Максим Солохин (palaman) wrote,
Максим Солохин
palaman

Огораживания в Англии при Тюдорах

Оригинал взят у antoin в Огораживания в Англии при Тюдорах


[Кликните, чтобы прочитать]
Disclaimer. Периодически в комментарии приходят забавные люди, которые пишут, что мои посты не имеют никакой ценности, потому что не сопровождаются правильно оформленными библиографическими ссылками. На это я предлагаю выбрать любой из следующих ответов: а) я придумал всё до последнего слова, б) мне лень, в) размещать в блогах точные ссылки и составлять для кого-то библиографию — глупая, вредная затея. Что касается нижеследующего текста, то я полагаю, что указания имени автора, у которого можно найти информацию по какому-либо вопросу, вполне достаточно для тех, кто действительно хочет изучать тему и умеет подбирать литературу самостоятельно, а остальным и полные ссылки не помогут.

Прежде всего стоит уточнить, что такое огораживание. Несмотря на массу ассоциаций, верных и не очень, enclosure — это просто установка изгородей и заборов. Да-да, всё остальное к собственно огораживанию не относится. Чаще всего в XVI в. под огораживанием понимали:
1) обозначение границ своего участка там, где эти границы были на бумаге, но на местности не размечались (то есть межевание), или
2) разделение на индивидуальные участки земли, которая ранее была в совместном пользовании.
Сразу считаю нужным сказать, что к 1500 году было уже огорожено ( то есть распределено между отдельными владельцами, а не находилось в долевом владении) около 45% всех английских земель. От 1500 до 1599 г. по самым большим прикидкам «огородили» ещё всего 2-2,5% (J. R. Wordie, Edwin F. Gay). Эти невероятные масштабы стоит держать в уме при чтении нижеследующего текста.
Определив само слово, перейдём к тем процессам, благодаря которым оно вошло в лексикон.

