Настал, наконец, ужасный день! Скрывавшееся в тумане солнце продолжило до шести часов утра с обеих сторон обманчивое спокойствие. Первые лучи его осветили то место, где твердой грудью россиян означена крайняя черта их отступления; то место, к которому каждый неприятеля шаг должен быть омыт реками крови. Здесь величественная Москва, твоя участь вверяется жребию!
Еще несколько часов, и покров печали, тебя омрачающий, или навсегда расторгнется, или твои развалины будут указывать место, где ты некогда воздымалась в дни счастья.
Расположение войск было следующее:
На конце правого фланга в лесу, в засеках и укреплениях находились три егерских полка под командой полковника Потемкина, которые по обстоятельствам не были в деле и имели от канонады весьма малый урон. Далее к центру - 2-й корпус Багговута из 2-й и 4-й пехотных дивизий. С ним в линии - 4-й корпус генерал-лейтенанта графа Остермана-Толстого, из 11-й и 23-й пехотных дивизий. Сими войсками начальствовал Милорадович.
Центр составлял 6-й корпус из 7-й и 24-й пехотных дивизий под предводительством генерала Дохтурова; далее, к левому флангу расположен был 7-й корпус генерал-лейтенанта Раевского из 12-й и 26-й пехотных дивизий. Конечность левого крыла состояла из 27-й пехотной дивизии Неверовского и сводной гренадерской дивизии генерал-майора Воронцова.
В резерве находились: 3-й корпус генерал-лейтенанта Тучкова (из 1-й гренадерской и 3-й пехотных дивизий), 5-й корпус, в котором состояла гвардия, коей командовал генерал-лейтенант Лавров, 2-я гренадерская дивизия и вся почти вообще кавалерия, состоящая при армии, ибо весьма небольшое количество оной расположено было в линии и на флангах. Резервная артиллерия была весьма сильная. Войска донских казаков находились на правом крыле. Двадцать тысяч человек прибывшего за два дня Московского ополчения разделены были по корпусам, сохраняя состав свой, в котором они образованы были, и употреблялись для принятия раненых и присмотра за ними, дабы не отлучать за тем людей из фронта.
В 6 часов утра началась атака против правого нашего фланга на село Бородино. Менее нежели в четверть часа лейб-гвардии Егерский полк был опрокинут и в замешательстве прогнан за реку так, что не успел истребить моста, и вслед за ним неприятельские стрелки появились на правом берегу реки и понудили снять батарею, оборонявшую мост: 1-й егерский полк, подкрепив гвардейских егерей, прогнал неприятеля и в то же время занял Бородино, но чтобы по удалении от прочих войск не подвергнуть их опасности, приказано было оставить селение, и егеря, отойдя за реку, сожгли за собой мост. Действие на сем пункте ограничилось одной перестрелкой и количество употребленных со стороны сей неприятелем войск обнаруживало, что не здесь должна быть настоящая атака.
Вдруг возгорелся ужасный ружейный огонь и сильная канонада. На левом крыле двинулись страшные неприятельские силы, но встретив столько же страшное сопротивление, медленными шагами простирались к успехам. Однако же достигли укреплений наших, взяли оные и столько же скоро потеряли их.
Полки неприятеля, разрушаясь о батареи наши, были истребляемы штыками. Превосходство сего оружия в руках российского солдата одно могло продолжить противоборство. Неприятель, раздраженный неудачей, умножил силы, возобновил нападение. В самое короткое время: Воронцов, будучи свидетелем сражения, ранен; генерал-лейтенант Горчаков также получил рану, и корпус его приведен в расстройство. Приспевший со 2-й гренадерской дивизией принц Карл Мекленбургский в помощь к войскам, ослабевающим в защите укреплений, остановил успехи неприятеля, но вскоре ранен. Изгнавши из рук неприятеля взятую им нашу батарею, полковник князь Кантакузен (командующий сводной бригадой гренадер) убит, но храбрая бригада его отомстила смерть любимого ею начальника! Неприятель, объятый удивлением, отступил поспешно. Поле покрылось его телами. Князь Багратион, боготворимый войсками, указуя путь бригаде полковника князя Кантакузена, оживляющий ее своим присутствием, получает тяжелую рану; он таит оную, боясь привести в робость войска, превозмогает снедающую его боль, но ему изменяют силы, и он в глазах войск едва не упадает с лошади. В мгновение пронесся слух о его смерти, и войска не можно было удержать от замешательства. Никто не брежет о собственной защите, никто не внемлет грозящей опасности, одно и общее каждому чувство — отчаяние!
