Как из-за леса, из-за гор
Выезжал дядя Егор.
Ох, на сивой, скажем, на телеге,
На скрипучей лошади.
Народная песня
Выезжал дядя Егор.
Ох, на сивой, скажем, на телеге,
На скрипучей лошади.
Народная песня
Прибыв по делам в город Кистунов, владелец сети галантерейных магазинов Егор Егорыч Терентьев, человек во всех смыслах положительный и благонамеренный, обнаружил, что в этом областном центре совершенно нет мест в гостиницах. Кистунов стоически испытывал нашествие какого-то пасмурного экономического форума. Сейчас это модно: если не знаешь, как развлечься, устрой экономический форум. Вот кистуновские властные мужи и развлекались.
Терентьев уж было думал, что придется, проночевав на вокзале, податься назад, как вдруг увидел зазывной плакат с улыбающейся полунагой девицею: «Пять километров от центра города! Санаторий «Юбилейный» ждет вас! Номера от 2 500 рублей в день». И приписка курсивом снизу: «В проживание входит пятиразовое комплексное питание». Пятиразовое питание особенно прельстило, ибо аккурат было время обеда, то время, когда пустой желудок жалобно доносит владельцу о своем существовании.
Санаторий и вправду оказался совсем близко от города, но стоял в небольшом сосновом лесу, а потому городские миазмы до него не долетали. Поселение прошло на удивление быстро. Единственное, что несколько смутило Егор Егорыча, так столы и столики, стоявшие рядом с ресепшеном. Над столами висел транспарант «VIII конвент христианских фантастов».
На каждом столике была табличка: «Православные», «Католики», «Протестанты», отдельно был столик баптистов, а рядом с ним и вовсе нечто удивительное: «Язычники». Какое отношение язычники имели к католицизму с православием Терентьев спрашивать не стал, хотя интерес и был.
Оставив вещи в снятом номере, Егор Егорыч пошел в столовую. Обед был сытным, и в нем при желании даже можно было найти вкус. Поискам вкуса сильно способствовало то, что сидевшие за соседними столиками христианские и примкнувшие к ним языческие фантасты ничуть не досаждали разговорами об Армагедоне, вурдалаках, марсианах и разумных гадюках. Фантасты вдумчиво поглощали морковный салат, чуть подостывший куриный суп с лапшою, тефтели «Ежик» с гарниром из тушеной капусты и подливой и компот из сухофруктов с изюмной булочкой.
В дальнем углу столовой сидела парочка: упитанный, похожий на жука мужчина с красным лицом, большим носом и густым голосом лет чуть за пятьдесят и крашенно-блондинистая дама с нарисованными бровями сорока с лишним лет. На столе у них стояла бутылка армянского коньяка, лежала коробка конфет и букет роз. Женщина что-то говорила своему ухажеру, но что, было не разобрать, зато было прекрасно слышно, как краснолицый жук называл ее то скверной девочкой, то своею милою. Было понятно, что впереди их ждут минуты духовно-эмоциональной близости.
Отобедав, галантерейный магнат решил совершить моцион, но на улице шел дождь и было слякотно, потому он стал прогуливаться по некоему роду застекленной галереи, соединявшей два павильона с фонтанами, бившими какой-то уж совсем целебной водой. Один фонтан назывался «Источник №6», другой — «Источник №20». Вот так и сразу. Без всяких промежуточных значений. Купив особливый водно-лечебный стаканчик с носиком, как у чайника, Терентьев попробовал воду из обоих фонтанов. Вода была на вкус совершенно одинакова и почему-то отдавала чем-то тухлым, что совершенно понятно повышала ее целебность.
Если одна стена галереи была застеклена от пола до потолка, то другая была вполне себе обычной стеной, выкрашенной в веселенькую салатовую краску. По стене шел ряд дверей. Над каждой была надпись: «Зал №1», «Зал №2», «Зал №3» и так далее. На зале №1 висела фундаментальная табличка «Колл-центр «Бореады». Вход со двора». На зале №2 табличка была поскромнее: «ООО «Зона телепортаций», а ниже была приколота кнопками бумажка: «Не стучать! Переучет».
— Всех телепортировали, — понял Егор Егорыч.
