Русская репутация (текст для СиПа от 15 февраля 2017 года)

                                                                                                                 Гоголь был русским националистом

                                          фраза, не вошедшая в русский перевод книги Роберта Каплана «Месть географии»

     В 1899 году в Китае разгорелось так называемое Боксёрское восстание, на подавление которого были направлены коалиционные силы восьми великих держав — Великобритании, Франции, России, Германии, Италии, Австро-Венгрии, Японии и Соединённых Штатов. У немцев был особый интерес в этом деле — повстанцы убили германского посла. 27 апреля 1900 года в Бремерхафене император Вильгельм II произнёс перед отправлявшимся в Китай экспедиционным корпусом известную речь, в которой был пассаж:

«Встретив врага, уничтожьте его, никого не беря в плен. Пусть любой, кто попадет вам в руки, зависит лишь от вашей милости. Как тысячу лет назад гунны под командованием своего короля Аттилы прославили своё имя, которое и теперь в преданиях звучит устрашающе, так и Германия в Китае должна завоевать себе славу подобным образом. Чтобы больше ни один китаец не посмел даже косо взглянуть на немца».

В оригинале Вильгельм назвал Аттилу именем, под которым он фигурирует в «Песни о Нибелунгах» — Этцель (Hunnen unter ihrem König Etzel). Обратившись к эпосу, государь совершил эпическую ошибку. В Китае немецкие войска ничем особо не прославились и никаких ужасных деяний не совершили — они прибыли на театр военных действий, когда Пекин уже был взят. Однако в 1914 году началась Первая мировая, и немцы обнаружили, что пропагандисты Антанты называют их не иначе как гуннами, а на некоторых плакатах даже изображают монгoлоидами.

      

                                                            Немцы как гунны на плакатах времён Первой мировой войны

В XIX веке, когда расовые теории уже вошли в моду, а рабство ирландцев ещё не было искоренено, можно было увидеть другие изображения, на которых наглядно показывалось, что англо-тевтоны — это высшая раса, а иберо-ирландцы — низшая, родственная африканцам. Однако если уж можно объявить ирландцев негроидами, то почему бы не провозгласить тевтонов монголоидами? У пропаганды свои законы, она руководствуется исключительно политической конъюнктурой и не обязана хоть в какой-то мере основываться на реальности. Помнится, чешские патриоты в том же XIX столетии всерьёз называли австрийское правление варварским, турецким и т. д. В реальности принятый в 1811 году австрийский Гражданский кодекс был настолько современен и прогрессивен, что действовал в Чехословакии до 1950-го, а в самой Австрии продолжает действовать и сегодня, в 2017 году.

                                                            Ирландцы как ближайшие родственники негров на плакате XIX века

Сражаясь друг с другом, европейцы научились на волне военного психоза превращать противника в глазах населения в кого угодно — в африканцев, в азиатов, в варваров, в гуннов, в скифов. Естественно, пользуясь при этом любыми его промахами. Когда Блок, у которого таланта было больше, чем ума, написал «Да, скифы мы, да, азиаты мы», он повторил неудачный экспромт Вильгельма с гуннами; в России разговоры об особом пути и загадочной душе всегда были настолько подражательны, что копировали немецкие оригиналы вместе с явными ошибками.

  Но национальные репутации создаются не за одну военную кампанию и основываются на куда более серьёзных вещах, чем чёрный пиар. Что бы ни говорила пропаганда Союзников относительно подлинных и мнимых германских зверств в двух мировых войнах, по прошествии времени ясно, что в глазах человечества немцы остались теми же, кем и были — исключительно порядочной, трудолюбивой и мужественной нацией, теми, кого барон Монтескьё в своё время без малейшей иронии назвал самыми прекрасными людьми на свете.

  Мне кажется, в нашем богоспасаемом отечестве переоценивают пропаганду как таковую. В краткосрочной перспективе она работает, в долгосрочной — нет. Надолго убедить кого-нибудь в том, что нация Бетховена и Гёте состоит из варваров и гуннов, ничуть не легче, чем приписать нации Питера О’Тула и Шинейд О’Коннор негроидные черты. Какое-то время пропагандистский аппарат может называть белое хоть чёрным, хоть жёлтым, но со временем люди просто перестают обращать внимание на чужие слова и начинают верить своим глазам.