1. Тучные годы (до 1520 г.).
Вопрос об огораживании не так прост, как некоторые его пытаются представить. Для того, чтобы понять всю картину, придётся начать издалека. В XV веке численность населения в Англии постепенно восстанавливалась после Чёрной Смерти, но с 1500 по 1640 население увеличилось более чем в два раза. Рост спроса вместе с общеевропейской «революцией цен» привёл к тому, что за этот период цены на зерно выросли в семь раз. Эти процессы не могли не влиять и на сельское хозяйство.
Лежащие в запустении поля, на которых некому выращивать зерно, развалившиеся дома, брошенные деревни — всё это было постоянной чертой Англии со времён Чёрной смерти. В конце XV века население только-только восстановилось до уровня XIV. Лендлорды беднели, а фермеры богатели, потому что арендаторов не хватало, и земля всё больше теряла в цене, когда поля зарастали, а здания разрушались. Особенно часто это происходило в тех местах, которые были заселены в XIII веке на волне взрывного роста населения, но имели слишком много недостатков. Такие земли были оставлены, когда эпидемии освободили участки в более благоприятных районах. В самых плодородных частях Англии переселенцы легко находили аренду на невероятно выгодных условиях, так что конкуренция между лендлордами достигла предела, а участки фермеров превосходили их возможности по их обработке. Аренда стала невероятно дешёвой, но арендаторы к тому же не желали нести расходы на ремонт строений: при необходимости они просто переезжали на другое место. Лендлорды упорно доказывали в судах, что договор аренды включает обязательство поддержания земли и зданий в надлежащем виде, и суды обязывали нерадивых арендаторов восстановить разрушенный амбар, починить забор или стену (Ian Blanchard). Арендаторы эти решения зачастую игнорировали.
Так называемые «Акты против огораживаний» 1489 и 1516 на самом деле были посвящены прежде всего борьбе с запустением пашен и разрушением домов. Они главным образом подтверждали обязанности арендатора по содержанию арендованного имущества. Огораживание же следовало за этим разорением, а не служило его причиной. Документы показывают, что огораживание происходило уже после зарастания полей травой и оставления домов (M. Beresford, после его исследования говорить про «овцы съели людей» стало гарантированным способом зарекомендоваться в качестве Рип Ван Винкля). Люди, которые писали красочные обличительные памфлеты в Лондоне, судили о ситуации по слухам, а мнение тех, кто видел деревни своими глазами, кардинально отличалось. В 1548 году Джон Хейлз, который 30 годами ранее составлял отчёт для комиссии, расследовавшей огораживания, вынужден был сказать, что его слова об обезлюдевших местах используют неверно, когда связывают депопуляцию с огораживанием, так как всё это произошло задолго до правления Генриха VII (A. R. Bridbury). Это впрочем не мешало пропагандистам приписывать ему противоположные выводы. В целом в ходе проверок, вызванных слухами о депопуляции, чиновники собрали внушительное количество обвинений, но качество этих проверок оказалось сомнительным: очень часто затем эти материалы не выдерживали проверки в суде, так как оказывалось или что земля и деревня были покинуты после Чёрной Смерти, или что никаких пастбищ нет, а продолжают существовать пашни, или что уже ведётся переменное хозяйство (о нём ниже). При этом интересно, что Томас Мор и сам отвечал перед судом по подозрению в незаконном создании пастбищ, и сам устанавливал невиновность обвиняемых когда был председателем судов об огораживаниях. Так что внимательное изучение вопроса изменяло даже тех, что изначально поднимал истерику по поводу огораживаний, основанную на слухах (Eric Kerridge).
Тот тип огораживания, который привлекал больше всего внимания памфлетистов — огораживание лендлордом общего поля с целью создать пастбище для овец — составлял лишь малую долю всех огораживаний XVI века. Документы показывают, что такие огораживания происходили в ограниченный период времени с 1450 по 1550, причём в основном до 1510, а к 1530-ым огораживания обычно делались самими фермерами с целью более интенсивного выращивания зерна или для попеременного использования земли под зерно и овец (Jack A. Goldstone). Последние исследования показывают, что связь огораживания, превращения пашен в пастбища и развития капитализма — совершенно ошибочная теория, которая должна быть оставлена в пользу более сложных и комплексных моделей (J. A. Yelling).
Избавляться от арендаторов было невыгодно в период до 1550 года, когда арендаторов так не хватало, что приходилось охотиться за ними со всё более заманчивыми предложениями аренды (A. R. Bridbury, Kerridge). Даже 40% рост цен к середине XVI в. по сравнению с 1485 годом не делал овцеводство выгоднее зерноводства. Расторжение договора аренды и создание пастбищ для овец было в основном уделом лендлордов, на землях которых в деревнях уже и так оставались заселёнными один-два дома. Только в этом случае экономически целесообразно было отказаться продлевать договор аренды с истёкшим сроком действия (именно это законное действие пропагандисты называли «выгнать несчастных фермеров») и попытаться заработать на мясе и шерсти — пастбища были средством хоть как-то уменьшить убытки. (Beresford, Leadam, Ian Blanchard).
При этом вплоть до 1520 года никаких возмущений арендаторов таким огораживанием не найти, и это логично: земли было много, и всегда можно было найти место получше. Кроме того, в случае незаконного расторжения договора фермеры нередко добивались компенсации в судебном порядке (многим это покажется странным, но английские суды в XVI веке всё-таки служили справедливости, а не угнетению арендаторов арендодателями). Зато огораживания в то время нередко проводили и сами фермеры, поскольку охотно реагировали на колебания цен. Например в 1536 году был небывалый взлёт стоимости шерсти, а обильные урожаи понизили цену на зерно, так что многие временно преобразовывали свои пашни в пастбища, без всякого участия лендлордов (Ian Blanchard).
Нарушить права арендаторов, даже копигольдеров, было непросто, а они в свою очередь могли нарушать права арендодателей. Например, в 1510 году епископ Питерборо был вынужден подать жалобу в Звёздную Палату на своих крестьян, которые провели огораживание общего поля, выделив индивидуальные участки, так что епископу стало негде пасти своих овец, которые ранее по обычаю и закону могли пастись на общем поле (Leadam).


