руки ув. 
krylov в
Наши политкорректры абсолютно глухи к русскому языку. Они ВООБЩЕ его не воспринимают и не слышат. (По каким причинам – отдельный вопрос, хотя и не очень сложный.) Они пробавляются говёнными кальками с английского. В результате получается ужас-ужас-ужас.
Ну вот давайте разберём этот самый текст.
Политкорректоры предлагают не использовать слова «децепешник» и «колясочник», а говорить «юноша с ДЦП» и «человек на коляске». Слово «децепешник» я, кстати, сам не люблю, поскольку оно напоминает название какой-то нехорошей типа «гаишник», «гибдедешник» или «феесбешник». Но вот «колясочник» - слово точное. И говорить «человек – на – коляске» - это не просто длинно, не просто уродливо, а ещё и оскорбительно. Что, неужели надо специально подчёркивать, что колясочник – это человек? А ведь получается именно это.
Едем дальше. Они предлагают назвать наркоманку «наркозависимой». Для начала – это просто ложь. Химическая зависимость от наркотиков формируется по ходу их употребления, это именно что определённая стадия развития наркомании. Некоторые наркотики – те же каннабиоиды – не вызвают физиологическую зависимость (впрочем, вопрос спорный, но непериодическое курение травы физиологической зависимости точно не вызывает). Короче – человек может демонстрировать все признаки наркомании, не будучи при этом физиологически зависимым от наркотика. Достаточно того, что наркотик ему по кайфу. Поэтому термин «наркозависимый» следует приберечь именно для зависимых, про которых точно известно, что они зависимы в прямом смысле этого слова. Более того, ярлык «наркозависимый», накладываемый на всех употребляющих наркотики, является стигматизирующим. Лучше называть употребляющего – употребляющим, наркомана – наркоманом, а термин «наркозависимый» оставить медикам.
Далее, «проститутку» они хотят заменить на «работницу секс – индустрии». Простите, милые политкорректоры, а продавщица в секс-шопе тогда кто? Вот именно что работница секс-индустрии. Или, скажем, порноактриса (но не проститутка, такое ведь бывает)?
Нет, ребята. Проститутка – это именно проститутка. Если сам этот латинизм вас так напрягает (хотя почему?), назовите её путаной, публичной женщиной, даже куртизанкой, если угодно. Или жёлтобилетницей, если вернётся проклятый царизм с его терпимостью. Но не путайте общее и частное, милые мои.
Особенно же скверно выглядит политкорректность а-ля рюс в случае, когда речь идёт о сексуальном насилии.
Товарищи даже не предлагают выражения «была изнасилована» (хотя оно самое точное). Они требуют обязательного проговаривания слов «сексуальное насилие». При этом, если слово «изнасилование» однозначно отрицательное, то в выражении «сексуальное насилие» одно слово позитивное. Что придаёт всему выражению непредусмотренную интонацию. «Сексуальное насилие» - «ах, это насилие такое сексуальное!»
Тут мы сталкиваемся с проблемой англицизмов. В английском чётко разделены нейтральное sexual (всё связанное с сексом) и позитивно окрашенное sexy («нечто эротичнное, привлекательное, манящее»). На русский и то и другое обычно переводят как «сексуальный» (хотя вообще-то sexy следовало бы переводит как «эротичный»). Но наши политкорректоры таких тонкостей не чувствуют, так как русский язык не любят и не понимают. Им главное – холуйски следовать англоязычным штампам.
Далее. Нашим политкорректорамм не нравится выражение «стала жертвой сексуального насилия». Оказывается, тут плохо слово «жертва» - оно, дескать, «стигматизирует». Хотя на русском это слово указывает на то, что человек, подвергшийся насилию, не был никоим образом в этом виноват сам: ни прямо, ни косвенно. Учитывая, как часто в разговорах о насилии именно этот момент ставится под сомнение (все мы сталкивались с рассуждения типа «небось сама виновата, задницей крутила», «сучка не захочет – коблёк не вскочит» и вот это вот всё), я считаю выражение «стала жертвой изнасилования» является единственно корректным по отношению к жертве. Так это, в общем-то, всеми и воспринимается. Эти же тугоухие уроды настаивают на выражении «пережила сексуальное насилие». (Как будто речь идёт об интересном приключении.)
Точно так же, крайне неприятным и даже хамским является выражение «ребёнок с нарушениями развития» вместо обычного «больной ребёнок». (Чудовищный вариант "особый ребёнок" я вообще не могу рассматривать всерьёз - это что-то запредельно мерзкое.)
Так вот, про больных. Больной – это жертва обстоятельств, он не виноват в том, что он болен. Больному надо помогать и многое ему прощать, это все знают. А вот выражение «с нарушениями развития» вызывает в памяти слово «нарушитель», то есть мелкий хулиган. «Ребёночек-то у вас нарушает, мамашка». «У вашего сыночка-то нарушеньица развития». Тьфу, пакость-то какая.
