В сухом лесу стреляет длинный кнут,
В кустарнике трещат коровы,
И синие подснежники цветут,
И под ногами лист шуршит дубовый.
Иван Бунин
В кустарнике трещат коровы,
И синие подснежники цветут,
И под ногами лист шуршит дубовый.
Иван Бунин
Я стал все чаще замечать, что многие люди сторонятся меня. Сядешь в скверике с невинной улыбкой, чтобы выждать момент, когда соберется побольше народу, а потом вскочить и начать яростно произносить стихи, излечивающие целлюлит мозгов, как тут все хватают свои котомки, детей под мышки и разбегаются в разные стороны. Через минуту людный скверик являет собой пустыню, по которой ветер с посвистом гоняет обрывки газетной бумаги.
Другой бы плюнул, ушел в подполье, где ел сырую картошку. А я не такой — запускаю лебедей знаний в зябкий пруд невежества, пытаясь спасти от ментальной пагубы всех, до кого только могу дотянуться, ибо мир наш наполнен туманом дикости и суеверий. И этот мир надо спасать.
Кой-то дурень пустил слух, что два снаряда в одно место не падают, и сколько людей, поверивши в эти сказки, пострадали — не счесть! И все какие люди?! Люди славные и местами пресловутые.
Так недавно пострадал знаменитый известный музыкальный критик Артемий Майданский. За два дня Тема получил два раза в одно и тоже ухо. При том, оба эти прискорбные происшествия были связаны с рестораном-поплавком «Прибой» в городе Почечуеве, куда Майданский прибыл на рок-фестиваль «Набег», третий год устраиваемый на огромном пустыре, бывшим когда-то болотом и примыкавшим к нему городским выгоном.
Раньше на этом выгоне местные градоначальники по причине обширности пустыря совершали путешествия в видах обозрения вверенной им территории, дабы открывать новые ремесла и торговые пути, а равно принимать дары купечества и хлеб-соль, подносимые поселянами и поселянками. Потом там была планерная станция и аэроклуб, потом еще что-то воздушно-десантное.
Но то было давно, а нынче на пустыре уже ремесла и торговые пути не открываются, хлеб с солью не подносится, да и степенные купцы с кафтанами и окладистыми бородами повывелись. Ну, а планеры и самолеты сдали в утиль, так что лучше место для шабаша и не придумаешь.
Изрядно пропотев в плацкартном вагоне шестнадцать часов, музыкальный критик Майданский вместе с фотографом Билевичем выгрузились на почечуевском вокзале целыми и невредимыми. Это могло ошеломить стороннего наблюдателя, ибо предыдущие их поездки на «Набег» неизбежно сопровождались ночным мордобитием на почве изрядного принятия вкусной и питательной водочки. Но тут что-то не сложилось и водку с собой они взять забыли. Куру взяли, а водку забыли.
Прямо с вокзала они поехали в гостиницу «Утес», что в народе именовалась «Зубило» по причине ее причудливой архитектуры. Там ради экономии бюджета командировки был снят на двоих один номер на первом этаже.
Они еще не ведали, что за чудо-номер им достался. Прежние жильцы очень быстро понимали, что в туалете номера не только что-то изначально было сломано, но там что-то и давно завелось. Впрочем, одно достоинство Майданский и Билевич оценили сразу — окно выходило аккурат на помойку, огражденную затейливым забором в духе дачного барокко, украшенного жизнеутверждающей надписью: «Рабочим — винтовки, буржуям — веревки!»
Билевич, бросив свой багаж, тут же куда-то смылся, заявив, что будет утром. Это было подозрительно, ибо по данным Артемия фотограф не имел любовницы в этом городе. Немного поразмышляв на тему того, куда смылся его компаньон, Майданский плюнул, облачился в льняной белый в синюю полоску или синий в белую полоску костюм, галстук с петухами, кремовые летние туфли с дырочками, и твердую соломенную шляпу и вышел в город на набережную.