2. Конец ничейной земли (1520-е — 1550 г.).
В 1520-ых в Англии всё ещё было больше пашен, чем людей, которые могли выращивать зерно, но ситуация постепенно менялась. Благодаря росту населения всё больше заброшенных и поросших травой полей возвращалось под пашни. Арендная плата росла. В 1550-х впервые за 250 лет возникла нехватка, а не избыток земли. Теперь законодательные усилия были направлены не на сохранение оставленных домов и пашен, а на справедливое распределение земельных участков, отвечавшее интересам и лендлордов, и арендаторов, и государства. В середине столетия всё больше пастбищ превращаются обратно в пашни, потому что теперь было кому их обрабатывать.
К 1530 годам, как показывают документы, огораживание обычно было огораживанием пашни для интенсивного выращивания зерновых либо для смешанного сельского хозяйства, включающего и овцеводство, и земледелие. Даже в центральных графствах, где земля по своему составу лучше всего подходит для овцеводства, а не зерновых, наоборот массово превращали пастбища в пашни (Jack A. Goldstone), поэтому принимались меры к определению тех земель и домов, которые старый арендатор не может содержать, чтобы перезаключить договор и предоставить ранее заброшенные участки новым арендаторам. Более того, в 1528 году была издана прокламация, просившая арендаторов и лендлордов тайно передавать Лорду Канцлеру сведения о тех, кто владел более чем одной фермой или держал под пастбище землю, которая ранее была пашней. В 1533 году статут повторил этот призыв и обещал информаторам возможность получить в аренду участок, неправильное использование которого они заметили (J. L. Lindsay, M. Beresford).
Кто же протестовал в то время против огораживаний, если фермеров не сгоняли? Не йомены или копигольдеры, а изначально безземельные сквоттеры, которые самовольно захватывали небольшие участки необрабатываемой земли и промышляли охотой, собирательством и вырубкой леса. Ранее их не трогали, ведь всё равно поля не использовались. Теперь же вся земля стала нужна, и потому лендлорды с арендаторами сообща выступили против незаконных пользователей, принуждая заключать договоры или освобождать место другим (Ian Blanchard, Jack A. Goldstone).
С конца 1520-х желающие арендовать пашни стали всё громче возмущаться лендлордами, которые не хотели разделить свои пастбища на участки под пашни и отказывались заключать договоры аренды. Именно эти фермеры, которых лендлорды тоже ниоткуда сгоняли, были самыми активными «борцами против огораживаний». Они или подавали на лордов в суд (например, в деле Crisp and Clement v. Balantyne ответчиком был сэр Уильям Балантайн, который отказывался заключать с арендатором Кристофером Криспом договор о землях, которые могли бы быть пашней, но использовались под пастбище) или разрушали изгороди пастбищ самовольно. При этом лорды в то время сами хотели отдать свои пастбища арендаторам под пашни. Весь предмет спора между фермерами и лендлордами заключался в цене аренды: арендаторы хотели диктовать лендлордам цены, как раньше, когда арендаторов было мало, а земли много, а арендодатели адаптировали свои предложения выросшему спросу на землю (Ian Blanchard). Кроме того, иногда лендлорды соглашались на огораживание только если фермеры обещали предоставить овцам лендлорда возможность пастись на огороженных пастбищах, как раньше они паслись в общих полях (Alan Simpson). Так что на самом деле крестьяне яростно выступали за огораживание, а лендлорды против него, вот что интересно.