Назвать аутиста (страющего клиническим аутизмом) «аутичным» - просто оскорбительно. «Аутичный» в русском языке – это не болезнь, а душевный склад, отдалённо напоминающий соответствующую болезнь. «Я была аутичным ребёнком – часами смотрела в окно и слушала клавесин». Это не про болезнь, это про характер. Болезнь же по-русски обозначается именно суффиксом «–ист»: аутист.
То же касается слова «даун». Конечно, можно долго с удовольствием выговаривать «человек – с – синдромом – Дауна». Но объясните мне, кого именно вы оскорбляете словом «даун»? Самого больного? Увы, он не сможет оценить вашу политкорректность, поскольку он даун. Его родственников? Они наверняка называют его именно словом «даун», я это знаю точно. А не пойти ли вам со своими нравоучениями далеко и надолго?
Гомосексуальную тему я пропускаю, так как советские люди от неё слишком сильно возбуждаются. Однако, называть смену пола (хирургическую операцию) «трансгендерным переходом» - это просто игнорирование того, что такое гендер. Гендер – это не физиологический пол, это половая роль, не обязательно совпадающая с физиологическим полом. Строго говоря, «трансгендерным переходом» следовало бы называть, например, переодевание в мужскую одежду и усвоение мужского поведения. А вот операция по изменению гениталий – это именно что смена пола. Тут можно, конечно, поговорить о том, насколько современная медицина может обеспечить реальную смену пола. Но эта тема наших политкорректоров обычно не интересует – потому что они вообще не интересуются реальными проблемами.
Наконец, наши политкорректоры требуют называть душевнобольных «людьми с ментальными расстройствами». Ну опять же – это специальное длинное нечеловеческое название, которое долго произносить и писать, зато это повод воспитывать тех, кто его не использует. И, как обычно, сам термин «ментальные расстройства» - ложь. Поскольку далеко не всегда душевные расстройства отражаются на интеллекте (а слово «ментальный», во всяком случае на русском, означает именно «относящийся к интеллектуальной сфере»). Не буду ссылаться на доктора Лектора – он, в конце концов, литературный персонаж. Однако «синдром саванта» - реальность. Ким Пик, Джейсон Пэджетт, и особенно нобелевский и абелевский лауреат Джон Форбс Нэш тому подтверждение. Сказать, что у Нэша были «ментальные расстройства» - это издевательство.
И кстати. Инвалид – это словарное слово. К вам, господа политкорректоры, оно особенно применимо. Впрочем, именно вас я готов именовать "людьми с ограниченными возможностями", особенно в написании текстов на русском языке.
)(
krylov в Наши политкорректры абсолютно глухи к русскому языку. Они ВООБЩЕ его не воспринимают и не слышат. (По каким причинам – отдельный вопрос, хотя и не очень сложный.) Они пробавляются говёнными кальками с английского. В результате получается ужас-ужас-ужас.
Ну вот давайте разберём этот самый текст.
Политкорректоры предлагают не использовать слова «децепешник» и «колясочник», а говорить «юноша с ДЦП» и «человек на коляске». Слово «децепешник» я, кстати, сам не люблю, поскольку оно напоминает название какой-то нехорошей типа «гаишник», «гибдедешник» или «феесбешник». Но вот «колясочник» - слово точное. И говорить «человек – на – коляске» - это не просто длинно, не просто уродливо, а ещё и оскорбительно. Что, неужели надо специально подчёркивать, что колясочник – это человек? А ведь получается именно это.
Едем дальше. Они предлагают назвать наркоманку «наркозависимой». Для начала – это просто ложь. Химическая зависимость от наркотиков формируется по ходу их употребления, это именно что определённая стадия развития наркомании. Некоторые наркотики – те же каннабиоиды – не вызвают физиологическую зависимость (впрочем, вопрос спорный, но непериодическое курение травы физиологической зависимости точно не вызывает). Короче – человек может демонстрировать все признаки наркомании, не будучи при этом физиологически зависимым от наркотика. Достаточно того, что наркотик ему по кайфу. Поэтому термин «наркозависимый» следует приберечь именно для зависимых, про которых точно известно, что они зависимы в прямом смысле этого слова. Более того, ярлык «наркозависимый», накладываемый на всех употребляющих наркотики, является стигматизирующим. Лучше называть употребляющего – употребляющим, наркомана – наркоманом, а термин «наркозависимый» оставить медикам.
Далее, «проститутку» они хотят заменить на «работницу секс – индустрии». Простите, милые политкорректоры, а продавщица в секс-шопе тогда кто? Вот именно что работница секс-индустрии. Или, скажем, порноактриса (но не проститутка, такое ведь бывает)?
Нет, ребята. Проститутка – это именно проститутка. Если сам этот латинизм вас так напрягает (хотя почему?), назовите её путаной, публичной женщиной, даже куртизанкой, если угодно. Или жёлтобилетницей, если вернётся проклятый царизм с его терпимостью. Но не путайте общее и частное, милые мои.
Особенно же скверно выглядит политкорректность а-ля рюс в случае, когда речь идёт о сексуальном насилии.