В 11 часов утра вся 2-я армия была в таком состоянии, что удаленные вне выстрела войска ее едва могли быть приведены в какой-либо порядок, и резерв ее уже участвовал в сражении и также потерпел урон.
Кутузов, не теряя времени, приказал идти на левый фланг 3-му корпусу генерал-лейтенанта Тучкова 1-го. Как вихрь понеслись полки 1-й гренадерской дивизии. Не оставалось терять ни одной минуты, ибо дерзкий неприятель прошел большое расстояние, и картечные батареи наших выстрелов не могли пресечь его стремление. Уже фланг наш охвачен был стрелками, и многие батареи оставили свое место. На проходящей в лесу дороге появились большие неприятельские силы. Лейб-гвардии Измайловский и Литовский полки, обратясь на левый фланг, опрокинули неприятельских стрелков, смешали войска, служившие им подкреплением, и восстановили сражение. Генерал-лейтенант Тучков 1-й получил опасную рану, и корпус его перешел под команду Коновницына, которого храбрость в сей день явилась в полном блеске. Преткнулись шаги неприятеля к успехам. Стремительные атаки его кавалерии не произвели никакого действия! Лейб-гвардии Измайловский полк с бесстрашием противостал нескольким из них. Не с таковым хладнокровием лейб-гвардии Литовский полк встречал неприятельскую конницу, не равное к нему, как к другим войскам, имел неприятель уважение. Лейб-гвардии Финляндский полк действовал весьма отлично.
После Багратиона команду над 2-й армией и, вместе, над войсками, бывшими на левом фланге, принял Дохтуров. Холодность и равнодушие к опасности, свойственные сему генералу, не заменили, однако же, Багратиона. Не столько часто провождал Дохтуров войска к победам, не в тех войнах, которые удивляли вселенную славою нашего оружия, сделался он знаменитым не на полях Италии, не под знаменами бессмертного Суворова утвердил он себя в воинственных добродетелях.
В то самое время, как на левом фланге Дохтуров боролся с превосходными силами неприятеля, высота, важная по положению своему и лично защищаемая генерал-лейтенантом Раевским, испытывала сильнейшие нападения, 18 действующих орудий с трудом уже противились почти вчетверо превосходящей артиллерии. Неприятель уже дерзнул приблизиться на картечный выстрел. Бесстрашный Раевский не взирал на слабое прикрытие батареи, на грозящую ей опасность, но истощились, наконец, снаряды его артиллерии, и хотя стоящие по сторонам батареи еще охраняли ее, но такое состояние долго не могло продлиться. В сие время находился я на правом фланге при Кутузове, на батарее совершенно от опасности удаленной, которую неприятель до самого почти вечера не почтил ни одним выстрелом. Он запретил мне от него отлучаться, равно как и начальнику артиллерии 1-й армии генерал-майору графу Кутайсову, которого отличная храбрость увлекла уже в средину опасности, и он за то на него досадовал.
Уже время клонилось к полудню, атака на высоту, защищаемую Раевским, усилясь, охватила и часть войск 7-го корпуса, справа к ней прилежащего. Военный министр, всегда в опаснейших местах присутствующий, был свидетелем упорного сопротивления Раевского. В сие самое время приехал от левого фланга полковник князь Кудашев с донесением, что неприятель чрезвычайно умножил свои батареи, и войска наши должны были отойти на некоторое расстояние по той причине, что наша артиллерия нашлась в необходимости уступить превосходному огню неприятеля.