3. Разделение общего поля и переменное хозяйство (после 1550 г.).
Огораживания к 1550 году в большинстве случаев происходили по общему соглашению арендаторов для увеличения интенсивности сельского хозяйства. Сохранившиеся документы XVI-XVII веков показывают, что огораживания чаще затевались фермерами, а не лендлордами, и отвечали интересам всех заинтересованных лиц (Jack A. Goldstone). Во владениях какого-либо арендодателя в конце XV века копигольдерам и иным арендаторам принадлежали полосы земли, разбросанные по открытому (неразмеченному) полю, а также в общем пользовании находились земли, отведённые под выпас скота. В XV в. части открытых полей и общих пастбищ начали огораживаться — выделяться с помощью изгородей как собранная вместе земля того или иного арендатора. В XVI эти огораживания стали более частыми. Фермеры уже не нуждались в партнёрстве с соседями и совместной обработке земли (ранее участки в разных частях поля были удобны соседям для вспахивания их общим плугом, прежняя гипотеза справедливого деления плохой и хорошей земли не подтвердилась) (A. R. Bridbury).
Тягу к консолидации земельных участков одного арендатора подстегнул и переход к переменному хозяйству. Имеется в виду, что если раньше пашня периодически просто отдыхала под паром, то теперь назначение земли постоянно менялось. Поле под травой быстро восстанавливало плодородность, выступая в роли пастбища, потом несколько лет использовалось под пашню, а потом снова отдыхало в виде пастбища. В Фермеры уже не знали недостатка ни в навозе для пашен, ни в траве и сене для скота, плюс это уменьшило время, которое должно было пройти между использованием земли под пашню. Новый способ ведения хозяйства резко увеличил урожайность зерновых и поголовье скота, и один и тот же участок земли смог кормить больше народа. Переменная система появилась в начале XVI века, но по-настоящему распространилась после 1560 года, особенно активно к ней стали обращаться после 1590 года (Kerridge).
Благодаря переменному хозяйству исчезало различие между пашней и пастбищем, так что огораживания после середины XVI века и вовсе абсурдно связывать с переводом пашен в пастбища. Всё меньше оставалось и земель, которые использовали лишь как пастбища — на них тоже начали чередовать выпас скота и выращивание зерновых (Jack A. Goldstone, John Broad, Victor H. T. Skipp).

Основным источником земли для огораживания в XVI и XVII веках было огораживание земель, только что отвоёванных у болот и лесов, и потому не бывших объектом средневекового общего права (Victor H. T. Skipp, Conrad Russell, Joan Thirsk). Как говорил спикер палаты Общин в 1621 году, «В настоящее время не нужны дополнительные пашни, нужны пастбища и скот, поскольку слишком много лесных участков и пустырей были превращены в плодородные пашни вместо пастбищ» ("Seventeenth Century Economic Documents" Joan Thirsk and J. P. Cooper, eds.). Авторы XVII века защищали практику огораживаний за получаемую прибавку в урожае зерна (Tusser, Norden). Опять стоит подчеркнуть, что эти огораживания производил не лендлорд, а сами фермеры по взаимному соглашению. Исследования документов XVI и XVII вв показали, что такие огораживания оформлялись как договор, и были выгодны всем сторонам, так что основным двигателем огораживаний следует считать не столько лордов, сколько йоменов и копигольдеров (Margaret Spufford, E. M. Leonard, David Hey, Yelling, Mildred Campbell, R. A. Butlin, Victor H. T. Skipp, Joan Thirsk). Например, при вырубке леса заключался договор между всеми фермерами, которые имели права общего пользования этим лесом. Процесс обсуждения и согласования таких договоров был сложной и продуманной до мелочей юридической работой (Buchanan Sharp). Более того, в то время, как фермеры требовали от лендлордов дележа общинных земель, консервативные лендлорды вместо радостного буржуазного огораживания часто изо всех сил поддерживали прежнюю феодальную структуру деревни.
В этом случае те, кто выступал против огораживаний, тоже были не лишёнными прав копигольдерами и йоменами, а безземельными самозахватчиками, которые промышляли браконьерством, сбором хвороста и выпасом скота на заброшенных полях, а фермеры выступали против них всей общиной (Jack A. Goldstone).
Другие огораживания были связаны с тем, что во многих частях Англии общие поля никогда и не были значительными, и земля была поделена между индивидуальными держателями, так что огораживание тут лишь помечало прежние границы, давно существовавшие фактически и юридически (Yelling, Eric Kerridge).
Зерноводство продолжало быть более выгодным, чем скотоводство. Прежние модели, по которым разведение овец давало больший доход на каждого работника (Jon S. Cohen and Martin L. Weitzman), вычисляли в итоге некую абстрактную цифру, так как для лендлорда и арендатора важнее был общий доход с определённого куска земли, а не расчёт прибыли от каждого человека. Кроме того, эта модель анализировала отдельные, нетипичные случаи, но распространяла выводы на всю Англию, и исходила из догматичной веры в то, что количество земли, доступной каждой деревне, оставалось неизменным, а назначением земли могло быть или пастбище, или пашня, хотя в реальности деревни активно расширяли свои участки освоением болот, пустыре и лесов, а назначение земли менялось в рамках переменного хозяйства (Jack A. Goldstone). На самом деле на начало XVI века шерсть уже была дешевле зерна, а с 1500 по 1640 цены на зерно росли в два раза быстрее цен шерсть, а стоимость рабочей силы из-за роста населения упала вдвое, сделав зерноводство невероятно выгодным. Арендная плата отражала эту разницу: с 1550 по 1640 за земли, больше подходящие для производства зерна, она выросла в шесть раз, а за земли, больше подходящие для пастбищ — только в два-три раза (D. C. Coleman). Именно поэтому огораживания производились в основном для выращивания зерна или для создания переменного хозяйства.