Было жарко и душно. Хотелось пить. Просто разрывало. Пройдя два квартала, он увидел вывеску «и пиво». Зайдя в точку продаж, Майданский взял три бутылочки неведомого ему «немецкого» пива, что, как потом оказалось, было сварено в городе Чертовске.
Сев на лавочку в тени большого куста сирени, Майданский стал пить пиво. Пиво было теплым и обдало музыкального критика пеной. Вторую бутылку он уже открывал осторожно.
Тайну чертовского происхождения пива Теме открыл господин, иначе не скажешь, одетый так, словно он купается в шелестящих нефтедолларах — строгая шерстяная тройка серого цвета, белая сорочка, бабочка, на ногах легкие летние туфли дорогой коричневой кожи. Венчал облик серый котелок. В руках у господина была трость с серебряной ручкой в виде головы орла. На правой руке красовался перстень с большим квадратным изумрудом. Лицом господин походил на Зигмудна Фрейда.
Присев на другой край скамеечки, Фрейд достал трубку, набил ее табаком и закурил, пустив густое облако дыма с ароматом вишни и еще чего-то.
— Вы напрасно его пьете, дорогой мой, — промолвил Фрейд, не глядя в сторону Майданского, когда тот начал третью бутылку, — оно химическое.
— То есть как? — удивился критик.
— А так, — сказал Фрейд, пуская очередное облако дыма, — берут порошки всякие, молекулы, разбавляют водой, подливают спирт, мешают в большущем чане, читая над ним особые стихи, а потом разливают в бутылки.
«Сумасшедший», — мелькнуло в голове у Темы.
— Я пивной консультант, — представился Фрейд, приподняв котелок. — Главный сомелье поволжского пивного фестиваля. Я знаю.
Слово «консультант» сразу навело Тему на другой настрой мыслей. Нынче консультантов и экспертов развелось — вилами не перекидаешь. Раньше эти знатоки были в редкость, а теперь плюнешь, в «эксперта» или «консультанта» попадешь. Они самые разные. Одни знают решительно все про ракеты. Не успеешь задуматься о падении ракет и из чего и где их желают, как тут же к тебе подойдет человек в парусиновых брюках и авторитетно заявит, что за жидкотопливные ракеты волноваться не стоит. Другой просветленный сообщит тебе, что боятся взрывов японских атомных станций не стоит, а воду из их реакторов можно даже пить, что и делает японская якудза.
Но это бескорыстные сеятели потаенных знаний. Есть и другой тип. В любую компанию как-нибудь да пролезет знаток часов, моды или еще чего-нибудь. Он вам сообщит, что в ваших часах не так и на условиях строжайшей тайны сообщит вам, что может снабдить за сходную цену швейцарским механизмом с турбийоном, ввезенным вчера в Россию по давно налаженному каналу контрабанды.
Иногда они сами подходят к тебе на улице. Сидя на лавочке остановки рейсового автобуса на набережной Круазет и закурив для полного счастья сигару, вы вполне можете быть атакованы сигарным консультантом из Москвы по имени Женя. Как судьба свела вас, вернее, как этот Женя понял, что вы из России, ведают только прозорливые старцы.
Женя присаживается рядом, читает газету, делая вид, что вы ему совсем не интересны, а потом вдруг выдает:
— Вы напрасно курите сигару здесь. Курение сигары на морском ветру преступно: соленость воздуха и йод портят ее вкус, а порывы ветра обеспечивают ее неравномерное горение.
Потом он протягивает визитку и советует при случае обращаться к нему в Москве как к старому знакомому. Хочется от всей души послать Женю подальше с его сигарами и хьюмидорами. Так послать, чтобы и внуки его никогда уже не могли оттуда вернуться.
Майданским тоже овладело желание послать пивного консультанта очень далеко. Даже возникло смутное желание трахнуть его бутылкой по голове. Но Фрейд вдруг повернул голову в сторону Темы и тяжелым густым басом произнес:
— Вам вообще лучше не пить никакого пива. А от этого у вас будет икота, к тому же, вас просто побьют. У вас разовьется невроз и испортится характер.