  Тем удивительнее стремление российской пропаганды убедить публику в том, что даже западные интеллектуалы, не говоря уже о населении, якобы пребывают в плену русофобских мифов, ослеплены ненавистью к России и желают совершить с русскими нечто экстремальное, вплоть до геноцида. Я чуть ли не ежедневно встречаю в Рунете странных людей, без конца либо рассказывающих о каких-то нашествиях объединённых сил Запада на Россию, либо ссылающихся на некие антирусские западные тексты.

  В истории зафиксирована только одна войнa России против серьёзной западной коалиции — Крымская, — а во всех остальных крупных конфликтах последних трёх или четырёх столетий Россия сама была членом обширных коалиций, создававшихся то против Франции, то против Германии, то против Турции, так что тут просто не о чем говорить. О текстах пару слов сказать можно, ибо они, в отличие от мифических нашествий, по крайней мере существуют.

   Чаще всего в этой связи называют сочинение маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году». Эту книгу предлагают считать чуть ли не официальной доктриной консолидированного Запада в отношении России на все времена. Когда люди вспоминают Астольфа де Кюстина, у меня всегда возникают два вопроса. Во-первых, знают ли они, какое место этот автор занимаeт в ряду других французских литераторов, посетивших и описавших Россию в XIX столетии. Во-вторых, интересовались ли они издательской историей его труда. Вот отзыв Бальзака o «России в 1839 году»:

«Если исключить из этой книги все мысли князя Козловского, чье имя позволительно назвать, ибо его уже нет на этом свете, если вычеркнуть из нее две или три вымышленные истории, которыми автор обязан императору, то останутся лишь колкости относительно установлений, с неизбежностью вытекающих из сурового климата, совершенно ложные рассуждения на политические темы, описания русской роскоши и упакованные в весьма изящную оболочку общие места. Г-жа де Сталь достовернее изобразила Россию на нескольких страницах „Десяти лет в изгнании“, чем г-н де Кюстин во всем своем пространном сочинении» («Письмо о Киеве», 1847 год).

  «Россия в 1839 году» была опубликована в 1843-м и до 1855-го выдержала несколько изданий. Это было время, когда французы искали способ взять реванш за поражения Наполеона, и сочинение де Кюстина рассматривалось ими, как элемент военной пропаганды. Его перевели на несколько языков. Из русских читателей книгу приветствовал Герцен (революционеры имеют обыкновение приветствовать любой текст, критикующий порядки в их отечестве). Наконец, под Севастополем французское честолюбие было удовлетворено… и де Кюстин перестал кого-либо интересовать.

  После Крымской войны ситуация радикально изменилась. В России начались реформы Александра II. Вскоре Теофиль Готье написал «Сокровища русского искусства» (1863) и великолепное «Путешествие в Россию» (1867). Эти книги пользовались успехом. Франция и Россия вновь стали союзницами, антирусская пропаганда вышла из моды. Произведение мaркиза де Кюстина о николаевской эпохе сначала устарело, а потом и вовсе оказалось забыто. Теперь французы писали о русских примерно так (это цитата из романа Жюля Верна «Дунайский лоцман»):

   «Сколько лет ещё суждено Болгарии изнывать под игом угнетателей? И, если он сможет пересечь границу, найдёт ли ту, которую любит? Не захватили ли её турки как заложницу, как жену одного из своих непримиримых противников? Если это так, то что они сделали с Натчей? Увы, следы этой скромной семейной драмы затеряются среди грозных событий, потрясающих балканскую область. Кому какое дело до несчастья двух существ среди общего народного отчаяния? Свирепые орды наводнили полуостров. От дикого топота лошадей дрожит земля, и даже самые бедные деревушки опустошены войной. Против турецкого коллоса поднялись два пигмея — Сербия и Черногория. Сможет ли этот Давид победить Голиафа? Ладко понимал, до какой степени не равны силы, и возлагал надежды на отца всех славян, великого русского царя, который, может быть, соблаговолит протянуть мощную руку на помощь угнетённым сынам».

   Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, кажется, между 1855 и 1946 годами «Россия в 1839 году» вообще не издавалась. Упоминания этой книги в литературе носили эпизодический характер (например, Борис Суварин в 1935 году сослался на неё в биографии Сталина; он был первым, кто распознал пропагандистский потенциал де Кюстина в новой эпохе). И только в конце сороковых годов ХХ века, после начала Холодной войны, де Кюстин вновь оказался востребован. Джордж Кеннан, американский политолог и дипломат, автор так называемой «длинной телеграммы», крёстный отец доктрины сдерживания, написал по этому поводу:

   «Даже если допустить, что „La Russie en 1839“ была не очень хорошей книгой о России в 1839 году, мы сталкиваемся с тем тревожным фактом, что это была превосходная, наилучшая из всех книга о России Иосифа Сталина и неплохая книга о России Брежнева и Косыгина».

   Иными словами, говоря о «России в 1839 году», мы говорим о не слишком известной книге, которая была встречена современниками по-разному, но в основном скептически, потом оказалась на сто лет забыта и наконец возвращена в жизнь людьми, рассматривавшими её как сугубо пропагандистский материал. Что самое смешное, в Европе многие вообще не заметили её существования. Боюсь, вы не поверите, если я скажу, когда вышел первый чешский перевод сочинения де Кюстина. Это произошло в 2015 году.

  Если такая книга, как «Россия в 1839 году», считается в РФ, с одной стороны, важным историческим свидетельством, а с другой — изложением архетипичного взгляда Запада на Россию, то это говорит о крайне нездоровом интеллектуальном климате, существующем сегодня в нашем отечестве. И ведь бесконечное потрясание сочинением де Кюстина — это ещё ерунда по сравнению с тем, что устроили некоторые наши сограждане вокруг трилогии Толкиена.

  Мне довелось прочесть на чешском языке роман Кирилла Еськова «Последний кольценосец», в котором история Средиземья переписана… с позиции орка. Насколько я знаю, в таком же духе выдержаны и книги Ника Перумова. Самое лучшее, что я могу сказать об этих прозведениях — там по крайней мере нет мата. Несколько позже некто Михаил Елизаров написал «Оркскую песню», в которой присутствует уже полный набор советофильствующего джентльмена — и мат, и туалетная лексика, и фантазии о сексуальном насилии, и «краснозвёздные назгулы», и «белокаменный Мордор», и «помнишь, брат, как давили эльфийскую мразь». Вот образец реакции его слушaтелей:

   «Римляне писали об окружающих народах, что это дикари, нелюди, зверьё. А пленных римляне отправляли на арены, где их рвали под рёв плебса хищные звери. С этого и началась тотальная пропаганда. Геббельс превзошёл римских учителей. И для Запада мы никогда не были людьми — они всегда считали нас недочеловеками, зверьём. Толкиен рассказал, где живут орки — на Восток от Средиземья. Орки Толкиена — это мы от века. А урукхай — это советские люди, не знающие страха, не ведающие боли, голода и холода. Это — про Красную Армию во Вторую мировую. Страха не ведали, воевали и побеждали голодными, холодными и едва ли не голыми руками — европейцу этого не понять».

  Это подлинный комментарий, месяца два назад оставленный некой дамой на ютьюбе под клипом Елизарова «Оркская песня» (орфография и пунктуация приведены в соответствие с нормами русского языка; в оригинальной версии данного текста было шесть или семь лишних запятых, затруднявших восприятие его смысла). Вообще комментариев там довольно много, и все они выдержаны в подобном духе. Я прожил в СССР двадцать три года и думал, что советские патриоты меня уже ничем не удивят. Но оказалось, для советских людей нет ничего невозможного. Свои чудачества последних ста лет они увенчали тем, что сами себя объявили орками и урукхаями.

  Вообще-то Толкиен написал совершенно прозрачную аллегорию Второй мировой войны, и под каждым из народов Средиземья вывел вполне определённых участников этого глобального столкновения. Англосаксов он сделал эльфами нескольких ветвей, немцев — орками, поляков и югославов объединил в Гондоре, итальянцев отдал под власть Сарумана, евреев-гномов подверг Холокосту в подземельях Мории, а русским предоставил сражаться на отдельном фронте в качестве роханских всадников.