4. Выступления против огораживаний?
Исключения были, и по закону Такман оказывали непропорциональное влияние на наше восприятие тех событий. На деле всё определялось разницей в качестве почвы. Например, в восточно-центральной Англии, где и возникли в 1607 году беспорядки, связанные с огораживанием, очень глинистая почва подходила в основном для пастбищ, но даже в районах наибольшего огораживания только 10% пашен были превращены в пастбища. Это было связано даже не с производством шерсти (для этого лучше подходили нагорья), а для разведения крупного рогатого скота и баранов на мясо, нужное местному рынку. Сами современники отмечали, что ситуация в восточно-центральной части исключительна, поскольку в других графствах огораживают ещё больше безо всяких возмущений, и никто не собирается оставлять поля без зерна (E. M. Leonard, Joan Thirsk, W. G. Hoskins).
При этом исследование выступлений, которые раньше огульно называли «восстаниями против огораживаний», показало, что практически всегда их причиной было не огораживание, а годы плохих урожаев, после которых еды не хватало выросшему населению. В этом ошибочно винили тех, кто держал пастбища вместо пашен, но связи выступлений с районами наибольшего количества пастбищ не наблюдается (B. A. Holderness, Campbell, Russell). Количество пастбищ, созданных на месте пашен, было так мало, что не могло оказывать заметного влияния на количество продовольствия на фоне обычных рисков сельского хозяйства и перенаселения, которое стало заметным во второй половине XVI века.
Напряжение, создаваемое ростом населения, некуда было скинуть. Участки отдельных фермеров становились всё меньше, всё больше общих полей делились изгородями на личные куски. Там, где отцы не желали или не могли дробить свои участки, их младшие сыновья вынуждены отправляться на поиски своей доли в другом месте. Многие из них вливались в ряды сквоттеров, самовольно живших с чьих-то общих полей. Когда местные жители наступали на леса и пустыри и огораживали свои владения, они сгоняли сквоттеров, которые в свою очередь и устраивали выступления со сломом новых изгородей, хотя огороженная земля никогда им не принадлежала. К ним присоединялись и жители соседних, мелких деревень, которые ранее пользовались лесом и общинными полями соседней деревни, решившей наконец огородить индивидуальные участки (Andrew B. Appleby, Jack A. Goldstone). Исследования показывают, что состав атакующих изгороди был чаще всего именно таков.
В годы неурожая «восставшие» вообще нападали не на заборы, а на торговцев зерном, которых обвиняли в завышении цен. Связи с огораживаниями тут тоже нет (Peter Clark). Более того, чаще всего такие выступления возникали в регионах, где пастбищ было меньше, а основной упор делался на зерно. В обычные годы Норфолк, Эссекс, Кент, Сассекс, Хертфордшир, Хемпшир и долина Темзы производили достаточно зерна, чтобы продавать его в крупные города, но в периоды неурожая населения считало, будто нехватка хлеба вызвана тем, что весь его куда-то увозят торговцы (John Walter and Keith Wrightson). Состав этих «восставших» тоже был другим — это были уже не сквоттеры и тем более не фермеры, а ремесленники, которые сами уже не занимались сельских хозяйством, а потому зависели от цен на хлеб. Именно такие волнения из-за нехватки еды возникали чаще всего в конце XVI и XVII веке (B. Sharp). Обычно перед выступлениями беднота писала петиции Короне с просьбой обеспечить их продовольствием. Когда королевская помощь оказывалась недостаточной, они переходили к нападениям на торговцев и зернохранилища (John Walter, Charles Tilly).
Даже известное восстание Кета в 1549 году ранее приписывали движению против огораживания. Однако подробное изучение тех событий привело к выводу, что его причины более сложны. Во-первых, регион восстания особенно сильно страдал от роста населения и инфляции (Julian Cornwall, Thirsk). Во-вторых, проблемой скорее было то, что стада овец лендлордов слишком сильно выедали траву с общинного поля, и фермеры наоборот хотели провести огораживание: разделить общее поле на индивидуальные участки и поставить заборы (Diarmaid MacCulloch).
Более того, история самого Кета тоже не так проста. В 1549 году всё началось с того, что Джон Флауэрдью из Хизерсета, юрист из Норфолка, ставший эсквайром, заплатил сорок пенсов нескольким рабочим, чтобы они снесли заборы, установленные Робертом Кетом, поскольку по мнению Флауэрдью Кет установил огораживание незаконно и занял чужую территорию. Снеся заборы Кета, на следующий день те же самые рабочие были наняты Кетом и отправились проводить огораживание (рыть канавы и ставить заборы), чтобы отделить часть пастбища, которую Кет считал своей. Флауэрдью и Кет встретились и наговорили друг другу нецензурщины, в итоге Кет вспылил и приказал нанятой им шпане ломать заборы г-на Флауэрдью, что было уже явным нарушением закона, а дальше пошло-поехало (Roger B. Manning).

