно) поначалу был слаборазвитым.
И в Северной Европе он более или менее ограничивался в Балтийском регионе.
Ведь в большинстве городов, под 200 000 жителей, вполне могли полагаться на свою соседнюю сельскую местность, да и существовало мало спроса для крупной торговли зерном в любом случае до Settecento.
Спрос растущий покрывался за счёт интенсивного повышения производительности в сontado
Например население Парижа выросло от 100 000 в начале Duecento до 600 000 в начале Ottocento и за весь этот период основная масса потребляемого зерна пришла именно из этого же ближайшего сontado (радиусом в 50 км).
По логике учитывая факт, что население и цены были неуклонно на подъеме, инвестиции в сontado следуют до точки, пока все земли в пределах сontado не были введены в использование.
Но поскольку поставки не отличались стабильностью, в плохие годы, торговцы поставляли зерно издалека и ранее .
Даже шаткое увеличение спроса провоцировало массовое повышение цен.
Во время кризиса снабжения города, радиус поставок превышает 50 км и зачастую имеет место конфликт с другими городами и их сontado .
Это породило потолочные значения для численности населения городов, за пределами которых поставки стали гораздо сложнее.
Например, когда Париж выходит за рамки 300 000 человек, неустойчивость цен внезапно возрастает.
Между 1726 AD и 1733 AD, в Париже, общее потребления зерновых варьировались около 2 %, но в близлежащих сельских районах -по меньшей мере в 15 % и цены, колебались, на 33 % .
Эта эластичность была обусловлена запасами зерна в сontado и эластичности потребления в сельской местности.
Рост городского спроса особо сказывался на сельском населении, не участвующем в сельском хозяйстве и уязвимым в этих условиях.
Например, голод 1693-1694 AD начался вокруг Парижа и достиг города в течение второго года.
Потребности парижан уже могли вполне удовлетворяться (кризис имел 6 летний цикл) лишь за счёт расширения коммерческих связей.
Коммерческие сети дальних поставок становятся стабильными после 1725 AD и цена на зерно выравнивается.
С другой стороны в том же периоде, из-за быстрого роста численности населения Лиона, самому городу пришлось внезапно модернизировать Бургундский рынок зерновых
Учитывая темпы городской смертности маловероятно, что какой-либо регион в предмодерн способен был выйти за рамки 37,5 % урбанизации (максимум фактически достигнутых - 35 % в Нидерландах).
Область в 19 500 жителя, включая город 10 000 вполне могла быть самодостаточной агломерацией, не будь такой утраты жителей из-за более высокой смертности в городах (больше людей погибало в городах, чем рождалось).
Таким образом несмотря на присущие трудности, отнюдь не продовольствие ограничивало размеры города, но городская смертность.
Действительно, город высасывал население из сontado. Рост населения был обеспечен исключительно за счёт втягивания сельского населения.
Имел явно место аспект сохранения города именно как центра спроса, который влиял на сельское хозяйство в плане специализации и инвестиций.
Продолжение следует (количественные показатели потребления продуктов питания)
