Армен Асриян его очень любит. И думает, что "этот не продал". Ушёл куда-то вглубь страны, жил жизнью народа. Не продал. В Париж не поехал. Не пишет стихов. В классики не лезет. "Трепанацию черепа" написал, чтобы... в общем, из каких-то протестных соображений. "Нате вам".
Увы, увы. Всё не так оказалось. Совсем даже.
Вот.
ЧЕЛОВЕК С ЭТИКЕТКИ
Интервью, данное Д. Новикову
для журнала “Стас”, май 1997 г.
- Теперь давайте поговорим о “круге живых”. Ваши друзья и творческие единомышленники, Алексей Цветков и Бахыт Кенжеев, в свое время уехали за границу. А вы предпочли Хорог и Ванч и вполне реальную перспективу путешествия в республику Коми. Логика этих обстоятельств стала понятной только теперь?
- Я вижу логику отщепенства. Мое отщепенство приобрело не форму эмиграции, а здешнее воплощение: экспедиции, сторожевая служба, богемный быт. Это чистая случайность. С тем же успехом я мог бы сидеть сейчас в Нью-Йорке перед корреспондентом “Нового русского слова” и отвечать на вопрос, почему я не остался на родине.
...вообще, я думаю, в нашей стране бок о бок живут две разные цивилизации: большая и маленькая. Но за обе представительствует перед Западом - меньшая цивилизация, западного же покроя. Почему наша страна - ребус для мира? Потому что о ней судят по культуре, дипломатии, политикам-реформаторам, говорящим по-английски. По этикету, точнее, по этикетке. В бутылке - портвейн или кефир, а на ней написано “Капли от кашля”. Мои слова - вовсе не возмутительное высокомерие по отношению к родине. Я совершенно искренно не уверен, что конечная правота за нами - людьми с этикетки, а не за большинством.
- Но это уже какое-то генетическое отщепенство.
- Я предпочел бы назвать его культурным. Были, наверное, в Индии туземцы, которые по привязанностям, культурным привычкам считали себя англичанами. И это не значит, что английская культура выше индийской, или, тем более, нравственность простого индийца, сидящего на обочине дороги, ниже, чем у его англизированного соотечественника. С годами я свыкся с мыслью, что принадлежу не к той цивилизации, к которой принадлежит девять десятых населения моей страны. Это сужает круг претензий. Как литератор понимаешь: ты не рупор этих людей. Ты можешь к ним хорошо относиться, но у тебя нет полномочий говорить от их лица.
Всё, в общем, "очень внятно".
Ну и по поводу "не пишет и в классики не лезет".
Отчего же. "Всё как у людей".
- А стихи пишутся?
- Стихи пишутся в том же режиме, что и всю жизнь. Сейчас прибавился новый жанр, назовем его “заметки”. О литературе и писателях. Наверное, появилось что сказать. Изживается поколенческий инфантилизм. Нас долго не пускали во взрослую жизнь. А она способствует мужскому самочувствию. Грибоедов в свои тридцать, если не ошибаюсь, был послом, а мы в том же возрасте были трудными пишущими детьми. И вдруг я спохватился: Боже мой, если кто-то из нас - сорока или пятидесятилетних - сейчас умрет, скажут для приличия “безвременно”, но ясно же, что жизнь в главных чертах прорисована.
- Иными словами, пора классиком становиться?
- Пора дать себе отчет, что ты можешь занять какой-то соразмерный твоим способностям объем в культуре.
)(
