Максим Солохин (palaman) wrote,
Максим Солохин
palaman

Category:

Система церковного управления в Православии

Начну с длинной цитаты. Рассмотрим один случай из жизни великого старца:

Мы засиделись тогда довольно долго. Уже началась всенощная. Отец Иоанн, взглянув на часы, заторопился и отправил меня в храм, сказав, что скоро подойдет и сам.
Вместе с молодыми монастырскими иеромонахами мы, уже облачившись, ждали акафист в древнем пещерном алтаре Успенского собора. Вдруг к нам подошел отец Иоанн. Мы расстались с ним полчаса назад, но тут он сразу показался мне каким-то необычным — сосредоточенно-строгим. Не говоря ни слова, батюшка взял меня за руку и подвел в центр алтаря, к престолу. Здесь он сделал три глубоких поклона, с благоговением приложился к Святой Трапезе и велел мне сделать то же. Потом, обратившись ко мне, он произнес:

— А теперь слушай волю Божию…

Никогда до этого я не слышал от отца Иоанна подобных слов.

— Ты вернешься в Москву и сразу пойдешь к Святейшему Патриарху, — объявил мне отец Иоанн. — Проси у него, чтобы он благословил тебя перейти из Донского в братию Псково-Печерского монастыря. Проси Святейшего, чтобы он благословил создание подворья Псково-Печерского монастыря в Москве, и ты будешь строить это подворье.
Я не знал, что и сказать!.. С одной стороны, было отчетливо ясно, что вот сейчас, в эту самую минуту, меняется моя жизнь. И в то же время умом я понимал, что сказанное батюшкой осуществить совершенно нереально.

— Батюшка, — проговорил я, — но это невозможно!.. Святейший совсем недавно объявил, что в Москве не будет открыто ни одного подворья епархиальных монастырей. И настрого запретил даже обращаться к нему с подобными просьбами.

Здесь необходимо небольшое пояснение. К тому времени в Русской Церкви было возрождено уже триста шестьдесят монастырей, и с каждым месяцем их число увеличивалось. Немало из этих провинциальных обителей хотели иметь свои подворья в столице и так донимали патриарха, что Святейший на одном из собраний духовенства очень твердо предупредил, чтобы с подобными просьбами к нему впредь не обращались. Поскольку если начать раздавать московские храмы монастырям, то приходских церквей в столице вообще не останется.

Все это я объяснил отцу Иоанну. Но тот даже бровью не повел.

— Ничего не бойся! — сказал он. — Иди к Святейшему и передай то, что я тебе сказал. Святейший все благословит. А затем, — тут батюшка продолжил уже совсем по-деловому, горячо и увлеченно: тебе предложат на выбор несколько храмов. Первый не бери! А из остальных выбирай, какой тебе приглянется, но только не гонись за большими и знаменитыми.

Пора было выходить на акафист.

— После службы жду тебя в келье! — велел батюшка.

Весь акафист и дальнейшую службу я только и переживал слова, сказанные отцом Иоанном, а после всенощной сразу примчался к нему. Батюшка еще несколько раз повторил мне то, что я услышал от него в алтаре, успокоил, ободрил и велел, не сомневаясь, поступать в точности так, как он говорит.

Отец Иоанн никогда не бросался великими и страшными словами, такими как «я скажу тебе волю Божию». Ни раньше, ни потом я таких слов от него не слышал. Поэтому воспринял сказанное мне более чем серьезно и, превозмогая страх, решил исполнить все точно, как сказал старец.

В Москве вскоре представился удобный случай встретиться с патриархом, и я, с замиранием сердца, слово в слово передал Святейшему, что наказал мне батюшка: и о переводе меня в братию Псково-Печерского монастыря, и о создании монастырского подворья в Москве…

К моему удивлению, Святейший неожиданно нашел мысль о Псково-Печерском подворье очень своевременной и правильной. Оказывается, как раз в эти дни встал вопрос о введении особого пограничного режима в городе Печоры, находящемся в трех километрах от недавно тогда образованной границы с Эстонией, и, соответственно, о возможном ограничении свободного доступа паломников в Псково-Печерский монастырь. Подворье, по мнению патриарха, могло бы взять на себя обязанности помощи монастырю, если неблагоприятный для паломников пограничный режим будет введен. Святейший тут же поручил Владыке Арсению (Епифанову) и протоиерею Владимиру Дивакову заняться подбором храма для подворья.

Первым местом, которое предложил для подворья Владыка Арсений, был Покровский монастырь, недавно переданный Церкви. Я съездил полюбоваться им, но, помня слова отца Иоанна, что от первого храма следует отказаться, сослался на действительный факт: Покровский монастырь для подворья слишком обширный.

