Первая глава доступна по этой и указанным в той записи ссылкам.
Люди странные создания – с одежды ярлыки мы почему-то усердно спарываем, а вот на все остальное пытаемся их навесить. Для всего и вся у нас готова этикеточка. Если этикеточки нету, внезапно появляются исполины мысли, заявляющие, что открыли причины сущего, нашли главную пружину гармонической машины, называемой Мирозданием. Поначалу, кажется, что так и есть, но взглянув на их открытие в лорнет, а еще лучше в мелкоскоп, убеждаешься, что исполин никакой не исполин, а очередной прохиндей, дурящий голову доверчивой публике.
Самое плохое в этом, что публика верит таким духовным шаромыжникам. Она начинает метаться, рвать на себе волосы, устраивает митинги, шествия, до бунтов дело порой доходит. Результатом этого является переход с пищи здоровой на ее заменители: картошка-фри, одноразовая лапша, соевые сосиски, растворимый кофе – вот спутники духовной неустроенности.
И только узкий круг востромыслов знает, что основным противоречием нашего суетного мира есть непримиримая классовая борьба общепита и домашней пищи. Война между шавермой с колой и пирогом с морсом, между, прости Господи, суши и печеной форелью с домашним сыром. Появился целый класс людей, что и готовить вовсе не хотят, а звонят куда-то, заказывают домой пиццу или эти самые суши. А потом сидят час, а то и полтора и ждут, когда им эти суши или пиццу привезут. Впору роман сочинить «В ожидании суши», где описать духовные терзания мучимых гладом поклонников общепитовской снеди.
Впрочем, «В ожидании суши» также подходит для названия романа или цикла повестей, а то и рассказов о жизни моряков, этих суровых, пропитанных солью морей людях, что ловят гигантские рыбины, возят за тысячи миль зубные щетки, комоды и настоящие американские джинсы, пошитые в Лесото. Особо тяжело подводникам, что встали на рейде Гамбурга или Нью-Йорка в для наблюдения за потенциальным супротивником.
Вот же она суша! Руку протяни, коли в перископ смотреть. Вот за тем домишком находится Реепербан, этот пуп земных наслаждений... Но долг говорит угрюмо: «Это не для тебя, сиди на перископной глубине и жди важную радиограмму!» Каково?!
И даже наблюдение всей командой, организованное предприимчивым боцманом, за бурной личной жизнью Бригитты, что работает кассиршею в Aldi, является слабым утешением. Самое интересное происходит за опущенными шторами и с выключенным светом. И ведь не пошлешь никого, чтоб сказал ей: «Ты, это, Бригитушка, шторочки-то не занавешивай и ночник не выключай, а то ребята за тебя переживают».
А тут уже следующий наблюдатель напирает, да и боцман-жук гонит: мол, проходи, такой-сякой, посмотрел на рубль и будя, полкоманды еще Бригитту не видели, им тоже хочется.
А вы говорите. Вам-то легко, в мягких креслицах дома сидючи...
Романы о моряках пишут между рейсами продутые всеми ветрами капитаны, живущие в портовых городах. Такие города обычно имеют героическую историю основания – является герой и, оглядев кочки приморского болота победным оком, произносит: «Здесь будет город заложен!» И в самом деле, город закладывают, строят, и выходит в итоге очень даже неплохо, а порой даже и помпезно.
Насельск не был приморским градом, но это вовсе не означало, что он был избавлен от героической истории и не имел своего болота. И героическая история была, и болото присутствовало. Обширное болото располагалось в самом центре Насельска. Явление его граду произошло после того, как строители нового общества и устроители нового человека, порешили снести Никольский собор и пару кварталов обывательской застройки, а на этом месте учинить парк культуры и отдыха с бассейном.
Собор с восьмой попытки взорвали, домишки снесли и почали рыть бассейн. Но толи денег не хватило, толи соборосносители были отправлены валить лес на Колыме или рыть какой канал, но бассейн строить забросили, через что и образовалось болото, украшенное признаками культуры. К моменту описываемых событий культура была щедро представлена потрескавшимися, а местами и утратившими фрагменты конечностей бетонными изваяниями, зримо изображавшими добродетели социализма, а также качелями и наполовину сданной в металлолом каруселью.
Зато отдых и интеллектуальная жизнь щедрым ключом били на болоте. Каждый день граждане, словно околдованные кудесником каким, устремлялись к четырем кафе, метко названными народом «стекляшками». Воздвигли их из подручного стройматериала. Зимой в них было холодно и тоскливо, а летом жарко и душно. Два кафе назывались задорно: «Встреча» и «Привет». Еще одно заманивало посетителей намеком на уют, демонстрируя огромную вывеску: «Очаг». На этом уют заканчивался, ибо эта точка общепита была самой затрапезной – даже есть приходилось не сидя, а стоя за высокими столиками.
А вот в «Люмьере» собирались интеллектуальные сливки Насельска. Они нещадно курили, пили суррогатное вино, ели подгорелые подметки, именуемые стейками, и горячо спорили о свободе, судьбах страны и мира и кровавом режиме. Короче, «Люмьер» был местом курултая изысканного общества городских сумасшедших и примкнувших к ним диктофонов на ножках, называвших себя обыкновенно журналистами. На жителей Насельска они смотрели свысока, как на консервативное полчище соленых огурцов, спрессованных в консервных банках ментальных предрассудков.
Насельчане отвечали им взаимной враждой и прозывали посетителей «Люмьера» «болотным обществом», предпочитая это кафе обходить стороной. И правильно делали – не было дня, чтобы оттуда весь в синяках и шишках, а то и в разодранной одежде не вылетал какой-нибудь пылкий участник политических дискуссий. В других кафе тоже били, но до таких изощренных истязаний дело не доходило.
И только дородная барменша Люся своим гласом, подобным корабельному ревуну, а иногда и тяжелой рукою, могла остановить не в меру разошедшихся провозвестников свободы и тем предотвратить их массовую аннигиляцию. Люся была душой «болотного общества», милуя и наказуя его членов по своему произволу. Ее все любили, а она из-за этой всеобщей любви упускала возможность стать лучше.
Получив от Люси затрещины, интеллектуалы обыкновенно успокаивались и приступали к обсуждению куда более миролюбивых тем: «Как без помощи алкоголя разогнать собравшееся толпою свое множественное Я?», «Как английской гимнастикой и холодными обливаниями вытравить из себя химеры постмодерна?» Один посетитель после люсиных нравоучений даже написал сценарий арт-хаусного фильма: «Девушка с татуировкой вазы». Томной пикантности прибавляло то, что ваза была ночная.
То есть отдых, культура и интеллектуальная жизнь в Насельске были.
aptukkaev
November 19 2012, 04:48:33 UTC 6 years ago
papa_gen
November 19 2012, 05:01:00 UTC 6 years ago
MaxF1312
November 19 2012, 09:17:06 UTC 6 years ago
Насчет "болотного общества" - параллели с нашим временем сами собой возникают.
Но жду продолжения, ибо это по стилю больше присказка.
papa_gen
November 19 2012, 09:39:25 UTC 6 years ago
nimmerklug
November 19 2012, 09:20:43 UTC 6 years ago
papa_gen
November 19 2012, 09:39:42 UTC 6 years ago
pitbull2008
November 19 2012, 11:46:25 UTC 6 years ago
papa_gen
November 19 2012, 12:21:49 UTC 6 years ago
iraizkaira
November 19 2012, 15:26:44 UTC 6 years ago
papa_gen
November 19 2012, 15:30:44 UTC 6 years ago