philtrius (philtrius) wrote,
philtrius
philtrius

Опять-таки не самый интересный изъ моихъ постовъ вызвалъ весьма оживленную дискуссiю. И для меня весьма любопытную.
Болѣе же всего меня удивляетъ, что у Бѣлинского (гимназическое прозвище, которое мнѣ очень нравится, — Брынскiй козелъ, точнѣе, Бѣлинскій — козелъ Брынскiй) есть весьма квалифицированные защитники. Помнится, въ томѣ ЛН, посвященномъ ему, апологету приходилось прибѣгать къ такой аргументацiи: въ университетѣ Б. не могъ выучить языкъ, ибо преподавали его неправильно: заставляли зубрить слова и грамматическiя правила…
Сухой остатокъ таковъ: латынь — въ рамкахъ весьма убогаго до 1828 г. гимназическаго курса, безъ внутренняго интереса и безъ продолженiя.
Французскiй — низшая отмѣтка въ университетѣ, позднее изученiе самоучкой (кажется, съ опредѣленными навыками чтенiя).
Нѣмецкiй — почти равное нулю гимназическое начало, не нашедшее продолженiя. Были, кажется, студенческiе попытки изучать англiйскiй. Результатъ все тотъ же — нулевой.
Просмотръ бездонныхъ массъ макулатуры съ необходимостью быстро писать о ней — одинъ изъ самыхъ неудачныхъ способовъ самообразованiя, ибо властно прiучаетъ къ халтурѣ и поверхностности, дѣлая ихъ условiемъ выживанiя.
Былъ ли Б. хорошимъ журналистомъ? Другой Б. предрекалъ отъ его руки смерть третьяго журнала; и если этого не произошло, то, навѣрно, изъ-за Краевскаго.
Tags: pensieri, philologica, Брынскiй козелъ
в продолжение разговора:
есть образованность и есть восприимчивость, разные вещи. но второе зачастую предпочтительней. пушкин тоже практически не читал по-немецки, да и вообще не читал всех техх книжек, которые приписывают ему нынешние комментаторы. но это не значит, что он не имел о них понятия.
а биографические легенды о знакомстве пушкина с белинским - легенды, конечно. а насчет пеерговоров по Современнику - вероятно, но не очевидно все же
Его воспрiимчивость неглубока, поскольку воспрiятiямъ ложиться было практически некуда; субстанцiальный Б. — ускользающе малая величина; Ю. Ѳ. Самаринъ правъ — причина измѣненiй не внутри, а внѣ его.
не знаю, как вы с самариным это измеряете:)
что же до его французского устного, так ведь это обычная вещь у самоучек. пушкин тоже не говорил по-английски, однако же читал
Я вообще очень люблю этотъ пассажъ о Б. въ «О мнѣнiяхъ Современника…».
"Восприимчивость" это хорошо, но невежество, в разной мере свойственное Пушкину и Белинскому, -- первостепенной важности факт, от которого не нужно отмахиваться. Невежество помешало Пушкину сначала стать литературным критиком (это видно по черновикам; он пишет в возражении Кюхельбекеру: "Гомер неизмеримо выше Пиндара", понимает, видимо, что пишет о чем не знает, и статью бросает), а потом историком и политическим писателем. Когда Корф прислал ему библиографию к Истории Петра, он ужаснулся, а был у же не на первом году работы.
Ну, о невѣжествѣ Пушкина я не сталъ бы говорить — это дворянскiй дилетантизмъ. Самъ М. Н. Муравьевъ писалъ по-латыни съ ошибками; ну и что?
У Муравьева своего рода "дилетанская ученость", все ж таки потрясающего объема. Пушкин в том же типологическом ряду, но по сравнению с Муравьевым невежда, конечно.
Ну а кто не невѣжда сравнительно съ Муравьевымъ?
Были люди, в том числе такие же как он, ученые из дворян. Любимый юзером agr_e Юсупов, известный в Европе знаток древностей, из более ранних времен Кантемир, из более поздних -- Жуковский, тот же Уваров.
