Президент. (Сказка)

ПРЕЗИДЕНТ. (Сказка)

Старик дрожащими руками - левой удерживая трясущуюся кисть правой - пристроил стакан на стол. Попытался вспомнить, какие ещё таблетки он не принял. Желудок недовольно сжался: он устал переваривать хитрую химию. Ему хотелось мяса. Но мяса было нельзя - уже два года как.

Мучительно хотелось выпить. Самой обычной водки. Но пить совсем нельзя. Вчера он позволил себе пару стопочек – из Парижа приезжала Мария Васильевна, сидели до ночи, как же тут себе не позволить. Утром было очень плохо, пришлось вызывать врачей. Молодая усталая медсестра с богатой грудью и томными глазами – эх, будь он хотя бы на двадцать лет моложе, попытался бы, хоть с виагрой, но попытался бы! – неудачно вошла иголкой в вену, теперь на руке сине-жёлтое пятно и тупая боль до локтя.

Он покосился на компьютер, новенький серебристый мак, подаренный Пен-клубом. Отличная вещь. Можно делать всё. Только не писать. Писать не получалось. На «Эрике» - бумага дымилась и горела, на той старой парижской машинке с перепаянными литерами – строчки сыпались горохом, даже тот гудящий белый ящик с пузырём-экраном был очень даже ничего, он написал недурной роман… Мак был стерилен, как дорогая проститутка с перевязанными трубами.

Где бы найти ту старую машинку. Хотя, конечно, дело не в ней. Прав, прав был толстый хам Быков в своей последней рецензии – он безнадёжно исписался. Последнюю повестушку, «Жабий гон», он вымучивал полтора года, и вышел пшик. Нет, в «длинный список Букера» её внесли – из уважения. Но Топоров - маленький пьяный гномик – уже тогда сказал ему «пора завязывать». Он был прав: пора завязывать. Как с женщинами, как с выпивкой. Потенция исчерпана. Финита.

Зазвонил телефон, высветился номер с подсказкой. Из Чехии, Библиотека Вацлава Гавела. Насчёт лекции. Нет, он не поедет. Что он им скажет, этим улыбчивым чехам? Что он смертельно завидует покойнику? А он ему завидует, да. Единственный писатель-шестидесятник, которому удалось стать тем, чем они все мечтали стать, примеряли на себя эту роль, пусть тихонько, в пьяных разговорах, или ночью под одеялом. А он – бездарный, в сущности, драматург, писатель одного приёма – получил эту роль. Гавелу выпал счастливый билет. Который не достался ни Синявскому, ни Солжу, ни ему. Он писал не пьесы, а указы.

За стеной послышался непонятный гул. Он стал громче, ушёл в бас, задребезжали стёкла. Старик испуганно повернулся, задел стакан, тот полетел на пол, но не разбился.

Кряхтя, старик встал на колени, чтобы поднять вещицу. Тут же что-то предательски ёкнуло под ложечкой, отдалось в печёнке. Он замер, хватая ртом воздух.

В таком виде его и застали вошедшие в дом.

Их было трое. Одного старик знал – какой-то либеральный журналист с нерусской фамилией, в последнее время много мелькающий в телевизоре. Лицо второго он тоже где-то видел: военный, с сухим, иссечённым морщинами лицом. Третий был, судя по отъетой физиономии и щёточке усов, украинец, его он не знал совсем.

- Извините за вторжение, - начал военный. – Но у нас срочное дело. Я полковник Леонид Хабаров. Амнистирован, - добавил он.

- Айдер Муждабаев, - представился журналист. – Представляю интересы своего народа, - добавил он.

- Ну… Провидник, - буркнул усач, явно не желая представляться настоящим именем.

Старик с трудом выпрямился и кое-как сел.

- Василий Павлович, - начал Хабаров, - у нас такое дело. Вы знаете, что творится на Украине?

- В Украини, - упрямо бубукнул Провидник.

- В Крыму, - вздохнул Айдер. – Вы понимаете, почему мы к вам пришли?