Кутузов дал повеление 2-му и 4-му корпусам идти поспешнее на вспоможение левому крылу. Мне препоручил отправиться к артиллерии того фланга и привести ее в надлежащее устройство. Начальник главного штаба 2-й армии граф Сен-При был ранен, и потому в звании моем могя удобнее войти в распоряжение. Я объявил графу Кутайсову, чтобы он приказал трем конным артиллерийским ротам из резерва следовать за мной на левый фланг. Граф Кутайсов хотел непременно ехать со мной, и никакие со стороны моей убеждения не могли отклонить его от намерения. Проезжая неподалеку высоты генерал-лейтенанта Раевского, увидел я, что она была уже во власти неприятеля, батарея на оной взята им, бегущая наша пехота была сильно преследуема!
Важность пункта сего была ощутительная для каждого, и мне натвердили об оной4; я бросился к 6-му корпусу, самому ближайшему к высоте, приказал 9-му батальону Уфимского пехотного полка идти быстро вперед, им остановил бегущих наших стрелков и отступающие в расстройстве егерские 18, 19 и 40-й полки. Неприятель не мог употребить захваченной артиллерии, ибо при оной не было зарядов, но по обеим сторонам взятой им батареи подвезены были орудия, и командуемые мною полки осыпаемы были картечью; три конные роты, сопровождавшие меня, остановились на левом моем фланге и, отвлекая на себя огонь неприятеля, облегчили мне доступ к высоте, которую я взял не более как в десять минут. Телами неприятеля покрылась батарея и отлогость холма до вершины. Все сопротивлявшиеся заплатили жизнью, один только взят в плен бригадный генерал Бонами, получивший двенадцать ран штыками. Потерянные наши орудия все возвращены, но урон со стороны моей по числу людей был ужасный.
Слабые полки мои заставляли меня опасаться, чтобы неприятель не похитил приобретенного нами успеха, но главнокомандующий Барклай де Толли, видя собственными глазами близкую опасность, немедленно прислал два полка пехоты, помощью которых я мог удержаться и собрать между тем рассеянных людей. Граф Кутайсов, бывший со мною вместе, подходя к батарее, отделился вправо, где, встретивши часть нашей пехоты, повел ее на неприятеля; но пехота сия была обращена назад, а он не возвращался!.. Вскоре прибежала лошадь его, и окровавленное седло давало подозрение о его смерти. Могло оставаться горестное утешение, что он ранен и в руках неприятеля. Погасла жизнь твоя, достойный молодой человек! Не одним ближним твоим оставлено сетование, отечество теряет величайшие в тебе надежды! Судьбою предоставлена мне была честь познакомить тебя с первыми опасностями войны5; мне оставлена судьбою горесть видеть тебя жертвою оных. Около трех часов пополудни, получа картечью рану в шею, должен я был удалиться с батареи, сдав команду генерал-майору Лихачеву, которого полки были неподалеку, и я знал его храбрость.