Потом шли три двустворчатые двери. Рядом с каждой висела специальная табличка, куда можно было засовывать бумажные листы. «III Всероссийский слет психотерапевтов. «Мизулин» — новое средство в фармакологии неврастении» — сообщал лист на первой двустворчатой двери. У следующей двери лист был не простой, а под красный бархат и с золотыми тиснеными буквами, оповещавшими: «Бизнес-клуб «Элитарх» имени Федосея Альфонсович Засельский. III ежегодная конференция». Дальняя дверь была оснащена листом, что гласил: «Симпозиум «Загадка мела. Панцирные рыбы и их сумрачное сознание. Влияние на экологию мышления человека». Для особо недогадливых вверху этого листа была изображена страхолюдная ископаемая рыба, пожирающая человеческий мозг.
Пройдя по галерее три раза в обе стороны Терентьев почувствовал, что достаточно нагулялся и не плохо бы соснуть часок-другой — послеобеденный сон он любил и никогда не упускал случая поспать днем, тем более, что снились в это время сны полные неги и юных харит.
Что тому виной: усталость от поездки, сытный обед, расчудесная вода из фонтанов или моцион по галерее с обозрением табличек и пояснительных листов, но сон превзошел все ожидания Егор Егорыча. Ему приснился дивный благоухающий сад, где били фонтаны, в прудах плескались золотые рыбки, пели птицы, порхали разноцветные бабочки. Но главным украшением были статуи разнообразных граций и вакханок, по виду так словно живые.
Понятно было, что скульптор, создавший эти чудесные изваяния, великий мастер. Но также было видно, что он принадлежал к натуральной школе, ибо придал своим созданиям, что были и так в костюме Евы, такие кокетливо-раскрепощенные позы, что описать их литературно вряд ли сможет человек пусть и с самым раскованным темпераментом. При взгляде на них у любого хладнокровного истукана просыпались чувства, да что там чувства, страсти и стремления.
Тут где-то вдали раздался звук горна или охотничьего рожка, и со статуями произошел метаморфоз. Неожиданно для галантерейщика задорные валькирии налились жизненными соками, от чего стали еще более соблазнительными, соскочили со своих пьедесталов из розового мрамора и побежали в ту сторону, откуда слышны были звуки рожка. Последними бежали три хариты, что стояли посреди большого фонтана. Пробегая мимо Терентьева, каждая грация зазывно подмигнула ему, а одна послала воздушный поцелуй.
Повинуясь возникшей страсти, Терентьев бросился за харитами вдогонку. Бежать пришлось недолго. Посреди небольшой лужайки окруженный кустами розы стоял некий павилион, по виду так совершенная стекляшка, в каких продают мобильники или еще что-нибудь остро ненужное населению. Единственное отличие от салона мобильной связи состояло в том, что стекла были так густо тонированы, что совсем нельзя было понять, что за ними скрывается. Впрочем, это было и не нужно — над павилионом красовалась надпись: «Салон экспресс-массажа «Забава».
Егор Егорыч решительно вошел внутрь заведения. На свое удивление он не увидел никакой приемной стойки. В некоем роде сеней было две двери. На каждой было по листку бумажки, написанному от руки. На одном было: «Бесконтактный», на другом — «Контактный». Понятно, что Терентьев выбрал ту, что вела к «Контактному».
Распахнув ее, он оказался в жарко натопленной парилке русской бани. На лавке сидели давешние завлекательные хариты, но несколько преобразившиеся. Их пышные волосы были завиты в косы, а на головах были высокие в три четверти метра кокошники. Иной одежды на грациях не было. В руках забавы держали березовые веники. При виде Терентьева, путятичны разом, словно солдаты, встали и поклонились ему в пояс. Егор Егорыч тоже было хотел поклониться, но тут что-то крякнуло, брякнуло и откуда-то сверху на полку сверзились три балалаечника в алых шелковых рубахах и жахнули. Грации, побросав веники, пустились в удалой пляс и запели высокими голосами:
Калязинский район,
Ты мой родимый край!
Калязинский район,
Живи и процветай!
На Тереньева излиялся свет неземной, и он проснулся. За стеной орудовали балалаечники с ложкарями, аккомпанируя женскому народному трио, певшему про Калязин и его округу:
Наш район не Анапа, не Сочи,
Но природе швейцарской под стать.
Приезжайте в район все, кто хочет,
Здесь такая вокруг благодать!