…Через полчаса на плите пыхтел чайник. Айдер резал конскую колбасу. Полковник пил водку маленькими глотками.

- И всё-таки это бред, - говорил старик, уже убеждённый и согласный. – У меня нет никаких оснований…

- Я тоже так считаю, - согласился Айдер. – Вообще-то Крым должен принадлежать коренному народу. Но я вижу, что другого выхода пока нет.

- Нужна компромиссная фигура, - напористо излагал Хабаров, явно не со своих слов. – Фигура, приемлемая для мирового сообщества, для России и для Украины. Интеллигент с репутацией в гуманитарных кругах. Не замаранный в политических и финансовых скандалах. Ни в украинских, ни в российских. Умеющий говорить и умеющий писать. И при этом имеющий видение будущего Крыма. Привлекательное видение. Сейчас это самое главное. И вы нам это можете дать. Уже дали, - уточнил он.

- Гарный вижэн, - бубукнул Провидник.

- И не в последнюю очередь, уж извините – никто не будет бояться, что вы зависните у власти, как Путин. Всё-таки не тот возраст. К тому же вы демократ по убеждениям.

- Не особенно, - старик улыбнулся. – За последние сорок лет я разочаровался в некоторых идеалах. Зато я очень верю в полномочия. У меня будут полномочия? Я не хочу быть свадебным генералом. И не потерплю кукловодов у меня за спиной. Вы это понимаете?

- Да. Сейчас мы собрали депутатов, утром голосование. Вы должны появиться перед ними и сказать речь. Вылетаем немедленно. Извините, будет трясти.

…В вертолёте и в самом деле трясло, грохотало и пахло какой-то соляркой. Старик ничего не замечал: пристроив на коленях планшет, он тыкал пальцем в елозящую поверхность экрана. Ему давно так хорошо не писалось. И руки почему-то перестали ходить ходуном. Он вообще чувствовал себя превосходно. Последний раз он так себя чувствовал, когда получал орден "За заслуги перед Отечеством".

Тут же мелькнула мысль, что орден могут и отобрать. Она его не обеспокоила - скорее, позабавила. Орден перестал быть важным. Как и всё остальное. Включая Вацлава Гавела - посредственного литератора и мелкого, в сущности, политика. Во всяком случае, по сравнению с ним.

«Декларация Независимости Республики Крым», - с каждым нажатием движения пальца становились увереннее.

«Мы, народ Крыма, объединёный общей судьбой» - вертолёт ощутимо тряхнуло. Сидящий рядом полковник недовольно покосился.

- И всё-таки я был против, - в который раз вздохнул Айдер.

- Переходите в оппозицию, - посоветовал Хабаров.

«Мы обращаемся к международному сообществу….» - стучал палец.

- Колы выборы? – поинтересовался Провидник.

- Через три месяца. Думаю, решим в первом туре. Других кандидатов всё равно нет.

- И как будет называться моя должность сейчас? – старик оторвался от планшета.

- Координатор Руководящего Совета Республики, - отчеканил Хабаров. – Чтобы не поднимать языковых споров.

- Меджлис имеет иное мнение, - напомил Айдер.

- Почекаемо – поглянемо, - философски рассудил Провидник.

Старик недовольно поморщился – он перечитывал текст. Поправил пару эпитетов, убрал одну запятую. Открыл новый лист.

«Обращение к народу Крыма» - буквы выстраивались в линеечку, как пионеры на параде.

…Старик осторожно сошёл с подкаченной лесенки и встал на криво расстеленную красную дорожку. Вдохнул непривычно тёплый воздух. Посмотрел на небольшую кучку встречающих.

Высокий человек в форме без знаков различия отделился от прочих, подошёл к старику, приобнял за плечи.

- Хорошо долетели, Василий Павлович? – спросил он. – Нам срочно в парламент. Вы готовы?

Старик кивнул. Военный обернулся и крикнул во всю мощь лужёной военной глотки:

- Хрусталёв! Машину президенту Аксёнову!