Из хама не будет пана

Хам может быть 100% русским, украинским, польским, немецким etc. , но это ничего не меняет.

Для создания цивилизации требуются совместные усилия всех трёх базовых  сословий, а не “молодая гвардия евреев и крестьян”, то есть социализм  классово-расовый “советский” или социализм рассово–классовый, проповедуемый ныне appelé “националистами” (вот, например, историософское халды-балды  местночтимого националиста о “крепостном праве”).

Автор “Misogallo”, Витторио Альфьери, граф ди Кортемилья  разделял людей на “изначально свободных”, “свободных” и “рождённых рабами”

"Свобода"  для тех избранных, что сумели осознать себя свободными. Социальный осмос.

Истинная литература, считал Альфьери, может процветать только у истинно свободного народа.

Поэзия, считал он, научает человека познавать разумом свои права и способности, неосознание которых порождает рабство всякого народа.

В цикле из 4 комедий:

• "L'uno" - "Единый"
• "I pochi" - "Немногие"
• "I troppi" - "Излишние"
• "L'antidoto" - "Противоядие"

Альфьери проводит свою идею о несовершенстве монархии, демократии, олигархии как форм правления.

Идеальное государство, по - Альфьери, может создаться лишь в результате соединения этих трёх "ядов".

Свободные и свободно рожденные онтологически отличаются от либертинов  и рабов.

Либертины и рабы не думают, а имитируют, для них не существуют логические аргументы и рассуждения.

Именно они образуют нынешнее "демократическое" общество и определяют наше общее будущее, воспроизводя таких же как они сами. 

Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из такого "демократического" общества либертинов.

Иначе говоря, из крайней свободы для вспучившейся грязи и возникает величайшее и жесточайшее рабство.

Собственно "демократическое" общество либертинов к демократии  не имеет никакого отношения.

Когда демократия только становилась в ancien Европе (Pax Romana, Итальянская пентархия, элитные ордена), она распространялась лишь на людей, имеющих собственное мнение (что обеспечивалось жестким имущественным, половым или возрастным цензом).

Богатство bono modo в Риме, являлось основой конституционного деления граждан на цензы. 

Ныне избирательного  права может быть лишен лишь клинический душевнобольной, да и то в результате почти невозможной процедуры.

Сегодняшняя власть либертинов и рабов выхолостила самые древние и авторитетные демократические институты и попросту является системой промывания мозгов (пропаганды, рекламы, агитации, PR).  Общество тотальной лжи.

Левый изврат породил псевдограмотное общество.  

Демократию придумали люди, способные думать. Людям , не приобщённым к роскоши аргумента, не свободным демократия не нужна.

Право смешно, когда какой - либо либертин, берётся судить о социальной реальности в дореформенной Российской империи, о мире домениального хозяйства, тиражируя навязанные мемы о “крепостном праве”.

Не понимая совершенно ничего, буквально ничего ни в юридических правах на обладание землёй, ни о цензитарии в понимании крестьянина.

Реальность освоения пространства в frontalières Европе ведь ни как не коррелирует с дрянными книжонками, которые пролистал образованец, да  и с навязанными ангажированному серву мемами.

Аристократическое господство в сословном обществе над землёй и людьми осуществлялось в рамках сеньории.

К понятию земельной собственности в России (Settecento -Ottocento) прилагалось понятие вечного пользования с правом передачи.

Именно в этом и только в этом смысле можно говорить о крестьянской собственности.

Собственник противопоставлялся тому, чьё владение является ненадёжным и ограниченным во времени:

• арендатору
• издольщику
• испольщику
• земледельцу

Цензитарий, в крестьянском понимании, есть собственник, сколь бы тяжёлой не была обременяющая землю повинность, поскольку цензива сопряжена с правом передачи.

Вот почему даже обложенный неопределённой барщиной (2-3 дня в неделю) и пребывающий в личной крепостной зависимости русский крестьянин, тем не менее, считал себя владельцем выделенной “миром” земли, которую он обрабатывал от отца к сыну.

В  Settecento Центральная и Восточная Европа эволюционирует к крупному хозяйству, но из-за недостатка денежных средств подобная система парализует формирование реального рынка рабочей силы, крупное хозяйство пользуется системой подневольного труда.

Одиозной социально, плачевной экономически. Инициатива сходит на нет, продуктивность минимальная.

В России последний сдвиг к крепостничеству произошёл после 1750 AD в правление  Екатерины Великой, когда государство предоставило более действенные меры и поддержку помещикам против беглых крепостных, выступающих против сеньории.

Во Франции, в это же время, наблюдается укрепление баналитетной сеньории путём усиления реальных денежных и натуральных повинностей (непопулярный шампар).

Во всей Восточной Европе (Швеция, Пруссия, Россия, Австрия) -отягощение баналитетной сеньории путём усиления личной зависимости крестьян.

Вместо того, чтобы покушаться, как в Англии на крестьянскую землю и  “согнать” крестьян с земли, уничтожив крестьянство, как класс, крупная собственность покушается на самих крестьян.

