Опять же повторяю: я к этим текстам отношения не имею, но для некоторых будет любопытно почитать.
ДЕНЁК СЧАСТЬЯ РОБОТА
УТРО
Бывший офицер элитнейшего подразделения центрального аппарата Министерства обороны проснулся за два часа до официального подъёма. Его товарищи по несчастью беззаботно храпели с усердием, которое не уронило бы чести полнокровной свинофермы. Тусклым жёлтым светом горел никогда не угасающий ночник. Через оконные решётки были видны тёмные силуэты соседних корпусов, только на лестницах горел свет. В видневшихся вдали городских домах тоже редко можно было заметить освещённое окно. Встав, Петя автоматическим жестом поправил пижаму — как будто это была заутюженная в тысячу стрелок молодецкая форма, а не никогда не снимаемая больничная одёжка. Затем он достал тапочки из-под матраса. Любимец заведующего отделением — Бугай в последнее время начал многое себе позволять, в частности тащил всё что попало. Приструнить Бугая было трудно, за любимцем особый пригляд. Всякий, кого бы заподозрили в нанесении ему побоев, в миг оказался бы обколотым на вязках. Редкие удары тапочком по мычаще-воющей репе, к сожалению, не решали вопроса. Тем не менее, общим собранием палаты было решено наносить их при каждом удобном случае, то есть в отсутствии свидетелей. Решение собрания быстро дошло до врачей и наиболее активных кинули в наблюдательную. Хотя активисты и не могли больше воодушевлять своих товарищей — у дверей наблюдательной палаты весь день сидел санитар, а ночью их притягивали вязками, постановление собрания железно выполнялось. Другого выхода просто не было — пока только эти эпизодические шлепки удерживали Бугая от насерания на тумбочки и ночного обоссывания палаты.
Всё же Пете нравилось в обычной больнице. Конечно, здесь заметно хуже кормили и было несусветно грязно. Зато больные были гораздо менее опасны, хотя бы в силу слабой физической подготовки и отсутствия достаточного опыта ночных нападений. Режим же вообще в сравнении с его предыдущими опытами не существовал. Представители привилегированных больничных каст: «вичевые» — носители ВИЧ-инфекции и «солдаты» — военнослужащие срочной службы, которых для статистики было лучше комиссовать, чем сажать, регулярно выходили в город. У них всегда можно закупиться сладостями или консервами — лишь бы посетители передавали деньги. Строго говоря, это была не обычная больница, а одна из лучших в столице, но в сравнении с теми, где Петя обитал до того, её элитность не замечалась. Проходя по коридору, Петя, как былой службист, порадовался — санитар спал на кресле напротив наблюдательной палаты. Обычно они уходили в сестринскую или на банкетки к телевизору. Позиция санитара ничего не меняла и не на что не влияла — бывшему спецназовцу было приятна ассоциация с характерным квазидобросовестным несением воинской службы. Завернув за сестринский пост к туалету, Петя обнаружил на банкетке четверых картёжников. В то время как рядовые психи, несмотря на убойные дозы чифиря и нелёгкие переживания, всё же давно капитулировали перед седативными препаратами, двое солдат рубились в карты против двоих вичевых. Скупой свет настольной лампы, проникавший через стёкла поста, освещал необезображенные нервным бытом и сложной интеллектуальной нагрузкой лица. Если бы не одетые поверх спортивных костюмов пижамы, их можно было принять за дворовую компашку. Равномерно доносившийся из вичевой палаты приглушённый звук видеомагнитофона добавлял живости этой картине. У Пети слегка защемило сердце — вспомнился родной район. Примерно так смотрелась и звучала полубарачная-получастная улица, с которой он ушёл в училище. Приобретение сентиментальности было неприятным следствием скитаний по больницам. Два других: «Они» и «Она» наоборот стали эксклюзивными наслаждениями. Когда был выбор, он всегда предпочитал их блудливым медсёстрам, дешёвой водке и даже скоропортящимся продуктам из редких передач родственников. Подобная покладистость в сочетании с абсолютной нормальностью бытового поведения и ломовым ударом выстроила его хорошие отношения с элитой больничного отделения.