Товарищи даже не предлагают выражения «была изнасилована» (хотя оно самое точное). Они требуют обязательного проговаривания слов «сексуальное насилие». При этом, если слово «изнасилование» однозначно отрицательное, то в выражении «сексуальное насилие» одно слово позитивное. Что придаёт всему выражению непредусмотренную интонацию. «Сексуальное насилие» - «ах, это насилие такое сексуальное!»
Тут мы сталкиваемся с проблемой англицизмов. В английском чётко разделены нейтральное sexual (всё связанное с сексом) и позитивно окрашенное sexy («нечто эротичнное, привлекательное, манящее»). На русский и то и другое обычно переводят как «сексуальный» (хотя вообще-то sexy следовало бы переводит как «эротичный»). Но наши политкорректоры таких тонкостей не чувствуют, так как русский язык не любят и не понимают. Им главное – холуйски следовать англоязычным штампам.
Далее. Нашим политкорректорамм не нравится выражение «стала жертвой сексуального насилия». Оказывается, тут плохо слово «жертва» - оно, дескать, «стигматизирует». Хотя на русском это слово указывает на то, что человек, подвергшийся насилию, не был никоим образом в этом виноват сам: ни прямо, ни косвенно. Учитывая, как часто в разговорах о насилии именно этот момент ставится под сомнение (все мы сталкивались с рассуждения типа «небось сама виновата, задницей крутила», «сучка не захочет – коблёк не вскочит» и вот это вот всё), я считаю выражение «стала жертвой изнасилования» является единственно корректным по отношению к жертве. Так это, в общем-то, всеми и воспринимается. Эти же тугоухие уроды настаивают на выражении «пережила сексуальное насилие». (Как будто речь идёт об интересном приключении.)
Точно так же, крайне неприятным и даже хамским является выражение «ребёнок с нарушениями развития» вместо обычного «больной ребёнок». (Чудовищный вариант "особый ребёнок" я вообще не могу рассматривать всерьёз - это что-то запредельно мерзкое.)
Так вот, про больных. Больной – это жертва обстоятельств, он не виноват в том, что он болен. Больному надо помогать и многое ему прощать, это все знают. А вот выражение «с нарушениями развития» вызывает в памяти слово «нарушитель», то есть мелкий хулиган. «Ребёночек-то у вас нарушает, мамашка». «У вашего сыночка-то нарушеньица развития». Тьфу, пакость-то какая.
Назвать аутиста (страющего клиническим аутизмом) «аутичным» - просто оскорбительно. «Аутичный» в русском языке – это не болезнь, а душевный склад, отдалённо напоминающий соответствующую болезнь. «Я была аутичным ребёнком – часами смотрела в окно и слушала клавесин». Это не про болезнь, это про характер. Болезнь же по-русски обозначается именно суффиксом «–ист»: аутист.
То же касается слова «даун». Конечно, можно долго с удовольствием выговаривать «человек – с – синдромом – Дауна». Но объясните мне, кого именно вы оскорбляете словом «даун»? Самого больного? Увы, он не сможет оценить вашу политкорректность, поскольку он даун. Его родственников? Они наверняка называют его именно словом «даун», я это знаю точно. А не пойти ли вам со своими нравоучениями далеко и надолго?
Гомосексуальную тему я пропускаю, так как советские люди от неё слишком сильно возбуждаются. Однако, называть смену пола (хирургическую операцию) «трансгендерным переходом» - это просто игнорирование того, что такое гендер. Гендер – это не физиологический пол, это половая роль, не обязательно совпадающая с физиологическим полом. Строго говоря, «трансгендерным переходом» следовало бы называть, например, переодевание в мужскую одежду и усвоение мужского поведения. А вот операция по изменению гениталий – это именно что смена пола. Тут можно, конечно, поговорить о том, насколько современная медицина может обеспечить реальную смену пола. Но эта тема наших политкорректоров обычно не интересует – потому что они вообще не интересуются реальными проблемами.
Наконец, наши политкорректоры требуют называть душевнобольных «людьми с ментальными расстройствами». Ну опять же – это специальное длинное нечеловеческое название, которое долго произносить и писать, зато это повод воспитывать тех, кто его не использует. И, как обычно, сам термин «ментальные расстройства» - ложь. Поскольку далеко не всегда душевные расстройства отражаются на интеллекте (а слово «ментальный», во всяком случае на русском, означает именно «относящийся к интеллектуальной сфере»). Не буду ссылаться на доктора Лектора – он, в конце концов, литературный персонаж. Однако «синдром саванта» - реальность. Ким Пик, Джейсон Пэджетт, и особенно нобелевский и абелевский лауреат Джон Форбс Нэш тому подтверждение. Сказать, что у Нэша были «ментальные расстройства» - это издевательство.
И кстати. Инвалид – это словарное слово. К вам, господа политкорректоры, оно особенно применимо. Впрочем, именно вас я готов именовать "людьми с ограниченными возможностями", особенно в написании текстов на русском языке.
)(