Поглядев на часы, Егор Егорыч понял, что проспал не только полдник, но рискует пропустить и ужин, ежели не поторопится спуститься.
Выйдя из лифта, он понял, откуда в его сон вторглись балалаечники — над ресепшеном висел транспарант: «Приветствуем участников V отборочного тура всероссийского конкурса самодеятельности!» Мельком взглянув на мужиков с контрабасами и пилами, а равно на дородных бухгалтерш-танцовщиц, Терентьев прошел в столовую.
Обстановка в ней несколько изменилась. Столы, где днем обедала ватага фантастов, были сдвинуты в некое п-образное подобие банкетного стола, что было застелено большой скатертью и уставлено множеством приборов с разнообразными совсем не санаторными блюдами и закусками. Были и напитки. В основном сок, водка и лимонад. Впрочем, столик, назначенный Терентьеву убран не был, хотя и оказался в непосредственной близости к пиршеству.
Ожидая, когда официантка принесет ужин, владелец лавок стал прислушиваться к тому, что говорили участники застолья. Беседа, перемежаемая приличествующими тостами, шла о сумрачном сознании панцирных рыб. Это заинтересовало нечуждого науки Терентьева, и он стал потихоньку вместе со стулом подвигаться к банкетному столу, чтобы лучше слышать ученые диалоги. В итоге незаметно для себя и окружающих он оказался за самим столом в числе участников научной посиделки. Проворный официант, видно принявший его за опоздавшего члена симпозиума, быстро принес ему прибор, и Терентьев уже практически на официальных правах стал участником обеда.
Беседа была довольно занятной: люди сыпали какими-то учеными словами, значение которых, вероятно, и сами плохо понимали. Впрочем, иногда встречались и знакомые: «мел», «панцирь», «рыба», «сумрачный разум», «угроза человечеству». Терентьев внимательно слушал, а больше налегал на блюда, напитки и закуски. Особенно ему понравился жареный гусь и водка, настоянная на чем-то уж совсем дивном. Хорош был и копченый лосось, вероятно, шотландский.
Внезапно разговоры стихли, и Егор Егорыч почувствовал, как двадцать пять пар глаз уставились на него. Он подумал, что разоблачен и сейчас его с позором выведут из-за стола и побьют, но дело обернулось совсем иначе — седовласый старик, по виду академик, сидевший во главе стола обратился с улыбкой к Терентьеву:
— Молодой человек! — сказал академик, — А, что вы все время отмалчиваетесь? Прошу дать вашу оценку прошедшему научному съезду.
— Тост! Тост! Скажите тост! — подхватила застольная публика слова научного светила. При этом тот гражданин, которого Терентьев в обед видел в компании с дамой, сказал своей блондинистой спутнице:
— Я его знаю, он мастер говорить зажигательные спичи!
Официант поднес Терентьеву хрустальный бокал, где было не меньше двухсот граммов водки. Егор Егорыч понял, что говорить придется. Он встал и с серьезным лицом проникновенно начал:
— Как мы жили? Как мы жили, господа, до сегодняшнего дня? Мы жили плохо, отвратительно жили. Не побоюсь назвать нашу жизнь опасной для общества. Дрязги в коллективе, водка, мухи — вот составные части нашей прошлой жизни.
При этих словах Терентьева за столом раздался гул одобрения, а многие, включая академика, закивали головами, у некоторых же лица стали красными — они, наверное, вспомнили свое антиобщественное поведение. Гражданин с большим носом при этом шепнул свое даме:
— Вот жжет! Я ж тебе говорил, Нора, что вылитый цицерон! Это он на Копосова намекает: того на прошлой неделе в полицию сдали за дебош на банкете после защиты. Вишь, словно рак, пунцовый сидит.
Сорокалетняя девица с опытным прищуром посмотрела на несчастного дебошира Копосова и кивнула согласно, шепнув своему спутнику что-то такое, от чего тот затрясся своими жукоподобным телом.
Пока парочка обсуждала его ораторские таланты и поступки ракообразного хулигана Копосова, Терентьев забрался в такие научные дебри, что другой на его месте не чаял бы, как из них выбраться, но торговец пуговицами, тесьмой и трикотажем справился с этой задачей:
— И вот здесь в глуши, среди сосен, грибов и единомышленников, — проговорил он поднимая голос на патетическую высоту, — мы, наконец, обрели знание, которого нам так недоставало, знание о сумрачном сознании панцирных рыб. И теперь мы можем смело сказать себе, что полезны обществу, ибо в состоянии спасти его от опасности, идущей из отложений эпохи мела. Так выпьем же за нашу священную миссию!
