Владислав Ходасевич о Мариэтте Шагинян: papa_gen

Известно, что Мариэтта Шагинян была одной из ранних любовей Ходасевича. В 1911 году они расстались. Потом Шагинян уехала учиться в Германию, и они потеряли друг друга из виду. Вновь жизнь их свела в 1920 году, свела при довольно любопытных обстоятельствах:

"В конце 1920 г., в Петербурге, однажды мне показали номер тамошней "Правды" с отвратительнейшим доносом на интеллигенцию, которая, чтобы насолить большевикам, "сама себя саботирует",- припрятывает продукты, мыло, голодает и вымирает назло большевикам, а могла бы жить припеваючи. Подпись: Мариэтта Шагинян.

Через несколько дней встречаю ее. Спрашиваю,- как ей не стыдно. Говорю, что пора бы уже вырасти. Она хватается за голову:

- Донос? Ах, что я наделала! Это ужасно! Я только что из Ростова, я ничего не знаю, как у вас тут. Я хотела образумить интеллигенцию, для нее же самой. Все мы в долгу перед народом, надо служить народу. Массы... Маркс... Иисус Христос... Товарищ Антонов...

Выяснилось: на юге она писала патриотические статьи. Но пришли большевики, и она познакомилась с каким-то добродетельным товарищем Антоновым (кажется, так), этаким большевистским Робеспьером, неподкупным до последней степени. И конечно - сделалась большевичкой. Исполкомские мудрости перепутались в ней с христианством, народничеством и прочим, оставшимся еще от былых времен. О своем фельетоне она сокрушалась:

- Значит, это тактическая ошибка. Но по существу я права. Ах, бедный Владя, как жаль, что вы еще не сделались коммунистом!

Вскоре она поселилась в "Доме искусств", где я жил. Ходила к большевикам проповедовать христианство. Ходила ко мне - восхищаться А.Л. Волынским. Развенчала Волынского. Влюбилась в почтеннейшего Л.Г. Дейча. Глухота ее сильно увеличилась. Чтобы с ней говорить, надо было садиться рядом, вплотную. В ее огромной холодной комнате часами сиживали они с Дейчем. Мариэтта рассказывала:

- Это святой старик! Он учит меня марксизму, а я его - христианству. А вы... бедный Владя, вы погибаете!

В то время я много писал стихов. Иногда, по старой памяти, показывал их Мариэтте. Она прочитывала, качала головой:

- Ваши стихи больше вас. Вы сами не понимаете того, что пишете. Когда-нибудь я вам объясню..."