Фрагменты книги "Действие". Вещь

Что это такое и зачем оно здесь

Вещь есть нечто, имеющее назначение.

Два стула или два стола могут быть совершенно непохожи друг на друга, при этом мы называем их стульями и столами – просто потому, что на них можно сидеть. Точнее, на них удобно сидеть. Глядя на любую новую вещь, мы прежде всего прикидываем, для чего её было бы удобно использовать, и в зависимости от этих прикидок догадываемся – «это стул», «это стол». Именно это прикидывание – как бы за вещь ухватиться, как бы её использовать – и лежит в основе процесса распознавания образов.

Разумеется, оборотной стороной использования является препятствование. Мы прикидываем не только, на что годна та или иная вещь, но и чем она нам может помешать. Дерево – то, что можно обойти, кустарник – то, через что придётся продираться. И мы называем любую загогулину – даже нарисованную - «крючком», думая, что вещь, которая так выглядит, могла бы цеплять.

Итак, вещь есть то, чем можно воспользоваться. Противоположностью вещи является помеха (или «проблема») – что-то ненужное, нежеланное, вредное, что не даёт жить. Эта пара – вещь и помеха, изъян, проблема – и составляет те полюса, между которых мечется мысль.

Решение проблемы – точнее, проект решения – мы называем идеей. Когда-то этим словом мы называли платоновский «первообраз», план вещи или дела, то есть то или иное предначертание. Надо признать, что такое развитие понятия было вполне оправдано и даже необходимо. Если вещь – это то, чем мы можем воспользоваться, то идея – это план того, как мы можем воспользоваться вещами или обстоятельствами.

Стоит подумать о том, чего мы можем от вещи ожидать, так сказать, по минимуму, каким потенциально полезным (или вредным – это как посмотреть) свойством должна обладать даже самая негодная вещь. Это её устойчивость, в частности – прочность, но и не только. Мы называем «настоящей вещью», в отличие от «эфемерной иллюзии», то, что выдерживает то или иное воздействие, не пропуская его через себя[1]. Именно эта способность выдерживать те или иные воздействия является решающей при нашей оценки вещи. Стол должен держать на себе посуду, она не должна проваливаться сквозь него или соскальзывать с него. То, на что можно поставить тарелку, кружку или кувшин – то и есть стол.

В связи с этим стоит сказать несколько слов о так называемой «форме». То, что вещи как-то связаны с формами, понятно. То, что эта связь далеко не прямая, тоже очевидно – слишком уж разные формы могут иметь «одни и те же по сути» вещи. Вокруг этого обстоятельства «всякое наверчено». Развернём. Форма – это, собственно, то, что в вещи работает, поскольку именно она выстраивает, напрягает и ощетинивает материю вещи так, чтобы сдерживать её порядком то, что вещь должна сдержать (в том числе и саму себя от саморазрушения). Но одинакового результата можно добиться, используя разные формы. У табуретки может быть четыре ножки, а может быть одна – на широком блине, «чтоб вертеться». И всё это будут табуретки. А вот спинка превращает табуретку в стул, поскольку возникает новое важное свойство – человек может опереться спиной, и спинка будет его держать… Ну и так далее – формы всего лишь «удачные решения», которых может быть много.

Особой разновидностью вещи является знак. Мы понимаем знак как вещь, чьё основное назначение – быть распознанной. При этом нельзя сказать, что знак является чистой формой, совершенно отделённой от материала – иначе не было бы пословицы «вилами по воде писано». Более того, сам материал, плоть, на которую наносятся знаки, обычно является вещью «неестественной» и «значащей». В этом смысле первознаком, обозначающим саму возможность означивания, является гладкая поверхность, «белый лист».