Насколько я понимаю, автор этого творения принадлежит к той же общности, что и небезызвестный "Никас Зервас". Правда, в отличие от "Никаса", автор пишет не для детей, а, скажем так, для продвинутого юношества.
Опять же, насколько я понимаю, это часть рукописи. Но что-то интересное в ней есть. Цепляющее, да.
В общем, "кому надо - смотрите сами".
ДЕНЁК ОХОТНИКА ЗА ХРИСТИАНАМИ.
Откровенные рассказы о странниках
УТРО
Утро уже собиралось привратиться в день, когда в узкой, полутёмной комнате на окраине столичного мегаполиса, не скажем в какой стране, собрался просыпаться смуглый человечек.
Человек этот имел арабскую национальность, паспорт одной из стран СНГ и несколько разнообразных имён. Наиболее часто ему приходилось отзываться на имя «Абу» («Отец»). Для парня двадцати пяти лет это несколько странновато. Впрочем, как и всему на свете этому было простое объяснение. Поселившись в России, он поначалу хотел сохранить что-то из родного национального колорита. Возможности в этом вопросе ограничены. Использование арабоязычного молитвослова и неформальное имя — вот всё, что осталось от тех попыток. Он-то хотел сделать имя традиционным: «Отец чего-то (кого-то)», например: «Абу Нидаль» — «Отец борьбы». На Ближнем Востоке такими именами кличут всех людей, и тех, кто на них похож. Даже сотрудников израильских спецслужб. Однако эту красоту не любящие усложнять европейцы, сократили до краткого «Абу». Или, может быть, им было трудно именовать мальчишку отцом чего-то-кого-то. А «отцом» почему бы и не именовать? «Слышь, отец, пиво будешь»?
Вчера Абу долго пробыл на скамейке и поэтому разрешал себе немного поспать. Спал он в комнате с очень сухим, горячим воздухом. За грубо выложенной из шлакоблоков стеной, у которой стоял его сколоченный из добротных окоренных горбылей топчан, угадывалось основное помещение котельной. Остальные стены были кирпичные, по ним вились толстенные трубы. В дальнем от двери углу под самым потолком был вколочен широкий обрезок трёхсантиметровой доски. На этом обрезке сиял лаком внушительный набор икон на фанере. Внизу рядом с углом был сделан отвод от одной из труб. Кран всегда был немного приоткрыт, и в выпиленный из трубы крупного диаметра желоб текла тёплая или скорее не очень горячая вода. У всех, кто задерживал взгляд на этом кране больше чем на секунду возникали мысли (у тех, кто послабее - и разговоры) о вечной смерти, о воде в которую разлагается всякое тело, о том, что в круговороте воды твоё тело было тобой, а потом утекло в океан, выпало дождём и в траве съедено коровой со всеми вытекающими. Короче кран был стержнем местной душевности.
В противоположном углу лежала шина от КАМАЗА, а внутри неё приличных размеров кувалда. На шлакоблочной стене выделялись несоразмерно мощные анкера.
Один — находившейся на растоянии вытянутой руки от неопределённого цвета рюкзака, на котором покоилась голова спящего, был несколько ниже двух других. На нём висела перкрёстная портупея из сыромятной кожи, предназначенная для скрытого ношения. На левой стороне, в нарушение всех правил эстетики, крепилась удобная на вид полузакрытая самошитная кобура из нейлона, в которой дремал спортивный пистолет «Марго». На другой стороне были два таких же нейлоновых подсумка. Поверх патчей с магазинами к «Марго», также в нарушение всякой эстетики и частично эргономики, на отдельной клипсе, сидели кожаные ножны стилета. Многие коллекционеры дорого бы дали, за то чтобы хотя бы подержать в руках такой кинжал и порезонёрствовать почему на рукоятке надпись на греческом языке, хотя отделка явно итальянская. Если бы такое было возможно, то археологи долго бы ломали голову, как в пятнадцатом веке смогли изготовить трёхгранный клинок такой прочности. Но это было невозможно, так как кинжал покидал своё место в этой комнате только в сопровождении хозяина, а знакомиться с ним из его рук мало кто хотел.
На других анкерах были развешаны джинсы, застиранная толстовка и стильный вельветовый жилет, предназначенный исключительно для прикрытия носимых на перекрёстной портупее оружия и боеприпасов. Кроме того, там висели короткая кожанная куртка и вешалка с безупречным выходным костюмом с сорочкой и галстуком. Набор «Армани» как-то прижился в своём окружении и смотрелся совершенно органично, не вызывая вопросов. Да и кого удивишь чёрным костюмом от Армани в котельной, если никто не удивляется заставляющему думать крану?
Вдруг Абу понял, что надо подыматься. Понял по внезапно выросшей боли в шраме на правой руке.