Увеличение барщины, требующей от крепостных нескольких дней в неделю.

Барщине по усмотрению, иногда сочетании барщины и наёмного труда (оплачиваемой, но ниже экономической стоимости выполняемой работы). 

Но никто не покушается на крестьянскую собственность.

Никто не ломает становой хребет социума.

Парадоксальная ситуация. Только в Англии удалось сочетание крупной собственности с крупным хозяйством с наёмным рабочим. Выигрыш денежной экономики и  домениальной сеньории.

В Центральной (крепостной) России крестьянин имел от 2 до 8 гектаров на хозяйство, 4 гектара в среднем. Собственник дома, с пристроенным хлевом, небольшим гумном, садиком -огородом etc.

При чём корова, в отличии от “Жака-простака” и “Хуана -лабрадора”, никогда у “Ивана” не служила признаком богатства.

Но эти средние цифры ни о чём ни говорят.

Потому что это и сельский ремесленник благородной профессии:

• плотник
• портной
• каретник
• бондарь
• садовник
• пригородный огородник
• чистильщик колодцев etc.

Хлебопашец, тип которого обнаруживается по всей дореформенной Центральной России, -это крестьянин, располагающий по меньшей мере одной упряжкой при среднем хозяйстве в 8-10 гектаров как минимум.

Его престиж в недрах крестьянского общества, извечно искушаемого кастовым духом, таков, что, бывало, семья пришедших в упадок безлошадных хлебопашцев сохраняла свой ранг в “мире” на протяжении одного -двух поколений.

Естественные рамки жизни хлебопашцев легче согласуются со свободными ассоциациями и метаморфозами, чем  жизнь фабричного рабочего.

Они имеют первенство и высшую степень достоинства в производительных сословиях.

Ну а теперь о главном.

Есть вопросы, на которые ни один либертин (в какие бы отн там одёжки не рядился -“либерал” или “националист”), ответа ни даст. Наложенные фильтры мешают.

Подмена оригинальной активности мыслей, эмоций, желаний у несвободного объекта etc.

Ангажированный Servus, ведь по-сути своей кусочник.

Плодовитый пишущий  Servus, с наложенными шорами, может быть занимателен и забавен, но он всегда лжёт, по -умолчанию

Ведь либертин это тот же Servus, только управляемый неявно, подспудно. Есть механизмы, старые как мир и они работают.

Во -первых.

80% дохода, 80-85 % производимых богатств исходило от земли и сущего на земле.

Великое богатство -это, в сущности, не столько земля, сколько крестьянин, обрабатывающий её в таком мире, в котором, кроме мускульной силы, ещё нет иных машин или в них нет необходимости.

Что касается расхождения уровней жизни, то неравенство не имело тех последствий, которых, казалось, можно было ожидать.

Для богатых оно выражалось не столько в сверхпотреблении благ, сколько в сверхпотреблении услуг.

Гамма уровней жизни была гаммой услуг. Десятая часть населения, возможно, mutatis mutandis находилась в услужении у 2-3% населения.

Вот истинный вес доминирования на вершине социальной пирамиды.

В конечном счёте он гораздо был менее значителен, чем это постулируется либертинами.

Изъятие благ в обществе, бедном благами и богатом людьми, имело бы более опасный эффект.

О чудовищном размере штата челяди при крепостном порядке уже всё было сказано.

Во -вторых.

Крестьянская экономика -это экономика частично закрытая. Латентный бунт людей и вещей.

В сердце социального механизма всё в конечном счёте тяготеет к “сколько” и “как”.

Сколько реально изымала верхушка социальной иерархии у массы тружеников полей?

Как осуществлялось изъятие?

И как внутри самой крестьянской массы, которая далеко не была однородной, осуществлялось распределение немалого остатка? 

Ибо, несмотря на ошибочные расчёты, крестьяне всё-таки оставляли себе основное.

Например, если вместо барщины натуральный оброк -то “вносимый”, а не “взимаемый”.

И никак не треть чистого продукта. А “тринадцатый -пятнадцатый” сноп, иногда   “девятый”.

Как осуществляется внутри этой массы распределение создаваемого богатства?

С учётом, разумеется того, что богатство в не извращённом социуме - это ещё не всё, что честь не в этом и что надо много денег, чтобы обрести толику той чести, которую иные получают от рождения, рискуя утратить её из-за недостатка средств, иначе говоря, из-за неспособности поддерживать положение.

Восхождение русской буржуазии -это восхождение группы людей из крестьян, умеющих обращаться с денежным инструментом.

Деньги поляризуют, деньги мобилизуют.

Но эта группа людей, осознавших себя свободными, слишком хорошо была осведомлена об экономической и социальной реальности своего времени, чтобы не знать лучше дворян и хлебопашцев, что источник богатства и власти кроется не в коммерции (либертины никогда этого осознать не могут), которая породила их, а в многочисленной массе живущих на земле людей.

Определяющих горизонт возможностей. Дела. Слова.