Секунду стояла тишина. Эта секунда показалась Терентьеву вечностью. Он даже успел сказать себе, что теперь уже точно побьют, и прожитая жизнь стала мелькать перед его внутренним взором. Но тут вдруг раздался хлопок, потом еще один и через мгновение стол взорвался овацией и криками «Браво!» и «Бис!», будто Егор Егорыч не тост сказал, а спел какую-то сложную арию в театре. Все полезли чокаться с Терентьевым, а седовласый академик встал, подошел к нему, поцеловал с причмокиванием в лоб, а потом выпил с ним на брудершафт. Тут же подошли и клевреты академика: членкор и профессор. Они тоже облобызали Терентьева и тоже выпили на брудершафт. Потом уже пошли другие, что тоже желали записаться в братовья и сестры к Егор Егорычу.
Как он выбрался из-за стола и попал к себе в номер, он помнил слабо. Вернее, вообще не помнил. Спал плохо — снился старик-академик в образе панцирной рыбы. Еще снился жукоподобный гражданин с большим носом, густым голосом и спутницей-блондинкою. Снился и ракообразный Копосов. Все они зачем-то звали его куда-то и требовали принесения жертвы на алтарь науки, постоянно повторяя, что он им брат.
Проснулся Терентьев в расстроенных чувствах и с непечатным запахом изо рта. Хотелось пить... От жажды спасла выпитая практически залпом набранная из фонтана полуторалитровая бутылка минеральной воды. Она же удалила и боль, раскалывавшую череп Егор Егорыча, а завтрак из манной каши с маслом, бутерброда с сыром и компота и вовсе вернул его к жизни, позволив в итоге приступить к негоциям, ради которых он и прибыл в Кистунов.
К обеду он довольный вернулся с местной пуговичной фабрики, где скупил практически задарма складские запасы пуговиц, накопленные за год. Директор фабрики тоже потирал руки, ибо уже не чаял, что кто-то избавит его от этого сокровища. Короче: оба посчитали друг друга дураками и оба остались в совершенном довольстве от происшедшего, расставшись как добрые приятели.
После плотного санаторского обеда Терентьев внимательно изучил таблички у фонтанов. На одном было написано, что вода помогает при похмельном синдроме, а другой источник и вовсе обещал помощь при запое. Вспомнив утренний эффект, Егор Егорыч набрал по три литра из каждого фонтана. И не прогадал.
Придя на ужин, Терентьев увидел, что часть столов опять сдвинута для банкета. На этот раз окончание своей сходки праздновали коррумпированные психотерапевты, что за малую долю выписывают споим доверчивым пациентам всевозможные пилюли, что якобы способны излечить от депрессии мающихся бездельем жен миллионеров и креаклов, подсевших на стимуляторы.
В этот раз Егор Егорыч провернул операцию по перемещению себя и стула в пространстве куда проворней, чем накануне, и, быстро получив место за столом и прибор, приступил к поглощению угощений и напитков. Стол у дуроведов был куда лучше, чем у палеоихтиологов. Академика во главе стола не было, зато был коньяк и молочные поросята с хреном.
Участники кутежа вели меж собой куртуазные беседы на темы «Мизулина», особо упирая на практическое отсутствие у него таких побочных эффектов, как диатезная сыпь, разнообразные недержания и галлюцинации. И все были согласны с тем, что несомненным достоинством препарата является премия прописавшему его эскулапу в виде тридцати процентов цены каждой проданной упаковки. Все это помогло галантерейному дельцу сориентироваться в том, что говорить, когда пришло его время произносить здравицу в честь этой панацеи.
Помня, чем окончилось вчерашнее поднесение официантом бокала с водкой, Терентьев налил коньяк в стопочку и начал речь:
— Как мы жили? Как мы жили, господа, до сегодняшнего дня? Мы жили плохо, отвратительно жили. Не побоюсь назвать нашу жизнь опасной для общества. Склоки с пациентами, коньяк, клопы. Таково было моральное состояние нашей прошлой жизни. А почему? А потому, дорогие мои, что каждый препарат, назначаемый нами пациентам, таил в себе массу опасностей. Один пбольной окрывался сыпью, другой сутками не мог выйти из нужного чулана, третий становился заикой, а были и такие, к которым толпами приходили ментальные тараканы!