Относительно давно, вскоре после приезда в Россию, он привёз этот шрам из Республики Коми. Кроме шрама, оттуда он привёз ещё и драгоценный опыт, включая практическое знание о том, что и от его способностей можно уйти, а также пристрастие к пистолету «Марго». «Марго» представлялся ему достаточно точным, надёжным. Кроме того, что тоже иногда бывает важным, к нему в любой точке земного шара можно легко достать патроны. Ещё было и то, в чём Абу не любил признаваться даже себе — «Марго» чем-то напоминал ему тот ТТешник которым доводилось пользоваться в детстве.
Абу встал, натянул кроссовки и джинсы, тщательно умылся и побрился. После чего взял в руки молитвослов из служившего подушкой рюкзака и, приняв положение «смирно» приступил к чтению утреннего молитвенного правила православной церкви. Читал молитвы он с некоторыми уточнениями, которые впрочем, никакому даже самому ретивому попу не показались бы заметными или существенными. Затем молитвослов сменился Псалтырью из того же рюкзака. Потом пришёл черёд Евангелия. Если и можно было заметить какие-то нюансы, так только в том, что молитвослов читался на арабском, а Псалтырь и Евангелие на греческом. По-русски в совершенстве владевший этим языком Абу, Библию не читал. Нельзя сказать, чтобы он был таким уж фанатичным «ирландцем», что избегал всего, что связано со славными делами «баварцев». Дело было в том, что для его работы требовалось понимать содержание текста - а «баварцы», по его мнению, так хорошо перевели, что славянский текст, для замены которого переводили, не говоря уж о греческом, был раз в десять понятнее русского. Славянский же язык, Абу ненавидел не меньше греческого, иврита и арабского, вместе взятых. Он искренне полагал, что раз уж он знает греческий, то можно обойтись без изучения принятого в местной церкви славянского. Ещё его особенно раздражал язык коми-зырян. Абу был искренне удивлён тем, что при коммунистах его не ликвидировали. «Это же не арабский или иврит, и даже не церковнослав, взяли бы и запретили! Каких-то триста тысяч говорили! Кто бы заметил?!» — возмущался Абу.
Закончив с чтением, Абу обнаружил в своём сознании чью-то повторяющуюся мысль — «включай второе зрение». Однако он не был склонен слушаться. Хотя для его профессии и требовался высокий уровень человеческих способностей, Абу не был склонен растить их без надобности. Ещё в раннем детстве Абу вступил в контакт с ангелами - и теперь вёл весьма сходный с ними образ жизни. Если образ жизни объективно оценить трудно, то контакт его был столь прочен и непосредственен, как и не у всякого гранд художника бывает. И кому как не ему было знать, что чем больше ты уподобляешься им, тем быстрее тебе грозит переехать туда, где они живут.
Больше власти, больше ответственности, больше ошибок — человечек-то остаётся тот же самый.
Поэтому Абу избегал лишний раз употреблять свои способности, чтобы быть уверенным, что может ещё пожить. Конечно, ангелы старались пожёстче наказывать его за ошибки, сделанные без применения способностей или без ангельского участия. Но он очень хорошо умел извинять ошибки обстоятельствами или переваливать их на ангелов. Когда ему казалось, что они его слишком уж одолевают, он как заклинание повторял — «лохи слушаются ангелов, рыбы воюют с ними, а люди повелевают ими» и это всегда помогало.
Игнорируя стучащую в голову мысль, Абу, убрав книгу в рюкзак, подошёл к шине. Без всякой разминки он взял кувалду. Неспешно передвигаясь вокруг шины, Абу методично, ровно раз в три минуты делая короткие перерывы, обработал покрышку грузовика разнообразными ударами. Если бы не несколько экзотические движения, его можно было бы принять за боксёра.
В очередной раз отогнав назойливую мысль, Абу с кувалдой в руках отошёл от шины и с неохотой приступил к отработке бросковой техники. Профессия, которая выбрала Абу (у него не было возможности выбрать самому), совершенно не требовала владения работой в захват, однако необходимость занятия подработками вынуждала заниматься.
Он был представителем довольно экзотической профессии. Тогда, на рубеже двадцатого и двадцать первого веков, когда даже славное дело забойщика жертв для праздничного стола, стало достоянием продажного лоховского общества — хирургов и патологоанатомов, Абу приходилось нести нелёгкое даже и в древности служение охотника.
В то время всеобщего падения нравов, почти все были согласны с тем, что раз лоховская общественность и государственность могут, пусть и под человеческим контролем, сами обслужить живущих внутри них людей, то почему бы им это и не разрешить. Поэтому тогдашние люди часто выражали недоумение при встрече с Абу и как следствие не всегда своевременно оказывали ему родственную поддержку. Он нашёл выход в том, что использовал для дополнителього заработка побочные продукты своей специальности. Это доставалась дорогими трудами — много времени проходило над книгами написанных на отвратительных языках, много в разъездах и походах по лесам и трущобам.