Ну, Жуковскiй Гомера переводилъ съ подстрочника, а не читалъ въ оригиналѣ :)
Поколѣнiе славянофиловъ втораго-третьяго призыва обладаетъ прекраснымъ образованiемъ. Муравьеву не уступятъ не только названные, но и Шевыревъ, Самаринъ, Хомяковъ. Что касается болѣе раннихъ — боюсь, ни Юсуповъ, ни Кантемиръ по широтѣ съ Муравьевымъ не сравнятся (онъ даже по-англiйски зналъ!).
А Муравьев читал по-гречески? Кантемир знал новогреческий, про древний не скажу; но у него прибавляется еще довольно солидная естественнонаучная комптенция. Минус немецкий, конечно.
Кантемир знал по-английски, хотя выучил не сразу.
Муравьевъ владѣлъ древнегреческимъ.
я думаю, в первую очередь ему все же помешало то, что он и не собирался становиться критиком (хотя немногие его статьи очень хороши!). с историком сложнее конечно.. ну не успел:(
Cобирался, почему же. И успеть мог бы -- историю хотел писать с 1822 года. Вернее, он все время, начиная с первых послелицейских лет, хотел перестать быть поэтом, но для этого нужен был другой уровень компетенции. Чего Пушкин не успел (хотя и старался честно), так это его приобрести.
мысль, конечно, интересная...:)
В ситуации, в которой Пушкин рос, роль человека, который живет поэзией, выглядела исключительно невыигрышно. Дмитриев в начале 1800-х гг. обижался, когда Разумовский предположил, что он в чине министра пишет стихи. Поэзия либо барская забава, на которую снисходительно смотрят из уважения к чинам (как с Державиным), либо постоянное шутовство (как с Василей Львовичем). Жуковский стал было исключением в 1812 г., но скатился-таки в шуты и отбыл благополучно из России, чтобы не компрометировать себя этим положением. Назначение самого АСП камер-юнкером не столько изощренное издевательство, сколько результат старинных представлений Николая о месте поэта при дворе.
Болѣе высокое, чѣмъ у Державина. Все жъ таки не вкусный лимонадъ…
У Николая? Ничуть. У самого Пушкина "представления о роли поэта" как такового не было -- он был человек острого ума, и не строил доктрины в ситуации, когда надо было играть тонкую игру и постоянно перестраиваться. Ну, и потому, что собственная роль в обществе его занимала больше, чем "статус поэта", и отождествлять две этих вещи он решительно не желал.
но он посвятил жизнь тому, чтоб ситуацию это переломить
и в конце концов, нет ничего проще - перестать быть поэтом:) достаточно не писать стихов. или хотя бы не печатать:)
"но он посвятил жизнь тому, чтоб ситуацию это переломить". То есть последовательно преследовал одну цель с выпуска из Лицея до смерти? Как-то не похоже. В 30-е гг. он вообще был занят другим, и вряд ли считал стихи своим главным занятием. В ссылках по-разному бывало, конечно (денег надо было, делать было нечего, да и способ напомнить о себе в столицах); а в Петербурге после Лицея разве "урок царям" его занимал меньше стихов?
Французский он, вероятно, всё же освоил, поскольку начинал, сколько помню, с французских переводов.
Это дѣйствительно такъ — онъ читалъ по-французски, но, какъ показываетъ забавный желѣзнодорожный эпизодъ на обратномъ пути изъ Парижа, съ таможеннымъ чиновникомъ былъ объясниться не въ состоянiи.
Тут я его понимаю :)
Я бы еще оспорил тезис о том, что неважно "несоответствие "Ревизора" критериям, которые предъявлял к нему Булгарин или Сенковский". Все ж таки, имея дело с эстетическим феноменом, мы, кажется, должны учитывать реакцию тех читателей, чей горизонт и чьи реакции поддавались расчету автора. Иначе же выходит, что характер эстетического воздействия оного текста автором в принципе не предугадывался.