Сказав это, Фрейд выбил трубку, положил ее в нагрудный карман пиджака, приподнял котелок, встал и быстро ушел. Тема некоторое время сидел ошарашен, потом осторожно взглянул на тротуар в обе стороны: консультанта нигде не было.
— Странно. И даже визитки не предложил, — подумал Майданский, пожимая плечами.
Тут он вдруг заметил, что настал вечер. Под ложечкой засосало. Тема было решил вернуться в гостиницу и там поужинать, но вдруг увидел ресторан-поплавок «Прибой», манивший своими огнями. Решив ознакомится с шедеврами местной кухни, он отправился решительно к точке общепита.
Жара еще не спала, и критик разместился на открытой палубе. Спустя пять минут к нему подплыло абсолютно унылое существо женского пола. Знаете, есть такой тип. Они обычно сидят во всевозможных скворечниках типа билетных касс, где цепко отбирают дензнаки у граждан. Еще в регистратурах поликлиник сидят. Но тут была версия официантки. Бросив на столик Маданского меню, она бесстрастно вопросила:
— Что будем заказывать, мужчина?
Боясь попасть впросак от обилия всевозможных блюд с французскими названиями, Майданский искал хоть что-то знакомое. Раньше все как-то проще было, душевнее — ромштекс, гуляш, котлета по-киевски, а теперь и не поймешь что. Наконец, Майданский увидел родное: «Шницель». Его и заказал. Еще литровую кружку пива.
Через двадцать минут воблообразная официантка принесла таки заказ, и Тема набросился на него. Шницель был ровно подметка, а пиво по вкусу мало отличалось от того химического чертовского пива, что он пил на набережной.
— Вероятно, их разливали из одного чана, — подумал Тема.
И только он это подумал, как сильно икнул. Критик тут же вспомнил странного консультанта и его предсказания. Тема плюнул. Не доев заказ, подозвал официантку, расплатился с ней, спросил, где на этой барже бар и пошел туда.
Бар приятно удивил Майданского выбором и демократичностью цен, чем он и не замедли воспользоваться. Хлопнув поочередно три стопки водки, на дне которых находились всевозможные фрукты-овощи, Тема перешел к виски. Сколько и чего он выпил, Тема потом точно вспомнить не мог. Помнил только, что последним напитком был коктейль «Боярский». После этого Тема увидел, что в его шикарном портмоне осталось рублей двести мелочью, и понял, что пора возвращаться в гостиницу.
В жизни царит случай. Иссякни темины финансы минут на пять раньше или на пять позже, скорее всего ничего бы и не произошло. Но у Темы они кончились именно в тот момент, что стал отправным в цепочке событий, приведшей к роковому последствию.
Из «Прибоя» Майданский ступил на твердую землю, благоухая ароматами всех тех напитков, что он только что влил в себя. Сходя с трапа, он было запнулся и чуть не упал, но смог побороть земное притяжение и пошел в сторону гостиницы, подобно кораблю гордо покачиваясь на невидимых волнах. Продвигался он маневром, что любой морской волк точно определит как противолодочный зигзаг.
Гостиница была уже совсем близко — каких-то двести метров, — когда к Майданскому подошли двое юношей. По какой-то причудливой игре ума он посчитал, что ребята хотят узнать у него как показывать публике номера с помощью магнетизма, двух визгливых теток, дыни, «Полета валькирий» Вагнера и холодца. Но им это не было интересно. Они даже почему-то не пожелали узнать, каких женщин боится Тема. Их просьба была проста и банальна:
— Мужик, дай закурить.
Тема не курил, и ответил, что курить вредно.
Удар в левое ухо Майданского был внезапен и резок. Тема упал. Когда способность воспринимать действительность вернулась к нему, он обнаружил, что шикарного английского портмоне в кармане не было. Не было и часов на руке.
— Хорошо, что телефон не взял, — подумал критик и хотел было надеть свалившуюся шикарную соломенную шляпу, но она превратилась в нечто бесформенное с двумя дырками и была годна разве что для устройства вороньего гнезда юннатами.