При этих словах Егор Егорыча по столу пошел гул и все согласно закивали. А один упитанный дуровед стал рассказывать своей соседке, довольно милой крашенной брюнетке около сорока, историю про то, как к нему с топором прибежал пациент, к которому этих тараканов пришел целый мешок. Брюнетка слушала своего откормленного соседа, глядя прямо ему в глаза и гладя его руки так, что со стороны могло показаться, что она слушает признание в любви.
Пока мясистый психотерапевт рассказывал, как бегал от мужика с топором вокруг поликлиники, Терентьев успел развенчать всю существовавшую на тот момент психотерапевтическую фармокопею и, возвысив голос, прогрохотал:
— И вот здесь, в глухомани, в зарослях деревьев хвойных пород, среди разнообразных целебных злаков и трав, в обществе соратников по борьбе за психическое здоровье населения мы, наконец, обрели сокровенное знание о долгожданном «Мизулине». Теперь мы знаем, что полезны обществу. А тридцать процентов премии еще более укрепляют в нас чувство нашей нужности народу. «Мизулин» — вот залог нашего процветания!
Если прошлым вечером спецам по пасмурному сознанию рыб потребовалась секунда на осознание произнесенного Егор Егорычем спича, то до дуроведов доходило дольше, где-то секунды три, но в итоге оратор был награжден даже не овацией, а восторженным ревом публики. Тут же началось паломничество к телу Терентьева, что открыл сидевший во главе стола представитель компании, выпускавшей «Мизулин». Расчувствовавшись, он не только облобызал Егор Егорыча, не только выпил с ним на брудершафт, но еще и подарил лично от себя пакет с рекламными проспектами и две пачки-пробника «Мизулина».
Не в пример вчерашнему Егор Егорыч вполне контролировал себя, когда возвращался в номер, а придя в него, тут же выпил три стакана чудодейственной минералки и уснул. Сон совсем не был похож на кошмар предыдущей ночи — никаких тебе академиков в образе ископаемых многометровых чудищ, никаких требований принести себя в жертву. Единственно, что ему снилось, как сидевшие напротив него дуровед и дуроведиха, объевшись «Мизулином», бегали вокруг поликлиники друг за другом с топорами.
Утро также не было болезненным. Выпитая целебная водичка и овсянка с алым яблочком и чай полностью сняли какие-либо симптомы вчерашнего, так что Терентьев очень быстро умел обделать в городе негоцию с тремя контейнерами, набитыми контрабандными колготками с лайкрой. Он просто сунул «котлету» с зелеными бумажками начальнику склада, и через два часа три фуры с товаром уже выехали со склада.
Отобедав и поспав, вечером он вновь вышел ужинать. Там уже пировали члены клуба «Элитарх». Понятно, что и они, сидевшие за столом, уставленном осетрами, бадьями с черной икрой и огромными бутылями с виски, были потрясены до глубины души терентьевским даром оратора.
— Как мы жили? Как мы жили, господа, до сегодняшнего дня? Мы жили плохо, отвратительно жили. Не побоюсь назвать нашу жизнь опасной для общества. Разборки, виски, комары на пикниках. Все это угнетало нашу мораль. И тут явился он, Федосей Альбертович! Он осветил светом своего разума нашу дорогу, указав путь к процветанию, — вещал Егор Егорыч, а сидевшие напротив него мужики с бритыми головами на бычьих шеях с золотыми цепями в полпальца толщиной, согласно кивали, и плакали как малые дети, утирая слезы кулаками размеров необычайных, на запястьях которых красовались золотые котлы размером с бабушкин будильник.
Почти рядом с каждым элитархом сидела длинноногая красавица, и каждый элитарх, поднимая толстый, как сарделька, указательный палец к небу, говорил своей спутнице:
— Во как братан говорит! Видно, ходок много было.
А Терентьев, помянув чащобу, ягоды и подельников, закончил речь так, что участники пира в восторге начали ломать мебель!
Не известно, чем бы завершились ораторские практики Егор Егорыча, присутствуй он на банкетах фантастов и самодеятельных артистов. Вероятно, они были бы потрясены его познаниями в энтомологии, напитках и лесных дарах. Очень может быть, что в результате и санаторий был бы разнесен в щепки, но утром следующего дня речистый галантерейщик, окончивший свои корыстные промыслы, отбыл восвояси.
