Максим Солохин (palaman) wrote,
Максим Солохин
palaman

Category:

Промыслительное значение ересей

Не бывает отношений более напряженных, чем отношения между ближайшими конкурентами. Какие женщины ближе и интимнее связаны друг с другом, чем две жены одного мужа? Самый острый вариант такого сюжета – это две сестры, ставшие женами одного и того же мужа. Этот классический «треугольник» мы встречаем в самом классической произведении мировой литературы – в «книге Бытия» Моисея: великий праотец Израиль, возлюбленная Рахиль и преданная Лия. Невозможно найти отношений более острых в своей амбивалентности, чем отношения двух братьев, конкурирующих из-за наследства или, например, из-за женщины, если они имели несчастье полюбить одну и ту же. Любовь и ненависть смешиваются здесь до неразличимости, а смерть порой переживается как благодеяние.
[Spoiler (click to open)]Такие же отношения сплошь и рядом возникают в политике, когда две элиты ищут опору в одном и том же селекторате. Пройдет сто лет, и логически объяснить различие между социал-демократами (большевиками) и национал-социалистами (которых у нас ошибочно именуют фашистами) будет под силу только специалисту. По большому счету, это различие сводится к одному единственному (еврейскому) вопросу.
Похожая ситуация возникает в медицине, когда перед иммунитетом стоит задача отличить патогенную клетку от здоровой. Шансы патогенной клетки на выживание тем выше, чем более тонким и неуловимым становится это различие. И тем оно тоньше, тем выше шанс аутоиммунной реакции – самой опасной разновидности человеческих болезней, когда система [государственной] безопасности вдруг принимается за уничтожение совершенно добропорядочных граждан. Для нас в России вся эта проблематика стала страшно актуальной с тех пор, как наш народ утратил естественного Лидера, православного Царя, единственного на свете человека, который был кровно и абсолютно безальтернативно заинтересован в процветании нашей страны и нашего народа, потому что это была его собственность и его наследие. Не было и не могло быть человека более лояльного к России. Его убийство дало старт аутоиммунной реакции, которая уничтожает добропорядочных граждан страны вот уже почти век – то более, то менее интенсивно, но с закономерным постоянством.
Итак, речь идёт об универсальной проблеме, след которой обнаруживается на всех уровнях человеческого бытия, от уровня отдельного организма до уровня человечества в целом. Конкуренция братьев за наследство отца, конкуренция жен за любовь мужа, конкуренция двух псевдодемократических партий за благосклонность рабочего класса, конкуренция патогенных клеток со здоровыми за «признание» со стороны иммунной системы (основная причина рака)… Эти отношения универсальны, они проявляются и в самой высокой из сфер человеческого бытия – в отношениях человека с Богом, в религии.
Стороннему наблюдателю непросто (а по большому счету, почти невозможно) выделить среди множества христианских конфессий то, которое сохранило смысл проповеди Христа в его первоначальной чистоте. Более того, даже выделить христианство среди множества других религий – задача, с которой способен справиться духовный иммунитет далеко не всякого человека. Но этот текст я адресую преимущественно православным – то есть, тем людям, которым по милости Божией каким-то чудом удалось сделать правильный выбор, удалось осознать Православие как Ту Самую религию, которая является мерой всех прочих религий и вообще вещей.
Во всякой вещи наиболее важно и интересно то, что связывает её с Иисусом Христом. В самом же Христе наиболее интересно и важно то, что отличает Его от этой вещи. Во всяком человеке самым важным и интересным является то, что он – человек (и Христос – человек), а во Христе наиболее важно и интересно, что он просто человек, но Богочеловек. Это отличает Его решительно от всех людей и всех прочих вещей.
То же можно сказать и о Православии. Во всякой религии, философии и мистической практике наиболее интересно и важно то, что сближает её с Православием. В самом же Православии – то, что отличает его от всех прочих религий и философий.
Но вот эта вышеуказанная проблема – непримиримая конкуренция подобных – ослепляет нас, православных, заставляет ревновать не по разуму, препятствует объективной и спокойной оценке тех религий, которые к Православию наиболее близки. Ощущая это опасное сходство, мы порой теряем голову от ревности и становимся неспособны рационально мыслить. В эпоху глобализации, когда у нас нет здесь на земле своей (православной) государственности, когда все культуры перемешались, и мы ежечасно должны взаимодействовать с иными «невестами», претендующими на нашего Жениха – в эту эпоху становится крайне актуальным и важным, чтобы мы могли занять в этом вопросе предельно взвешенную, стратегически выверенную позицию. В противном случае далекие последствия наших слов и поступков приведут к результатам, противоположным тем целям, с которыми мы их говорили и совершали.