Конечно, Абу в значительной мере опирался на помощь родственных по духу людей в Конторе, Ментовке или Неформальных Организациях, но непосредственный отлов рыб был его личным делом. Рыбами он их называл по их собственному былому жаргону. Ему и его единомышленникам это слово нравилось удачным созвучием с русским словом раб. Боль в шраме предвещала, что сегодня предстоит попасться какой-то из бывших у него на примете рыбе.
Странным образом предсказания по шраму всегда были верны, а ведь он ему достался от единственной сумевшей уйти от него рыбы. Многократные попытки Абу проследить «вторым зрением» автора шрама, так как он это мог делать «разглядывая» авторов красивых строительных или оружейных работ, всякий раз терпели неудачу. То, что прекрасно удавалось в отношении даже тысячелетней каменной кладки, совершенно не получалось в отношении его собственного тела. Абу тщательно взвешивал аргументы в пользу настойчиво всевавшейся ему в голову идеи. Он уже отдал ежеутреннюю дань — сила отрицания, вошедшая в него во время чтения и на сотую долю нерастраченная с кувалдой, играя в теле, напоминала о себе.
Абу никогда не выходил в город не включая «второго зрения», хотя бы, чтобы оценивать, чем занимается его ангел-куратор. Зная многотысячелетнюю изощрённость ангелов, Абу старался никогда в серьёзных ситуациях не оставлять их без присмотра. Прямо сейчас в город он не хотел, там ждало достаточно рутинное мероприятие, которое, однако, обязательно серьёзно вырастило бы его силы. До сходства с ангелами ему было ещё далеко, но многих, очень многих людей знакомых Абу, забрали и в менее серьёзном состоянии.
Нельзя сказать, чтобы он сильно боялся смерти. С одной стороны он, конечно, не верил в байки для лохов, типа той, что когда задача Мудрейшего будет решена, то те, кто ему помогал здесь, будут работать по лохам и там. С другой, принимая во внимание близко знакомую ему мудрость Мудрейшего, Абу предполагал, что у того, как всегда, имеется серьёзное, оригинальное решение - в котором, конечно, учтены интересы его верных слуг. Он, даже готов был согласиться с тем, что есть доля правды в словах ангелов о том, что Мудрейший выполняет особую миссию, в итоге которой наступит всеобщий мир и счастье в совместной жизни рыб и людей. Но промежуточное состояние в которое предстояло перейти до Победы его совершенно не прельщало. Даже сами ангелы, которые приходили прямо оттуда, несли на себе какую-то печать ужаса и боли. После многих расспросов, ничего кроме туманных отговорок об ослепляющей то ли темноте, то ли свете ему ничего с них получить не удалось. Так, что каждый грамм силы, приходивший после всякого использования способностей, стоил Абу минут и часов потраченных на обдумывание - брать или не брать.
Наконец Абу решился — боль в шраме склонила к этому — внести коррективы в свой суточный план. Прежде выполнения рутинной подработки зайти кой-куда и уточнить с какой стороны ждать подарка в виде рыбы. Родственники, они ведь тоже уподобляются ангелам: имея дело с ними, лучше всегда иметь хоть какой дополнительный хабарик (информашку) при себе.
Сегодня в его поле зрения было две рыбы — Поп и Сторож, как он их ласково называл. Более всего он хотел-бы заполучить Попа. Абу работал чисто, «его» рыбы всегда уходили уже не рыбами. Шли «готовить место» там, куда до Победы предстояло попасть и ему самому. Абу даже не мог прикинуть какие пакости творит Мудрейшему Поп и как Мудрейший может наградить за его успешную доставку. Если конечно и его собственные ангелы нормально сработают, помогая Абу.
Сторож — руководитель охранной фирмы - его интересовал меньше. Хотя тоже два года работы.
Короче, додумав до точки после слов «два года работы», Абу включил «второе зрение». Комната почти не изменилась. На своих привычных местах обнаружились небольшие «домашние» (у Абу, понятное дело, не могло быть дома на земле) ангелы. Над дверью, над топчаном и над «источником» — так ангелы называли кран в разговорах с Абу. Зато на шине оказался совершенно потрясающий экземпляр. Абу даже на миг почувствовал его запах, от которого любого непривычного человека, не говоря уже о лохе, уложило бы в долгий обморок. Примерно трёхметрового роста, он сидел на покрышке широко расставив ноги и упираясь спиной в потолок. Голова его таким образом смотрела на Абу сверху, и арабу пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
«Раз показался большим, значит не уверен в себе» — привычно оценил выбранный ангелом облик Абу.
- Я твой новый ангел-куратор! — без приветствия начал сидевший на шине.
- Чем докажешь? — с привычной деловитостью начал разговор Абу.