Честно говоря, съ Гоголемъ въ этомъ отношенiемъ много недоразумѣнiй… Б. опредѣлилъ его себѣ въ крѣпостные, конечно, ошибочно. Но изрядной частью публики онъ могъ быть понятъ именно такъ…
Вообще восприятие сценического текста определяют, сколько я понимаю, намного более сильные (и намного менее изученные) механизмы, чем критическая репутация автора и даже пьесы. Впрочем, в этой эпохе я профан, пусть меня поправят знатоки.
Болѣе же всего меня удивляетъ, что у Бѣлинского (гимназическое прозвище, которое мнѣ очень нравится, — Брынскiй козелъ, точнѣе, Бѣлинскій — козелъ Брынскiй) есть весьма квалифицированные защитники.

История литературы - не трибунал и ее персонажи не нуждаются ни в обвинителях, ни в защитниках, ни в приговорах, но лишь в понимании и незабвении.
Право же, пониманiе Б. — не слишкомъ сложная задача. Вопросъ источниковъ нѣсколько сложнѣе. Кстати, обнаруживъ пресловутый Hallische Jahrbücher въ библiотекѣ Грановскаго, подумалъ, что неспроста, хотя надо провѣрять. Самъ не буду — не моя тема.
Забывать Б. историкамъ литературы нельзя, а вотъ остальнымъ онъ, думаю, безъ надобности. Ну и намъ не всегда же быть филологами — зачѣмъ отказывать себѣ въ правѣ на оцѣнку?
Да дело не столько в понимании Б. (действительно, он сам не слишком сложен), а в понимании того парадигматического культурного слома, который он знаменовал собой. Слома в типе образованности, в отношении к лит-ре, в социальных воззрениях и референциях, etc., etc. И в этом смысле его писания (не только его, конечно же) и реакция на них современников оч. важны: он - для своей эпохи - был одним из тех пробирных камней, по которым яснее опознаются "субстанциональные" свойства культурных феноменов, его окружающих.

Ну, а позлобствовать, конечно, можно. Впрочем, у меня и Шевырев с Погодиным - вне филологического контекста, конечно - вызывают изрядную иронию. Один - энтузаиастическим педантизмом (простите за оксюморон), а другой - мелочным тщеславием и суетливостью.
Сломъ, по-моему, тоже не слишкомъ сложенъ. Самъ Б. столько разъ ставилъ своихъ знакомыхъ передъ необходимостью выбора и рвалъ личныя прiязни принципiальными вопросами, что все это хорошо просматривается.
Погодина защищать не буду. А относительно Шевырева — при не слишкомъ привлекательной оболочкѣ (отмѣтимъ, однако, злобную несправедливость соловьевской характеристики) у него было мощное субстанцiальное ядро. И онъ, конечно, въ отличiе отъ Б. человѣкъ умный.
Б. - конечно, "громогласный запевала", но насколько педант? - и это, признаюсь, несколько смущает в адресации.
Такъ гдѣ жъ сыскать второго такого погребальныхъ дѣлъ мастера?
Относительно педантизма — не намекъ ли это на германскаго разлива интеллектуальные продукты, до коихъ одинъ Б. былъ охоч, а другой, кажется, не слишкомъ?
немецкую "метафизику" поэт Б. уж точно недолюбливал, но, кажется, эти материи у него не с педантизмом связывались. Хотя не знаю. Если б датировочку эпиграммы хоть как-то локализовать!

С другой стороны, поразительно настойчивый образ у позднего Б. -- "литературного могильщика": что здешний "запевала похорон", что "кадящий мертвецу, чтобы живых задеть кадилом", что тот, кто сокрытый ров изрыл, - и контрастная ему тема "второй молодости".
При этом несколько удивительно, что столь известные взаимной разнотой персонажи одновременно оказываются называемыми адресатами эпиграмматических и не только высказываний Б.
а как же павловское письмишко? :-)
Перспектива-то одна: университетские (профессор ли, студент) зануды. Младший еще и криклив не в меру.
Да, против павловского письмишка сложно возражать:). Ну да, университетские, "не наши" и т. д. Но все-таки не дает покоя некоторое сомнение:)
Это дело плодотворное :-)
К тому ж, Б-й (в отличие от остальных) хоронил чужие журналы, что скорее годится для эпиграммы (похоронить собственный - не такой уж сюжет).