Три истории об обрезании

...В Хайфе нас привезли в больницу (кажется, это был Ротшильд), разместили в маленькой палате. Пришла санитарка, сказала раздеться догола, выдала вместо одежды короткие, выше колена, халатики, застёгивающиеся сзади. Пуговиц не хватало как раз на уровне ягодиц. Третьим пациентом был 32-хлетний балагур по-имени Володя, низкорослый и усатый. "У нас в Черновцах я последний остался необрезанный. Мне даже тесть сказал, что не хорошо это как-то. Вот я и решил тестю приятное сделать. Вчера спать ложимся, мне Файка говорит: "Ну что, давай что ли напоследок...", а я ей: "На какой последок, дура ? Думай что говоришь !". Не, я не боюсь, главное, что б медсёстры моих размеров не испугались." В этот момент вошла медсестра, Володя побледнел: "Ш..ш..што уже пора ?"
Когда нас с П. позвали в операционную, я был в полувменяемом от страха состоянии, пытался на своём ужасном иврите уговорить, что бы мне сделали общую анастезию. Оказалось, что общую делают до 17 лет (моему брату повезло!), а мне в тот момент было уже 20. Потом я лежал на кушетке и мне сделали десяток жутко болезненых уколов по диаметру вокруг члена. По-соседству лежал пацан моего возраста, представившийся как "Стасик, мастер спорта по боксу из Одессы". Мы поболтали минут пятнадцать, как за ним пришли санитары и увезли его прямо на койке, которая оказалась с колёсиками. В последний момент Стасик успел стиснуть мне руку и прошептать: "Держись, братан." Позже я встречал его в Хадере, он почему-то меня не узнавал. Тем временем начала действовать анастезия - весь низ живота, то место, которое большинство мужчин чуствует 24 часа в сутки, вдруг просто исчезло. Вместо этого образовалась большая дыра. Несколько раз я даже трогал эти места, что бы убедиться, что все анастезированые части тела на месте. Каждый раз было ощущение, что рука провалится в пустоту.
В операционной я вырубился. Врачи сказали, что так бывает, на некоторых анастезия действует сильнее. А может я потерял сознание от страха. Последнее, что помню - хирург, довольно крупный хасид с длинющей бородой.
Очнулся в палате. С забинтованным членом. Медсестра сказала, что меня не выпишут, пока я не пописаю - у них такое правило - и что мне нужно поторопиться, потому что меня, оказывается, обрезали последним.

fraublucher

...Я стоял в ванной, и опять думал на эти темы. Ну и решил попробовать. Взял бритвочку, в смысле лезвие, и начал вести им по самому краешку. Это довольно больно... кровища и всё такое. В какой-то момент я понял, что уже не могу остановиться, положил на край раковины и отрезал всё. И вот когда я держал в руке этот кусочек, и понимал, что минуту назад это была часть меня... ощущение страшное, но в то же время жутко возбуждает. Умственно возбуждает, я бы сказал, потому что когда из тебя течёт кровь и боль жуткая, какое уж там возбуждение... Хотя и оно тоже было. Я прижёг это дело одеколоном, но всё равно лило...
А зажило, кстати, совершенно нормально. Мне потом рассказывали всякие ужасы, как это оно бывает - так вот, у меня ничего такого не было. Когда татуировку на члене делал - было после этого больше гемороя. И ещё яички, когда я в них раствор вкалывал... потом они тоже долго болели. Хотя нет, не очень: там я всё делал по схеме, надо просто аккуратно протыкать оболочки, и всё будет в порядке. А тут всё получилось как-то само... Но, в общем, это было, я тебе скажу, волнующим моментом.

Вид у хирурга был вполне себе адекватный. Впрочем, Левин, рекомендуя его, особенно упирал на "набитую руку". На ком именно он её набил, догадаться было нетрудно: в "предбаннике" уже ждали своей очереди два товарища репатриантской наружности.
- Да ты не бойся, - добродушно говорил он, позвякивая инструментом. - Сейчас Лена тебе укольчик сделает... Это примерно как потеря невинности, правда, Лена?
Медсестра фыркнула. Шуточка, видимо, была дежурной.
- Ну ладно... ты там иголочку потоньше поставь, хорошо? Всё-таки хуй. - Последнее слово хирург выговорил с некоторым сомнением - точно ли то, что он видит перед собой, можно обозначить этим весомым и ко многому обязывающим словом.
Иголка c заморозкой вошла под glans penis и тут же перестала чувствоваться.
- А может, заодно и обрежем? - вдруг предложил он дополнительную услугу. - Чего уж там...
- Мне, пожалуйста, только уздечку, - просипел я, пытаясь чуть приподняться: мне было интересно, что он там делает.
- Лежи, лежи, - шикнул на меня хирург, и я послушно принял прежнее положение, именуемое красивым словом "навзничь". - А вообще - подумай, подумай... Мы бы с Борькой Левиным коньячку треснули по такому случаю. Вообще, непорядок: умный парень - а не еврей. Разве ж так можно?
- Бывает... А коньячку и так... - начал было отбрехиваться я, но в этот момент, наконец, почувствовал, что меня режут. Ощущение было безболезненным, но довольно своеобразным. Впоследствии, когда мне вырезали аппендикс, а общий наркоз подействовал неправильно (хорошо хоть, местный оказался на высоте), я узнал это ощущение рассекаемого тела - и подумал о том, чего лишаюсь: в тот момент я лишался сомнительной перспективы стать ламой. Но это было потом, а сейчас не происходило ничего духовно-значимого.
- Ты, главное, не трогай, - посоветовал мне хирург, когда всё закончилось и я вручили ему полагающийся "Наири". - Кетгут, он сам рассасывается. - За этим последовала грубоватая (но вполне ожидаемая) шутка на тему последнего слова. Заверив доброго доктора, что я непременно сообщу "своей девушке" о ненужности её предполагаемых усилий, я быстро оделся и отправился восвояси.
Перед дверью уже тусовался очередной клиент - на сей раз, без всяких сомнений, человек шёл на циркумцизию.
Это был молодой черноволосый парень, с интересной бледностью на лице. В глазах его застыла скорбь, мука и смирение перед неизбежным.

krylov