Пока ангел с необходимом числом подробностей рассказывал ему историю предыдущих дел, сделанных им совместно с ангелами, Абу оценивал его облик. Смущали не широченные чёрные крылья, короткие блестящие рога или длинный, мягкий на вид. хвост. Некоторые сомнения вызывал обрывок цепи на шее. У тех, кто уже более десяти тысяч лет работал с «ирландцами» обычно были верёвки. Однако тут могли быть исключения. Заметив, что ангел не сделал ни одной ошибки в нескольких десятках подробностей, Абу решил его прямо спросить, за что спустили прежнего ангела-куратора. На это ангел, как у них принято, постарался не отвечать прямо, но всё же Абу уяснил, что за какую-то провинность, не связанную с ним. Ангел дал понять, что догадывается, что Абу собирается на какие-то внеплановые мероприятия в городе и только поэтому поддался на его требование включить «второе зрение». Он действительно мог только догадываться, потому, что даже за много тысяч лет наблюдений ангелы научились лишь читать по мельчайшим движениям лица и тела, проговариваемые про себя слова (так Абу с ним и говорил). Даже о результатах рассмотрения подбрасываемых ими самими мыслей ангелам-кураторам иной раз (особенно в горячке дел) приходилось спрашивать у своего подопечного.
Ещё раз критически оглядев могучее, покрытое крупными струпьями, тело ангела, Абу решил принять его.
«Хорошо, что ты признал мою потребность, а не стал хвастать своей настойчивостью» — похвалил Абу. «Если ты не навалишь сразу много работы, то мы могли бы выйти прямо сейчас» — видимо обрадовался ангел. На это Абу, глядя прямо в горящие ледяным белым огнём глаза, приказал охладить воду в кране, до степени позволяющей помыться. Во внешне простом задании крылся довольно большой подвох. Ведь ангел не мог просто внушить Абу, как лоху, что вода охладилась. Ему надо было в кратчайшее время накидать в головы дежурной смены котельной такие мысли, которые бы заставили рабочих самих охладить воду. За пять минут он справился. Всё это время разгорячённый, потный Абу стоял и наслаждался тем, что наблюдал как холодные зимние ветерки, беспрепятственно проникавшие через ничем не обитую железную дверь, гуляют по его телу. От этого росли его силы. Но наслаждался он не этим, а тем, что силы он растит не по своему желанию, а по вине неуспевающего ангела и этим приближается не его забор, а спуск ангела-куратора.
После того охотник помылся, оделся, достал из под топчана чемодан-дипломат, и они вышли в город.
Ангел был немедленно загружен разными заданиями. В основном это были упражнения по отсылке проверяющих паспортный режим милиционеров в другие концы улиц. Абу было наплевать на паспортный режим. Даже если бы его задержали с дипломатом, оружием и ешё чем-нибудь, он через часик бы вышел в том же виде и настроении, что и был бы принят. Ему не хотелось осложнять из-за таких пустяков жизнь родственных людей и тем более подставляться под внимание неродственных. «Не надо никого гонять, я сам, здесь буду тебя охранять» — убеждал его ангел. «Если, к примеру, «баварцы» сделают подставу со своими ментами, мне будет также плохо как и тебе, ведь мы для них оба одинаково «ирландцы», не важно человек или ангел». Абу не верил в это обычное ангельское убалтывание. Он по опыту знал, что когда ангелы сцепляются между собой, интересы подопечных их не волнуют, и поэтому окажись они в меньшинстве, куратор позволит «баварским» ментам разорвать его на части, а потом ещё и радостно заберёт с собой. Другое дело священный закон паритета, не позволяющей никому усиливаться сверх меры без санкции Мудрейшего. Тут Абу тоже не имел сильных позиций, так как его собственные приработки имели результатом медленное, но верное нарушение паритета в пользу «ирландцев». Рассуждая таким образом, Абу потихоньку отключил «второе зрение». При этом ему всё равно приходилось беседовать с ангелом-куратором, уже не видя его. Ангела необходимо постоянно чем-то грузить, если не работой, то хоть разговором. Иначе у него будет слишком много времени для изучения подопечного и рано или поздно он подставит и заберёт его какой-нибудь простенькой подколкой. Отчётность у ангелов идёт по чистому количеству забранных, неважно лохов или людей. Когда Мудрейший требует отчёты, им становится не до того, чтобы вычислять что лучше — человек как единичка в отчёте сейчас или те многие единицы лохов, которые он может дать в перспективе.
Пройдя пару кварталов, Абу подошёл к остановке троллейбуса. Приятно было видеть, что нужный ему троллейбус в сторону центра подкатил ровно в ту же минуту. Такие незаметные подарочки ангелы делали ему всегда, когда отмечали правильное с ними обращение.
) Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5| Часть 6 (