  Это настолько очевидно и подчёркивается в таком количестве деталей (от описания рохиррим как живущих в степи светловолосых бородачей до проведения сражения в Хельмовой пади по сценарию Сталинградской битвы), что любая другая интерпретация просто лишена смысла. Но на свете нет силы, которая смогла бы объяснить слушателям Елизарова, что нормальные люди называют орками не своих ключевых союзников, а противников, и что на голодный желудок да голыми руками ещё никто никогда не выиграл. Кстати, автаркии бывают только в сказках. В реале наши с вами роханские предки сражались против германских орков и урукхаев эльфийским оружием, полученным по ленд-лизу. И тушёнку они ели тоже эльфийскую.

                 Советские и англичане (или, в терминологии Толкиена, рохиррим и эльфы) на британском плакате времён Второй мировой войны

   Чтобы определить, какой же репутацией в мире русские обладают на самом деле, а не в фантазиях советских невротиков, было бы небесполезно сделать обзор русских персонажей в компьютерных играх. Увы, мне это не под силу. Я всю жизнь (точнее, последние лет 20) играю только в одну игру. Когда-то в девяностых я случайно сел за компьютер, на котором была Sid Meier’s Civilization. Да, собственно, так от него и не встал. По природе я консерватор и однолюб, которого почти невозможно заставить изменить вкусы и привычки. Не будь «Цивилизации», я бы сказал, что вообще не играю в компьютерные игры. Во всяком случае, никакая другая игра не увлекла меня больше, чем на 10 минут, как бы хорошо она ни была сделана и кто бы мне её ни рекомендовал. Но «Цивилизация»…

…Помнится, мы играли в русскоязычную версию Civ-1 с чешским другом, владевшим русским в пределах не очень хорошо усвоенной школьной программы («Здравствуй, товаришч, в лете я гульяю в парке»). И он учил все эти «построить амбар», «объявить войну» и «окопаться» специально, чтобы играть. Нам было по тридцать, у нас были семьи, мы владели своими бизнесами, но наступал вечер, и мы, как дети, вытаскивали компьютер на кухню и играли до четырёх утра, выкуривая по пачке сигарет за ночь (надо же, я когда-то курил). От дыма наших сигарет у моей жены погибали цветы, и мой друг объяснял ей, что у них просто заканчивается сезон. Поскольку половину из этих несчастных растений он ей и подарил, у него была возможность изображать специалиста. А она делала вид, что ему верит.

  Civ-2 мы пропустили, перейдя сразу к Civ-3, и всё повторилось (только жена предусмотрительно унесла с кухни цветы). Эта версия была у нас на словацком языке (не помню, где мы её раздобыли). В Civ-4 я играл на английском (а вскоре после её появления бросил курить). Civ-5 обнаружилась под ёлкой на католическое Рождество 2010 года (честная лицензионная чешская версия). «Цивилизация-6» появилась на рынке 21 октября 2016, прямо к моему дню рождения. Все прочитанные мною рецензии на эту игру (русские, чешские и английские) содержали стандартную формулировку: «Прежде, чем идти спать, я решил сделать ещё один ход, а когда посмотрел на часы, выпил кофе и пошёл на работу».

Карта выхода игры «Цивилизация-6» на мировые рынки 21 октября 2016 года. Чёрным цветом показаны страны, жители которых лишены счастливой возможности сыграть в неё. Удивляет чёрная точка на Балканах. Неужели компания 2K Games не признаёт независимость Косова?

   За двадцать пять лет «Цивилизация» прошла не меньший путь развития, чем наша цивилизация — за пять тысячелетий. В ней появились возможности, которые в 90-е никто и представить не мог. Hапример, вы можете одержать над миром не только военную, но и религиозную или культурную победу. Eсли вы хотите, чтобы у вашей цивилизации появилась своя религия, вам придётся создать условия для появления пророка, который станет её основателем. Религии не привязаны к определённым народам. Вы вполне можете создать православие, играя за американцев, или основать синтоизм, будучи шумером.