Вопрос об экуменизме стал камнем преткновения, о который споткнулись уже многие тысячи, да ещё какие тысячи. Тут набивают шишки и разбивают носы не только самые умные и образованные – это-то не удивительно – но и самые ревностные и преданные делу веры! Тут есть две крайности: принять экуменизм и отвергнуть его. Любая из этих двух крайностей удаляет от Истины. На как пройти между Сциллой и Харибдой? Как не принять экуменизма, не отвергая его? И как не отвергнуть экуменизма, его не принимая? На этот вопрос я и постараюсь ответить по мере моих сил, уповая на помощь Бога, поставившего меня на то скромное место, на котором стою – то падая, то опять подымаясь.
Прежде всего, я никто и слово моё само по себе не значит ничего. Его Бог коснется сердца читателя, то оно имеет смысл. Если не коснется – значит, этот текст не для него, и следует просто проигнорировать его, не пытаясь подменить отношения с Богом отношениями со мною. Я сам по себе ничего не значу, и если мне удастся сказать что-то дельное, это будет означать лишь то, что Богу угодно было использовать меня в качестве орудия Своего промысла.
А орудием Его промысла ведь может выступить что угодно. Даже сам дьявол, сколько он ни ухищряется в безумной попытке независимого от Бога бытия, тем не менее остается слепым орудием, при помощи которого Иисус Христос выполняет Свои задачи в этом мире. Потому в моей претензии на роль орудия Промысла нет гордыни. Каким бы безумцем я ни казался, я не претендую даже на то, будто я выше дьявола.
Итак, вот поставлена цель и вот очерчены границы, внутри которых ведется литературная игра. Всякий текст, каким бы серьезным он ни был, с точки зрения литературы есть всего лишь игра. И игра перестает быть игрой лишь тогда, когда Сам Бог благоволит смиренно снизойти до роли одного из Игроков. В этом случае на тексте является печать Вечности и отблеск Евангелия. Ибо Бог превыше всех правил.
Какая бы то ни было ересь – лишь орудие Божественного Промысла. Ни одна ересь не могла бы существовать, если бы Бог не восхотел допустить её появления и – дерзну сказать больше! – не поддерживал её существования Своим благодатным действием. Ни одна вещь не могла бы существовать, если бы Вседержитель отнял Свою руку. И дьявол существует лишь потому, что Бог поддерживает его бытие в Своих целях. Тем, кто по-настоящему подвизается на пути внутреннего делания, открывается та истина, что бесы, искушая нас и стремясь увести нас с пути спасения, в действительности лишь помогают нам достичь ангельской высоты. Мы, спасающиеся, занимаем утраченные ими места в вечном и несказанном Царстве нашего Христа. А они ведь были ангелами!
Человек должен занять место ангела, освободившееся место падшего ангела, а для этого он должен сразиться с этим падшим ангелом и одолеть его. Изначально в этой борьбе не было нужды, потому что мы, люди, братья Христа, и Его высота была приготовлена для нас. Но мы не приняли Его заповеди, а приняли идею жить своим умом – и вот теперь для того, чтобы вернуть утраченное, нам приходится побороться с нашими ближайшими конкурентами на право жить своим умом. Духи тьмы сильнее и тоньше человека, и смысл борьбы в том, чтобы противопоставить им нашу преданность Богочеловеку. Борьба совершается не нашей силой, но всепобеждающей Силой нашего Господа. Силой, которая таится в Его имени и в Его образе, в нашем памятовании о Нем. И наша со Христом победа неизбежна, если только мы не свернем с Пути.
Суть же проблемы в том, что человек беспрестанно сворачивает с Пути. Сворачивает, увлекаясь приходящими на ум мыслями и образами, увлекаясь воспоминаниями и фантазиями. Проходит немало времени, пока ум человеческий утвердится во Христе. А во многих случаях эта задача так и остается невыполненной. Дьяволу удается совратить человека в область религиозных фантазий – так и появляется ересь. Еретик – это человек, не прошедший Путь до конца, но свернувший с него на каком-то этапе. И чем выше этап, тем тоньше ересь.
Проблема в том, что каждый из нас, православных, в той или иной мере повинен в том же. Всякий, кто отступил от первой любви и более не стремится к тому, чтобы ещё в этой жизни достичь христианского совершенства – по большому счету уже ничем не может похвастаться перед еретиком. Православие есть Путь, и мы по-настоящему православны лишь до тех пор, пока мы идем по Пути. Если мы уклонились и устроили пикник на обочине – то чем мы лучше еретиков? Разве только тем, что мы себя не оправдываем, мы понимаем, что мы неправы. Хорошо, если так.
Христианство имеет много слоев, ступеней, этапов. На каждом из них что-то уместно, а что-то неуместно. И что уместно на одном этапе, то неуместно на другом. Что хорошо для новообращенного, то плохо для монаха-схимника. Еретик – это человек, который застыл на каком-то этапе христианской жизни, который утратил перспективу движения, перестал понимать его Цель, перестал ВЕРИТЬ в возможность достижения этой цели. Всякий, кто говорит «я никогда не буду святым» - это уже еретик. «Человекам это невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу».