В продолжение сего 1-й кавалерийский корпус генерал-адъютанта Уварова и полки войска Донского под личным начальством Платова с правого нашего фланга сделали атаку, которая хотя и ничего не имела решительного, но замечено было движение в прилежащих к сему пункту неприятельских войсках, а в других местах жестокость огня уменьшилась, из чего заключить можно, что полезно было левому крылу их угрожать нападением, что, по крайней мере, служило бы развлечением их сил; но как случается обыкновенно, что казаки в генеральных сражениях никакой не приносят пользы, то и в сем случае, встретивши некоторое препятствие, возвратились. На левом нашем крыле пехота под начальством Милорадовича, Коновницына и графа Остермана-Толстого, генералов испытанных в храбрости, истощив все усилия, оставила укрепления в руках неприятеля, который обретение оных купил тяжкою потерею, но с того времени, однако же, действия наши в сей стороне подверглись большим неудобствам и ограничивались сомнительной обороной. С трех часов пополудни все атаки пехоты, прекратясь, дали место действию кавалерии, а это дало нам большие преимущества. В продолжение сражения кавалерия под начальством Васильчикова была в ужаснейшем огне и он лично столько же показал искусства, сколько неустрашимости. 7-й корпус Раевского, занимающий место, служащее связью между обеими армиями, удержал оное, ни шагу не уступил атакам кавалерии, которая о полки его разрушилась, как о каменную преграду. Кирасирские полки неоднократно обращали сильнейшую кавалерию до самых батарей, за которыми находила она спасение. С отличным мужеством атаковали полки лейб-гвардии Кавалергардский и Конный, лейб-кирасирский Его Величества, полки 2-й кирасирской дивизии покрыли себя славою. В пять часов пополудни неприятельская кавалерия6, воспользовавшись отдалением нашей, овладела батареей Лихачева, которую малое число нашей пехоты защищать не могло, и сам он достался в плен. При сем взято также несколько пушек. Невзирая на потерю сей высоты, господствующей всею окрестностью, войска наши остались весьма близко оной, и неприятель, опасаясь со стороны нашей усилий к ее возвращению, не решился поставить на ней артиллерии, которая конечно бы наносила нам вред. К концу дня войска на левом фланге потеряли много места, и неприятель до самой ночи усиливался обойти нас, но твердо защищаема была идущая в лесу дорога, и самая густота леса много ему препятствовала. Весь 2-й корпус Багговута обращен был на сей предмет. Неизвестно, почему неприятель в самом начале пренебрег сию дорогу, ибо одно это могло дать другой вид оному, и мы были бы в затруднительном положении. Кутузов назначил на завтрашний день атаковать неприятеля, объявление о сем войска приняли с восхищением, но положение корпуса Багговута, по темноте ночи дотоле непримеченное, и которого связь с прочими войсками неприятель мог нарушить, понудило к отступлению.
Сражение сие есть жесточайшее из всех в последние войны происходивших; ему уподобляется одно Ваграмское (бывшее в 1809 году между французами и австрийцами): оно стоило нам более 20-ти генералов, до 1800 убитых и раненых штаб- и обер-офицеров и до 36 тысяч нижних чинов, французы потеряли более 30-ти генералов, а прочих чинов - несравненно более.
Российское войско в сей день увенчало себя бессмертною славою! Превосходство сил неприятельских по необходимости покоряло его действиям оборонительным, которые не сродны свойству русского солдата и мертвят дух его; потеря многих отличных начальников, все казалось согласующимся против его пользы; но, невзирая на то, конечно, не было случая, в котором бы оказано было более равнодушия к опасностям, более терпения и твердости, решительнейшего презрения смерти! Сомнительный успех долгое время всегда более льстивший неприятелю, не только не ослабил дух войск, но воззвал к напряжениям, едва силы человеческие не превосходящим. Все испытано в сей день до чего может возвыситься достоинство человека: любовь к отечеству, преданность к государю никогда не имели достойнейших жертв, беспредельное повиновение, строгость в соблюдении порядка, чувство гордости быть защитником отечества не имели славнейших примеров!
Победа пребыла обеим из противоборствующих сторон непреклонною. Неприятель мог достигнуть ее превосходством знатных сил, россияне остались непобежденными отчаянным сопротивлением, объявшим ужасом их врагов. Армия наша провела ночь на поле сражения и с началом дня отступила за Можайск. Платов с донским войском некоторое время оставался на месте и последовал за армией. Он мог бы остаться и гораздо долее, но никто более казаков не рассуждает об опасности, и едва ли кто видит ее с большим ужасом... Утомленный неприятель, а паче удивленный стройностью отступления, не осмелился преследовать. В Можайске нашли мы всех прошедшего дня раненых и бесконечные обозы, а паче Московского ополчения. С сего времени можно по справедливости считать умножившиеся в армии беспорядки, нестройное всех войск по одной дороге движение, теснимое обозами, и, вообще, все роды незнакомых дотоле в армии неустройств...