– Привет Петя! — полушёпотом прокричали солдаты, с едва заметной улыбкой он снёс такое немыслимое в его предыдущей жизни обращение срочников-первогодков.
– Здравия желаю, господин офицер! — покрытые наколками руки вичевых взлетели к «пустым» головам.
– Правильный офицер! Не учишь ... за пустую голову! — с одобрительной насмешкой бросил старший — едва двадцатипятилетний вичевой. Петя не стал реагировать на подкол, однако совсем спрятал улыбку и, слегка подсушив тон, поздоровался, проходя мимо. Ему доселе хорошо удавалось избегать попадания на вязки по собственной оплошности. Над волей врачей он был не властен.
Ждать, когда из крана пойдёт тёплая вода, нужно было довольно долго. Однако Петя не стал возвращаться к картёжникам. Судя по ощущениям, в любой момент могли начаться «Они», «картинки», поэтому он предпочёл скучать в полутёмном туалете. Он не знал когда, но был уверен, что сегодня «картинки» точно будут. Ещё, хотя он даже себе боялся в этом признаться, он чувствовал Её. Её мощь, её власть, её красоту, тяжёлое и сильное, словно танковый движок влечение к ней. Всё было где-то рядом, в самом недалёком времени, за ближайшим поворотом течения часов-минут.
Тёплая действительно пошла не скоро. Петя понимал, что чистить зубы и бриться с тёплой водой непозволительная роскошь — можно не успеть выполнить обычную норму до завтрака. Всё же, как хороший в прошлом педагог-инструктор, он вынужденно признавал необходимость хотя бы мелких пощерений организма, не раз грозившего забастовать по ходу непределённо-долгого спартанского быта в нешибко дружественной среде.
Пока что тренированное тело служило с надёжностью отлаженной машины. Атлетические тренировки офицер заменял уборкой снега и переноской тяжестей для всех кому могло понадобиться. Хуже дело обстояло с рукопашкой. Любое резкое движение светило лошадиными дозами препаратов, а привыкший за десятилетия организм требовал взрывных нагрузок. Выход Петя нашёл в малозаметной изометрии и ежеутреннем мытье палаты. Возясь с ведром и шваброй, абсолютный чемпион группы войск по рукопашному бою не давал себе забыть базовые передвижения, на которые легко нарастает какая пожелаешь техника в независимости от перерывов в тренировках. С мытья пола приобретался дополнительный бонус — хорошие отношения с персоналом. Как и в армии, здесь тоже было полно любителей решать свои служебные задачи за счёт других. В отличие от армии, тут мытьё полов считалось не слабостью, а положительным качеством, иногда даже основным признаком выздоровления. Пете выздоровление не грозило, но положительными качествами пренебрегать не стоило.
После мытья палаты заспанный санитар вывел на территорию. Санитар явно был недоволен, тем, что Петя долго выбирает плащишко и валенки. Вчера на процедуры и к специалистам водили много больных — в кладовке-раздевалке всё было разбросано и перепутано. Кладовка давала Пете некоторый эрзац уединения и он рассчитывал, что там сможет сосредоточиться на «картинках» — своём слабоуправляемом втором зрении. Санитар нетерпеливо напомнил, что нужно успеть к завтраку. Петя с ним согласился, отнеся свою нерасторопность на передозировку брома в больничной еде. Вопреки полному согласию с понуканиями, внешне его движения продолжали сохранять методичный и неспешный характер. От замедленной пластики заколотых и забитых в скотский образ хронов Петю отличала только точность и своевременные, уместные изменения скорости. Бывший спецназовец всё больше уверялся, что торопиться некуда, благодаря картинкам и Ей — «всё будет хорошо». Эта фраза, крепко любимая завсегдатаями и хозяевами таких больниц — чекистами и психиатрами, казалось самой уместной по ситуации.
)(