Тогда Владыка дал мне еще два адреса: храма Покрова Пресвятой Богородицы в Измайлово и Сретенского монастыря на Лубянке. Измайловский собор показался мне уж больно большим и великолепным, а Сретенский как раз таким, как говорил отец Иоанн. К тому же это был не просто храм, а монастырь, закрытый в 1925 году, в котором так или иначе следовало возрождать монашескую жизнь. Я позвонил отцу Филарету в Печоры, и он соединил меня по телефону с батюшкой.

— Сретенский? Это тот, что за Трубной площадью? — Батюшка отлично знал церковную Москву. — Его и бери!


Бог - великий Автор. И с Ним невозможно конкурировать в искусстве построения сюжета. Любые, самые великие гении литературы - лишь жалкие эпигоны, подражатели Автора самой жизни.

В этой истории замечательно всё. Конечно, описан экстраординарный случай. Очень редко православные старцы пророчествуют с такой прямотой и с таким дерзновением: Никогда до этого я не слышал от отца Иоанна подобных слов.

Чаще это выглядит совсем иначе:


Духовный отец, когда его спрашивают, молитвою ищет вразумления от Бога, но как человек, он отвечает в меру своей веры, по слову Апостола Павла: «Мы веруем, потому и говорим» (2Кор. 4:13), но «мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем» (1Кор. 13:9). В своем стремлении не погрешить, сам он, давая совет или делая указание, пребывает на суде Божием, и потому, как только встретит возражение или хотя бы внутреннее сопротивление со стороны вопросившего, не решается настаивать на слове своем, не дерзает утверждать его, как выражение воли Божией, и «как человек, отступает».

Проблема не в том, что Бог от нас скрывает Свою волю. Не скрывает. Мы знаем, как её узнать. Но только для себя. Не для публичной проповеди! Бог говорит с каждым индивидуально, и не для того говорит, чтобы мы потом, вооружившись Откровением, навязывали его окружающим. Каждый человек, если захочет, может обратиться к Богу и узнать от него всё, что ему нужно. И потому если ты имеешь общение с Богом, это не значит, будто ты обязан или имеешь право "пророчествовать", наставляя другх. Обойдутся и без тебя.
Если Бог скрывает от кого-то Свою волю, значит, на то есть причина.
И чаще всего причина это в том, что Бог предвидит: человек всё равно поступит по-своему. И Откровение послужит не к пользе, а в осуждение:
Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше. И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут. (Лк 12:48)
Потому-то люди, которые имеют реальное общение с Богом, как правило живут скрытно, не проявляют себя. Этот дар - индивидуальный, для каждого - особый.

Совершенно особый случай - пророческий дар, когда Бог не просто открывает человеку Свою волю, но благословляет, посылает его возвещать эту волю другим людям. Тогда-то мы и говорим об этом человеке "старец" (то есть, пророк).
Это - редкость.
Но даже в этом редком случае старец (=пророк) почти никогда не настаивает на своих словах. Почему? Потому что это неугодно Богу. Бог наш как правило очень деликатен, и как только встретит возражение или хотя бы внутреннее сопротивление со стороны вопросившего, немедленно предоставляет его собственной воле.
И только очень редко, в особых случаях, Бог требует от пророка, чтобы он настойчиво убеждал вопросившего.

Вот это-то редкий, особый случай и описывается в цитированном выше свидетельстве вл. Тихона (Шевкунова).

Здесь старец, предвидя доброе послушание рассказчика, прямо возвещает ему волю Бога. В данном случае воля Бог полностью совпадает с Его благоволением. Бог велит поступить так-то и Он предвидит, что всё будет именно так, как Он сказал. Это и есть то состояние тварного мира, о котором мы молимся в "Отче наш": да будет воля Твоя яко на небеси, тако и на земли.

И здесь сразу видна реальная иерархия отношений внутри Церкви. Выше пророка-старца Сам Бог, подчинен старцу хороший послушник. А Патриархом Бог всего лишь манипулирует, используя его какие-то земные, суетные соображения в Своих высших целях. Патриарх действует вслепую, ему даже не сообщается, что он имеет дело с прямым повелением Бога.
В православной Церкви церковная иерархия вторична, она подчинена Промыслу, который с каждым человеком действует индивидуально. Бог использует церковную иерархию в Своих целях, но Церковью управляет Он не через неё, а напрямую. Вернее, не только через неё.

В этом основное различие между Православием и Католичеством. Ибо Католичеством действительно управляет католическая Иерархия, которая для этого, соответственно, организована, централизована и проч. намного лучше, чем иерархия православная.