Этот случай исключителен лишь по масштабам, к которым привёл, а в целом все настоящие «восстания против огораживаний» были мелкими местными разборками соседей по поводу спорных ярдов, вызванными тем, что, грубо говоря, Степан у Васьки от огорода лишний метр канавой отделил. Чаще всего, надо сказать, эти споры решались не кулаками, а в судах, процессы шли долго и бурно, документов осталось очень много (Roger B. Manning). Интересно заметить и то, что в подавляющем большинстве случаев уничтожением чужих изгородей занимались лендлорды друг у друга, либо чиновники во исполнение судебного решения или королевского приказа. Самовольное разрушение огораживания ремесленниками и фермерами составляет меньшинство случаев, а в основе своей тоже имеет обычный спор о принадлежности того или иного участка.
Хотя чаще всего эти мелкие склоки были довольно скучны, иногда начиналось настоящее веселье, например когда спорящие джентри не только ломали заборы, но и устраивали браконьерские набеги на земли друг друга (налететь весёлой оравой друзей, набить как можно больше дичи и быстренько ретироваться) (Roger B. Manning). Некоторые исследователи считают, что именно такое поведение лендлордов в спорах между собой подавало фермерам дурной пример насилия (George Rudd, R. B. Smith).
В тех случаях, когда снос изгородей можно связать с крестьянами, эти волнения практически всегда, кроме 1536-37 и 1548-49 годов (когда были неурожаи и хлебные бунты), происходили в границах одного манора или деревни, либо двух деревень, которые спорили друг с другом. Обычно можно насчитать тридцать или меньше участников таких «выступлений». Если же собиралось около сотни «бунтовщиков» и больше, то в таких случаях можно было видеть руководящее влияние местных лордов, джентри или городов. Например, Эдвард Стэнли, лорд Маунтигл, собрал 400 человек, чтобы уничтожить заборы, которыми эсквайр Эдмунд Талбот украсил землю в Йоркшире, а эсквайр Уильям Холкрофт один раз собрал 300, а второй раз 400 человек, чтобы уничтожить изгороди, поставленные городским советом Честера вне городских стен на землях, взятых в аренду у Честерского аббатства (Roger B. Manning).