В восемь утра Майданского разбудил фотограф Билевич. Он тоже благоухал, но выпитое накануне Майданским не позволило тому насладиться ароматами, исходящими от фотографа. Сквозь головную боль, идущую толи от выпитого накануне, толи от изрядно увеличившегося в размерах левого уха, Майданский понял, что Билевич гулял на свадьбе двоюродного брата.
Вернулся Билевич не без трофеев — сердобольная тетка выдала ему на прокорм три круга домашней колбасы и трехлитровую банку вишнево-клубничного джема самосильного производства. Покрывавшая банку благородная многослойная пыль и наклеенная пожелтевшая рукописная этикетка с упоминанием даты, относящейся к последним годам двадцатого века, говорили, что джем имел выдержку не менее пятнадцати лет. О выдержке колбасы можно было только догадываться.
— На закусь сойдет, — ответил Билевич, увидев недоуменный взгляд Майданского.
При слове «закусь» молния пронеслась по голове критика, и он, повалясь на кровать, заявил фотографу, что на фестиваль не поедет — пусть Билевич побольше наснимает, а он все потом по фотокарточкам опишет. Сказавши это, Тема накрыл голову подушкой и тут же захрапел.
В три часа Майданский, наконец, проснулся. Во рту было сухо. Пошел в душевую и стал там пить воду из умывальника. Вода была противна на вкус, но Майданский пил ее так, как пьет мутную жидкость верблюд в пустынном оазисе, жадно и много. Потом стал приходить в себя, осмысливая прошлый вечер.
Самую большую досаду вызывала потеря кошелька — он поднимал рейтинг критика в глазах рок-фанаток, искавших романтики. Кошелек активно намекал своим помпезным видом на немыслимое состояние Майданского, явные возможности и скрытые резервы. Некоторым из дев даже чудилось, что Майданскому принадлежит дом в стиле рублевский вампир. Шляпу тоже было жалко, но не так.
Настроение было паршивое. Как-то проболтался до семи вечера: поел, пил кофе, а больше плевал в потолок, да рассматривал в зеркале пострадавшее ухо. В семь вечера в номер шумно ввалился Билевич:
— Собирайся, старик, нас на фуршет пригласили, — заявил он, едва войдя в номер и плюхнув два пригласительных билета на столик.
«Приглашаем Вас прибыть в 20:00 в ресторан «Прибой», где состоится фуршет по случаю отрытия фестиваля «Набег». С уважением, оргкомитет», — прочел Майданский. Ему стало как-то не совсем хорошо, когда он прочел про «Прибой», он даже хотел отказаться, но подумав, что снаряд два раза в одну воронку не падает, все-таки решил пойти. А напрасно...
Фуршет только по форме был фуршетом. Столы ломились от деликатесов, потные от натуги и жары официанты не успевали подносить напитки. Впрочем, Тема по причине вчерашней дегустации на напитки особо не налегал. Взяв самый слабый коктейль и нагрузив тарелку кулинарными изысками, он окинул зал опытным взором женолюба, ища, как он любил говорить, «ягодку».
«Ягодка» была быстро найдена и целиком во вкусе музыкального критика — имела умопомрачительную грудь и осиную талию. Смазливое лицо не было испорчено отпечатком интеллекта. Последнее обстоятельство сулило богатые перспективы прямо в этот вечер.
Майданский сразу приступил к охмурению и в короткий срок достиг успехов самых отчаянных, каких и не жаждал. Он уже шептал ей всевозможные игривости на ушко, воображая, как спустя короткое время потрясет девицу ясную мощью своей похоти.
Но тут в зал вошел известный рок-певец и поэт, лидер группы «А надо и и лето» Влад Кефиров. Кефиров был пьян больше обычного. Нет, Кефиров пьян был круглосуточно, это было его обычное состояние, но тут он был пьян сугубо, а потому хотел подраться.