С ним недавно была история очень поучительная для пылкого юношества.
Сидит он с женой на даче на летней кухне. Что-то готовят. Каждый свое. Жена ему под руку все советы дает: как солить, как перчить, как жарить. Он огрызается. Тут до него доходит, что надо жену чем-то занять, чтобы она его донимать перестала, и просит ее нарезать картошки кубиком. Она режет и на какое-то время умолкает, а окончив резку, подает ему тарелку с нарезанной картошкой и говорит:
— Вот, смотри, как правильно резать лук.
Тут он молча встал и пошел к выходу. Она ему:
- Ты что? Обиделся?
— Нет, топор пойду возьму, - отвечаю.
И в самом деле не соврал. Пошел за топором — нужен был поленьев наколоть.
Вот такая во всех смыслах высоконравственная для пылкого юношества история приключилась с коммерсантом Егором Егорычем Терентьевым.
September 12 2013, 11:08:38 UTC 5 years ago
September 12 2013, 15:18:58 UTC 5 years ago
September 12 2013, 11:13:48 UTC 5 years ago
September 12 2013, 11:23:58 UTC 5 years ago
Что касается "котлеты", с нею тоже был забавный случай. В приемной Демьяна Ивановича, с самого раннего утра сидел молодой вьюноша, в штатском, сурового вида и такого же нрава, и никак не мог попасть вовнутрь заветного тамбура. То владельца кабинета не было на месте, ибо он был на совещании у губернатора, то вот он пришел, но вслед за ним ворвалась толпа на подпись, то еще какая-то беда, навроде телефонных переговоров. Вьюноша бледный со взором горящим, сидел и теребил уже потерявший былую свежесть запрос с круглой печатью, относительно фактов коррупции в вышеуказанном ведомстве. Время шло к полудню, и, после очередного звонка, секретарша сорвалась и упорхнула за заветные двери. Раздался входящий звонок, который приняла девица с классической химической прической в стиле "мадам де Помпадур", невесть как оказавшаяся (да еще и с кипой бумаги на подпись) рядом с правнуком Дзержинского. Почирикав в трубку, она наморщила носик и ответствовала:
- Напрасно вы сидите, время теряете, щас Демьян Иванович обедать будут. Водитель егойный звонил, сказал что ему котлету передали, щас он ему занесет.
September 12 2013, 14:55:56 UTC 5 years ago
September 12 2013, 15:18:41 UTC 5 years ago
September 12 2013, 16:39:11 UTC 5 years ago
September 12 2013, 16:44:55 UTC 5 years ago
Пасибки!
September 12 2013, 17:22:08 UTC 5 years ago
September 13 2013, 06:16:23 UTC 5 years ago
Deleted comment
September 13 2013, 06:15:45 UTC 5 years ago
September 13 2013, 06:13:10 UTC 5 years ago
Только вот тема того, чем именно отобедывал галантерейщик пропущена :-).
Repost!
P.S. Вчера плохо чувствовал себя — потому и не прочитал.
Зато сегодня утро восхительное — с притчи начал.
September 13 2013, 06:15:10 UTC 5 years ago
September 16 2013, 07:24:33 UTC 5 years ago
Чудесно просто!
Вам бы эти притчи в виде книжки издать, а?
September 16 2013, 09:13:58 UTC 5 years ago
September 18 2013, 06:13:11 UTC 5 years ago
September 18 2013, 06:14:31 UTC 5 years ago
September 18 2013, 06:19:23 UTC 5 years ago
September 18 2013, 06:48:43 UTC 5 years ago
September 18 2013, 07:41:55 UTC 5 years ago
September 18 2013, 07:42:45 UTC 5 years ago
September 18 2013, 07:57:10 UTC 5 years ago
September 18 2013, 07:59:19 UTC 5 years ago
А как другая притча?
September 18 2013, 08:01:49 UTC 5 years ago
September 22 2013, 19:37:53 UTC 5 years ago
Эх, хорошо!!!
September 22 2013, 19:40:29 UTC 5 years ago
September 28 2013, 09:16:29 UTC 5 years ago
September 28 2013, 09:54:03 UTC 5 years ago