Для чего Господь устроил всё так сложно? Почему не вдруг, не сразу мы достигаем Цели? Потому что каждый этап имеет свой особый смысл, свое уникальное содержание, которое откроется лишь тогда, когда Цель будет достигнута. И потому жизнь людей, которые застыли на каком-то этапе и перестали двигаться вперед, не лишена смысла. Они играют в жизни какую-то роль. Может быть, в какой-то момент они очнутся и продолжат движение к Цели. А может быть, и нет. Это зависит от свободного выбора каждого из нас и потому непредсказуемо. Но даже те, кто никогда не придут к Цели, живут не напрасно. Они тоже исполняют какое-то предназначение. Иначе бы Бог не устроил мир так, как Он его устроил.
Сказанное касается не только еретиков, но и всех людей на свете.
Что же касается еретиков, можно утверждать и большее. Человек, который верит в Бога, хотя и неправо верит, не может быть совершенно чужд действия Божественной благодати. Кто совершенно чужд её – тот совершенно чужд и Самого Бога, и веры в Него. А если не так, то и нас грешных, кто своими грехами удалил себя от Бога, пришлось бы признать совершенно чуждыми благодати. Подобный максимализм может быть полезен в педагогическом смысле, особенно на раннем этапе духовной жизни, когда человек ещё горит первой ревностью по Богу и ещё не вполне представляет себе тех испытаний, которые предстоят ему на пути к Богу. Он по неопытности принимает данный ему благодатный ревности как естественное состояние и потому с готовностью осуждает всякого, в ком не видит той же ревности. Но с возрастом, с духовным возрастом, появляется и мудрость. Обретя опыт падений и покаяния, мы научаемся ценить и бережно относиться ко всякому дару Бога, каким бы незначительным ни казался он неопытному человеку. И тогда наши суждения о еретиках становятся более острожными и более точными.
Человек, который верит в Бога и молится Ему, не может быть совершенно чужд благодати, потому что вера в Бога и тем более молитва к Богу – это дар Бога, явное проявление Его благодати. Потому те, кто объявляют еретиков совершенно чуждыми Благодати, обнаруживают тем самым юношескую неопытность и максимализм суждений. К Благодати применимо количественное суждение, Благодати может быть больше и её может быть меньше.
Противоположная крайность – полагать, будто у еретиков тоже есть Причастие. Причастие не может быть в большей или меньшей мере. Оно либо есть, либо его нет. Где есть Причастие, там есть Церковь. Где нет причастия – там нет Церкви. Потому что Церковь – это тело Христово. Хотя это рассуждение покажется туманным для того, кто далек от духовной жизни христианства, оно самоочевидно для живущего этой жизнью.
Итак, отчасти благодать есть и у еретиков, но Причастия у них нет и не может быть. О Благодати можно говорить в количественных понятиях, а о Причастии нельзя. Тело Христово – это качественное понятие. Либо – либо. А Благодать есть действие Бога, а действия Бога многообразны и неисчерпаемы, к ним применимы и количественные характеристики.
Поскольку у еретиков могут быть православные святыни (иконы, мощи, само Священное Писание, наконец), у них непременно присутствует и благодать Бога. Как не лишен благодати человек, уклонившийся от Цели на Пути ко Христу, так не лишены благодати и целые сообщества людей, уклонившихся с этого Пути. И о мере присутствия Благодати в той или иной христианской конфессии можно судить по тому, в какой степени данная конфессия сохраняет подобие Православной Церкви. Если Православная Церковь есть Тело Христа, то всякое еретическое сообщество есть образ этого Тела и в какой-то мере подобие Его. А подобие Тела Христа есть Его изображение. Изображение же Тела Христа может быть разным – каноническим и неканоническим; искусным и неискусным; Боговдохновенным, лишенным вдохновения или даже искаженным ложным вдохновением, исходящим от нечистого духа. Икона – это освященный образ Христа, недостатки которого покрыты благодатью самого Христа. Не всякое изображение Христа уместно назвать иконой. Так и у еретического сообщества могут быть разные аспекты; в чем-то оно напоминает Церковь, в чем-то отличается от Неё.
Во всякой религии или конфессии наиболее ценно то, что сближает её с Православием. В самом же Православии наиболее ценно то, что отличает Его от всякой иной религии или конфессии. Ценность иконы определяется её (мистическим) подобием с Первообразом; ценность же Самого Первообраза в том, что отличает Его от всякой, даже самой совершенной иконы.
Важность понимания всех вышеизложенных соображений, помимо их религиозного содержания, также состоит и в том, что они дают ключ к пониманию человеческой истории.

Продолжение:
Роль христианства в возвышении Европы