Майданский за два года до этого написал про Кефирова нехорошую статью. Написал потому, что Кефиров на одном их фестивалей увел у него «цыпочку». С тех пор они союзно не любили друга. И надо же было такому случиться, что первым, кого увидел Кефиров, был Майданский. Тема же, увлеченный охмурением, Кефирова не заметил, иначе бы просто смылся.
Целеустремленно подойдя к знаменитому рок-критику, рок-звезда Кефиров размахнулся и, пропев слова из своей песни: «Ты свободен!», дал Майданскому в левое ухо так, что тот кулем повалился на пол. Поднялись, конечно, крики и женские визги. А Кефиров двинул подкованным ботинком Тему в живот., потом подошел к обомлевшему официанту с подносом, уставленным фужерами с виски, выпил пять фужеров залпом и вышел из зала. Было видно, что настроение у него поднялось, и он готов на новые подвиги.
Так за два дня на примере Артемия Майданского были посрамлены те, кто считает, что снаряд в одну и туже воронку дважды не падает. Падает! И весьма пребольно.
Историю про то, как дважды пострадало ухо критика Артемия Майданского, поведал мне психотерапевт Иван Пахомыч Бубликов, что лечил Тему от невроза, развившегося на почве этого прискорбного инцидента. Он же рассказал мне и другую историю. История эта будет полезна и поучительна для пылкого юношества.
Летней жарой решил Иван Пахомыч купить мороженное. Увидал уличный лоток и подошел. Но сразу купить не получилось — продавщица, бойкая и пышная особа, принимала товар. Водитель-экспедитор скучным голосом читал названия разных сортов и называл цифру: «Мини-бикини, Солнышко, Колибри».
И тут одна женщина в очереди говорит:
— Экие у вас названия!
А продавщица, кокетливо повиляв филейной частью, ей в ответ:
— Какая я — такое и мороженное!
И тут водитель произнес:
— Бодрая корова!
Вот свидетелем какой весьма наставительной для пылкого юношества истории был как-то психотерапевт Иван Пахомыч.
July 21 2013, 09:32:39 UTC 6 years ago
July 21 2013, 09:40:17 UTC 6 years ago
July 21 2013, 12:09:05 UTC 6 years ago
July 21 2013, 12:18:24 UTC 6 years ago
July 21 2013, 12:12:01 UTC 6 years ago
А ведь я чуть было не пропустил. Подлец Афедронов последнее время повадился добавлять новые посты куда-то в середину ленты.
July 21 2013, 12:18:10 UTC 6 years ago
July 21 2013, 13:26:48 UTC 6 years ago
Спасибо!!
July 21 2013, 13:36:09 UTC 6 years ago
July 21 2013, 14:32:42 UTC 6 years ago
:)))))
July 21 2013, 14:45:52 UTC 6 years ago
July 21 2013, 14:52:26 UTC 6 years ago
В три часа Майданский, наконец, проснулся. Во рту было сухо. Пошел в душевую и стал там пить воду из умывальника. Вода была противна на вкус, но Майданский пил ее так, как пьет мутную жидкость верблюд в пустынном оазисе, жадно и много.
July 21 2013, 14:54:31 UTC 6 years ago
July 21 2013, 14:56:44 UTC 6 years ago
Тут всю притчу можно на афоризмы растащить:)
July 21 2013, 15:07:22 UTC 6 years ago
July 21 2013, 17:26:16 UTC 6 years ago
В восхищении опять утащил к себе и даже метку особливую завёл — Папа Ген.
«вывеска «и пиво» … .
… В шелестящих нефтедолларах…»
Присоединяюсь к colette_rus — растаскивать на афоризмы пора уж дано.
July 22 2013, 01:49:55 UTC 6 years ago
July 22 2013, 04:43:06 UTC 6 years ago
Бодрая корова тоже в гранит. Я предыдущую притчу еще не дочитал (но смеялся конкретно) - Ваши притчи читаю не торопясь, есть в них слог.
July 22 2013, 04:45:45 UTC 6 years ago
July 22 2013, 05:48:06 UTC 6 years ago
July 22 2013, 05:48:57 UTC 6 years ago