Интересно заметить, что часто споры о праве пользования, приводившие к самовольному сносу изгородей, возникали тогда, когда появлялись новые арендаторов. Эти аутсайдеры просто были не в курсе местных обычаев и традиционных прав, они старались добиваться исполнения своих договоров в точности. Прибавим к этому тогдашнюю сложность земельного права, и становится понятно, что в период роста населения тогдашние споры были неизбежны.

Итоги
Итак, обобщим вышеизложенное.
1) огораживания не приводили к депопуляции - депопуляция предшествовала огораживанию;
2) только в начале XVI века были редкие случаи, когда огораживание сопровождалось прекращением аренды и превращением пашни в менее выгодное пастбище — это было попыткой уменьшить убытки там, где почти все арендаторы уже умерли или переселились, и в итоге «выгнанные» арендаторы просто находили более выгодные условия аренды;
3) в середине XVI века огораживания инициировались самими крестьянами, поскольку шло не интенсивное развитие сельского капитализма, а экстенсивное освоение новых территорий старыми методами, а мятежи, связанные с огораживанием в это время, были мятежами изначально безземельных обитателей лесов, болот и сквоттеров, которых выгоняли с самовольно занятых чужих земель;
4) противопоставление пашен и пастбищ теряет смысл во второй половине XVI века из-за перехода к переменному хозяйству;
5) мятежи середины и второй половины XVI века не были направлены против огораживаний и были выступлениями ремесленников, вызванными голодными годами, безработицей и ростом цен;
6) огораживания по большей части проводились по общему согласию фермеров, нередко вопреки желанию лендлордов, огораживалась до того времени ничейная земля для интенсивного производства зерна, мяса и молочных продуктов;
7) огораживания проводили для выделения индивидуальных участков из общинных полей или для установления границ там, где они не были видны на местности (межевания), а потому огораживания полностью отвечали интересам фермеров и лучше защищали их права, чем общинная система;
8) большинство настоящих выступлений против огораживаний и уничтожение изгородей были связаны со спорами двух соседей — лендлордов или джентри, а не фермеров.
Ещё раз для самых невнимательных: голод, бунты, бродяги и прочие ужасы в Англии были, никто их не отрицает. А вот причины их были далеко не так просты и однозначны.

P.S. Дорогие читатели, я знаю, как часто вы в разговоре со сторонниками сказки про овец-каннибалов размещали ссылки на прошлые мои заметки об огораживаниях. Ничего не имею против, но хочу заметить, что это обычно безрезультатно. История никогда не перекричит мифологию, особенно мифологию, которая так сильно связана с психологическими комплексами.
Однако я продолжаю не понимать бурный интерес к этой теме. Порой посмотришь на обсуждение огораживаний - и такое ощущение, что люди все проблемы в жизни давно решили, виллу построили, свору детей выпустили, вишнёвый сад вырастили, все проблемы своей родины решили, теперь можно и по вопросу огораживаний в Англии драться...

Здравствуйте! Ваша запись попала в топ-25 популярных записей LiveJournal центрального региона. Подробнее о рейтинге читайте в Справке.