Как известно, в конце Х1Х в. в русском обществе пользовалась популярностью идея «сделать, как в Англии», причем люди не понимали, что нравящееся им устройство обязано своему существованию именно тому, что они привыкли считать явлением крайне «реакционным» - абсолютному преобладанию крупного землевладения, и политическому господству крайне узкого слоя крупнейших землевладельцев («лордов»). И то, и другое, в свою очередь, могло существовать только благодаря майорату.
Так вот в России Петр Великий в числе других новшеств в 1714 г. попытался ввести и аналогичную майорату норму (с тем исключением, что родители могли выбрать любого из сыновей). Любопытно, что вообще-то, занимаясь «переформатированием» дворянского сословия, Петр делал это на совершенно иных принципах, чем те, что к тому времени существовали в Европе, четкостью сословных границ озабочен абсолютно не был, и объективно картина должна была получиться примерно такой, как именно в достаточно оригинальной в этом плане на европейском фоне Англии. Руководствовался он при этом мотивами исключительно практическими и рациональными:
«Понеже разделением имений после отцов детям недвижимых великий есть вред в государстве нашем как интересам государственным, так и подданным и самим фамилиям падение, а именно: I. Например, ежели кто имел тысячу дворов и пять сынов, когда по смерти его разделится детям его, то уже только по двести дворов достанется, которые, помня славу отца своего, не захотят сиро жить, и двести дворов принуждены будут едва не то ж нести, как тысяча несла, отчего не разоренье ль суть людям и вред интересам государственным? И тако от того разделения казне государевой великий есть вред и людям подлым разорение. II. А когда от тех пяти по два сына будут, то по сту дворов достанется, и тако далее умножаясь, в такую бедность придут, что сами однодворцами стать могут и знатная фамилия, вместо славы, поселяне будут, как уже много тех есть экземпляров в российском народе. III. …Каждый имея свой даровый хлеб, хотя и малый, ни в какую пользу государству без принуждения служить и простираться не будет, но ищет всякий уклониться и жить в праздности, которая по Святому Писанию матерью есть всех злых дел. Напротиву ж того. На первую, ежели недвижимое будет всегда одному сыну, а прочим только движимое, то государственные доходы будут справнее, и каждый может лучше льготить подданных, а не разорять. На вторую, фамилии не будут упадать, но в своей ясности непоколебимы будут чрез славные и великие домы. На третью, прочие не будут праздны, ибо принуждены будут хлеба своего искать службою, учением, торгами и прочим. И то все, что оные сделают вновь для своего пропитания, государственная польза есть; чего ради за благо изобретено чинить по сему, как объявлено ниже.»
Но бытование этого закона было крайне недолгим не потому, что, он, как некоторые другие нововведения (независимый от администрации суд, полноценное городское самоуправление) был просто преждевременным в смысле готовности общественного сознания (почему те и были осуществлены, но много позже). Дело в том, что если в Англии майорат был всеобщим обычаем и до того, как был облечен в конкретные юридические нормы, то в России дело обстояло противоположным образом: здесь столь же «природным» обычаем был раздел «поровну» (и, как показала жизнь, гораздо более значимым, чем бороды, длиннополые кафтаны и иная атрибутика).
Несмотря на всеобщее неприятие, закон, конечно, в действие вступил, и уже через 5-6 лет даже среди офицеров-дворян (на офицерские должности при создании регулярной армии назначались, как правило, представители более состоятельного слоя дворян) больше половины оказались вовсе беспоместными, но действие его сопровождалось многочисленными уродствами (родители любыми способами пытались «уравновесить» наследство детей, напр., относя скот и инвентарь имения к «движимому» имуществу или продавая их, и у одного оказывалась земля без скота, у другого – скот без земли и т.д.). В результате, уже в начале 1731 г. правила о единонаследии были отменены с характерной формулировкой – «яко необыкновенные сему государству».
Кроме того, закон о единонаследии не был соотнесен с базовым принципом существования русских дворян того времени: не знавшей никаких исключений их обязательной пожизненной службой (чего не было нигде в Европе, а тем более в Англии). Как совершенно справедливо отмечалось при отмене закона, «хотя по тем пунктам … искали бы себе хлеба службой, учением, торгами и прочим, но того самим действом не исполняется, ибо все шляхетские дети как наследники, так и кадеты, берутся в одну службу сухопутную и морскую в нижние чины, что кадеты за двойное несчастье почитают, ибо и отеческого лишились, и в продолжительной солдатской и матросской службе бывают». (Порядка 80% всех дворян тогда служило рядовыми и в абсолютном большинстве так никогда и не выслуживало офицерского чина, т.к. на минимум 40 тыс. взрослых мужчин-дворян приходилось не более 8 тыс. офицерских и классных гражданских должностей, до трети из коих было занято выходцами из других сословий.)
Поскольку и с отменой обязательности дворянской службы к идее единонаследия более не возвращались, то обыкновенным стало то, что на протяжении XVIII в. 60% помещиков были мелкими и мельчайшими, к середине Х1Х в. из 253 тыс. потомственных дворян 149 тыс. вообще не имели крепостных, а 24 тыс. имели менее 10 душ (при этом 109 тыс. сами лично занимались хлебопашеством), ну и так далее… «Славных и великих домов», на протяжении длительного времени и многих поколений удерживающих в своих руках одни и те же крупнейшие владения, не получилось. Крупные латифундии, конечно, существовали, но были, как правило, неустойчивы (как создаваясь, так и распыляясь), случаи принадлежности их одной семье во многих поколениях были достаточно редки. Так что к концу Х1Х в. ситуация (со всеми вытекающими политическими следствиями) была прямо противоположна английской, и мечтать о немедленном уподоблении реалиям этой страны было совершенно напрасно.