Но есть два важных исключения из этих правил. Во-первых, если в игре участвуют арабы, у них автоматически появляется пророк, создающий ислам. А конголезцы (единственный чернокожий народ в шестой «Цивлизации»), напротив, не могут породить пророка никогда и ни при каких обстоятельствах. Они принимают исключительно религии, созданные другими. По мнению разработчиков игры, чёрных пророков просто не бывает. Чем более «Цивилизация» проработана и приближена к реальности, тем менее она политкорректна.

На моей памяти в «Цивилизации» появлялись и исчезали из неё шумеры, вавилоняне, ассирийцы, персы, карфагеняне, арабы, турки, испанцы, португальцы, австрийцы, голландцы, датчане, шведы, норвежцы, поляки, кельты, викинги, византийцы, скифы, монголы, японцы, индонезийцы, полинезийцы, эфиопы, зулусы, конголезцы, малийцы, сонгаи, ирокезы, инки, майя, сиу и бразильцы (и это только в основных версиях; в сценариях и модах порой можно встретить кого угодно, от вандалов до корейцев).

Но есть народы, неизменно присутствующие во всех базовых версиях «Цивилизации», от первой до шестой. Это те, без кого всемирная история немыслима. Их одиннадцать: египтяне, индийцы, китайцы, ацтеки, греки, римляне, англичане, французы, немцы, американцы и русские. Этот список не кажется мне идеальным, я составил бы его по-другому. Например, включил бы в состав избранных скорее арабов и испанцев, нежели ацтеков. Однако русские присутствуют даже в списке, в который не попали ни создатели одной из мировых религий, ни первооткрыватели и завоеватели Западного полушария. Без русских этот мир невообразим.

Во всех версиях «Цивилизации» можно строить Чудеса Света. В Civ-6 их тридцать, от Пирамид и Стоунхенджа до Сиднейской Оперы и стадиона Маракана. Два Чуда созданы русскими. Это Эрмитаж и Большой театр. В игре фигурируют великие люди (генералы, адмиралы, инженеры, учёные, торговцы, художники, писатели). Великих землян насчитывается 180. Русских среди них десять — Андрей Рублёв, Борис Орловский, Сергей Горшков, Сергей Королёв, Георгий Жуков, Марина Раскова, Пётр Чайковский, Дмитрий Менделеев, Александр Пушкин и Лев Толстой.

Итого, по версии разработчиков игры «Цивилизация-6», на долю русских приходится шесть с лишним процентов Чудес Света и пять с половиной процентов великих людей за все пять тысяч лет истории человечества. Если учесть, что речь идёт о народе, возникшем не более тысячи лет назад и составляющем менее двух процентов мирового населения, это феноменальный результат.

                                                                   Русские Чудеса Света в Civilization-6: Hermitage и Bolshoi Theatre

         В общем, «русским нечего стыдиться, так как они могут быть только теми, кем они есть, — народом, создавшим империю в жутких условиях континентального ландшафта и климата, и постучавшимся в ворота Леванта и Индии, поставив под угрозу Британскую и Французскую империи».

Это цитата из книги Роберта Каплана «Месть географии», о которой я подробно говорил в предыдущем выпуске. В принципе, она как нельзя лучше подходит, чтобы завершить этот текст. Однако у читателей вызвало интерес моё утверждение о наличии в русском переводе этой книги существенных искажений и даже пробелов. Поэтому я решил перевести и выложить один её фрагмент, то ли не вошедший в перевод М. Котова, то ли выброшенный из него некими цензорами. В книге есть место, которое в общедоступном переводе звучит так:

  «Если посмотреть на демографическую карту, то можно увидеть, что несмотря на то, что Россия занимает 11 часовых поясов, бо́льшая часть населения проживает в ее европейской части. Таким образом, экономическая и политическая реформы сделают из России полноценное европейское государство. Что касается Тихоокеанского региона, то «России стоит подумать о Владивостоке как о столице в XXI в.», — пишет Тренин. Владивосток — многонациональный порт, расположенный относительно недалеко от Пекина, Гонконга, Сеула, Шанхая и Токио в наиболее стремительно экономически развивающемся регионе. Пекин дал 10 млрд долл. займа странам Средней Азии, помог Беларуси преодолеть финансовый кризис, дал 1 млрд долл. в помощь Молдове на другом конце континента и развивает центры влияния на российском Дальнем Востоке. Ответом России могла бы стать привязка к Европе в политическом плане, а в плане экономическом — к странам Восточной Азии. Так Россия решила бы свои проблемы на Кавказе и в Средней Азии — став действительно привлекательной для бывших республик СССР, чье население жаждет тех свобод и стандартов жизни, которыми наслаждаются на западной и восточной окраинах Евразии.

  Россия может похвастаться наибольшими в мире запасами природного газа, вторыми в мире запасами угля. Российская Федерация занимает 8-е место в мире по запасам нефти. Большинство природных ископаемых, однако, находятся в Западной Сибири — между Уралом и Среднесибирским плоскогорьем. Необходимо также упомянуть об огромных резервах рек, озер и гор Восточной Сибири во времена, когда нехватка пресной воды актуальна для многих регионов, особенно для Китая. Ввиду географических особенностей, у России, как я уже отмечал, нет четко очерченных природных границ, разве только в Арктике и Тихоокеанском регионе. Россияне с пониманием относятся к милитаризации общества и «бесконечному поиску безопасности путем выстраивания империи» — то, что нынешние российские руководители благодаря продаже природных ископаемых дали народу. В то же время руководство России не отказывалось полностью от европейского вектора. Как раз наоборот, его внимание к Украине является частью глобального плана по восстановлению сферы влияния на ближнее зарубежье, что свидетельствует о желании приблизить Россию к Европе».

  Бросается в глаза отсутствие логической связи между абзацами. Это неудивительно, ведь между ними отсутствует следующий текст:

«Собственно, сто лет назад у России уже был шанс на подобную судьбу. Если бы в 1917 году, в момент исключительной хрупкости, власть в России не была захвачена большевиками, то вполне возможно, и даже наиболее вероятно, что в течение двадцатого века Россия превратилась бы в чуть более бедную и чуть более коррумпированную и нестабильную версию Франции и Германии. Однако она сохранила бы связь с Европой и не стала бы тем сталинистским монстром, которым стала. В конце концов, старый режим, с его немецким царизмом, с его франкоязычной знатью, с его буржуазным парламентом в европейской столице Санкт-Петербурге был ориентирован на Запад, даже если у крестьянства это было не так. Опять же, в то время как рельефная карта показывает Россию, распростёршуюся по всей Азии, карта населения относит Россию преимущественно к Европе.

  Большевистская революция была тотальным отторжением этой квазизападной ориентации. Точно так же с 2000 года умеренный авторитаризм Владимира Путина, как в качестве президента, так в роли премьер-министра, является отказом от эксперимента с западной демократией и рыночным капитализмом, который в 1990-е годы, после краха коммунизма, принёс хаос и поставил Россию на колени. Путин и президент Дмитрий Медведев в последние годы не переориентировали Россию в сторону Европы и Тихого океана, и, следовательно, не реформировали страну так, чтобы сделать её более привлекательной для бывших подданных. (На самом деле в области торговли, иностранных инвестиций, технологий, инфраструктуры и образования при Путине в России «небо потемнело».) Хотя Путин, строго говоря, не империалист, создающаяся им ныне в России империя строится на изобилии крайне необходимых на европейской периферии и в Китае природных ресурсов, на приносимой ими прибыли и на принуждении. Путин и Медведев не предлагают возвышенных идей, у них нет никакой идеологии, в их пользу играет только география. А этого недостаточно».*

Если два абзаца полностью пропущены, то из двух сохранившихся второй изуродован до неузнаваемости. Роберт Дэвид Каплан не использовал и не мог использовать все эти постсоветские канцеляризмы вроде «россияне с пониманием относятся», «российские руководители дали народу» или «руководство России не отказывалось полностью от европейского вектора». На самом деле он написал в этом абзаце следующее:

   «Россия располагает крупнейшими в мире запасами природного газа, вторыми по величине запасами угля и восьмыми запасами нефти. Большая их часть лежит в Западной Сибири между Уралом и Среднесибирским плоскогорьем. Необходимо также упомянуть об огромных резервах рек, озер и гор Восточной Сибири во времена, когда нехватка пресной воды актуальна для многих регионов, особенно для Китая. В течение первых семи лет пребывания в должности Путин использовал доходы от энергоносителей для увеличения вчетверо военного бюджета, в частности бюджета военно-воздушных сил. С тех пор военный бюджет продолжал расти. Как я уже сказал, из-за географических особенностей Россия не имеет сколько-нибудь отчетливых топографических границ, за исключением Ледовитого и Тихого океанов. Кажется, русские согласны с «глубоко укоренившейся милитаризацией» своего общества и «бесконечным поиском безопасности путем создания империи», которые им дал Путин через свой энергетический халифат. Вместо того, чтобы либерализовать Россию и раскрыть потенциал её мягкой силы на всей территории бывшего Советского Союза и прилегающего к ней евразийского Римленда, Путин предпочёл неоцарский экспансионизм, который богатые природные ресурсы его страны сделают возможным лишь на короткий срок.

Тем не менее даже Путин полностью не отказался от европейского измерения русской географии. Напротив, его концентрация на Украине в рамках более широких усилий по воссозданию сферы влияния в ближнем зарубежье, является доказательством его желания связать Россию с Европой, пусть и на недемократических условиях.»**

Далее у Каплана идут рассуждения об Украине и ссылка на известную идею Бжезинского, суть которой заключается в том, что без Украины Россия останется империей, но азиатской, а с Украиной она будет империей европейской, и тогда эпицентр европейской политики сместится в Польшу и т. д. — мысли Бжезинского о России слишком хорошо известны, чтобы ещё раз их разбирать, а о Польше — слишком восторженны, чтобы воспринимать их всерьёз.

Интересно другое — как чётко у Каплана сформулированы тезисы о европейском характере Российской Империи и о его отвержении большевиками, а также данная современной России рекомендация политически стремиться в Европу, а экономически — в Азию (т. е. проводить политику, едва ли не прямо противоположную той, которую проводят нынешние власти РФ). Ну и, конечно же, вызывает массу вопросов так называемый перевод его книги.

  За последние сто лет русские ничего не потеряли из своей репутации. Но как человек, в силу обстоятельств способный посмотреть на сегодняшнюю Россию и как русский, и как иностранец, я вынужден сказать: в глазах иностранца она выглядит заметно лучше, чем в глазах русского. Поверьте, говорить это мне трудно и неприятно.

     P.S. Во избежаниe сомнений и разночтений приведу английский оригинал фрагментов книги Каплана «Месть географии», в тексте представленных в моём собственном переводе. Цитаты из английского оригинала книги я взял здесь, цитаты из её русского перевода — здесь.

* — Russia actually had a chance for a similar destiny a century ago. Had power in Russia at a particularly fragile moment in 1917 not been wrested by the Bolsheviks, it is entirely possible, likely even, that Russia would have evolved in the course of the twentieth century into a poorer and slightly more corrupt and unstable version of France and Germany, anchored nevertheless to Europe, rather than becoming the Stalinist monster that it did. After all, the ancien régime, with its heavily German czardom, its French-speaking nobles, and bourgeois parliament in the European capital of St. Petersburg, was oriented westward, even if the peasantry was not so. Again, while the relief map of Russia spreads across Asia, Russia’s population map favors Europe.

The Bolshevik Revolution was a total rejection of this quasi-Western orientation. Likewise, the low-dose authoritarianism of Vladimir Putin since 2000, both as president and later as prime minister, is a rejection of the cold turkey experiment with Western democracy and market capitalism that brought a chaotic Russia to its knees in the 1990s, following the collapse of communism. Putin and Russian president Dimitri Medvedev in recent years have not been quite orienting Russia toward Europe and the Pacific, and consequently have not been reforming Russia in order to make it more of an attractive power to its former subject peoples. (Indeed, in trade, foreign investment, technology, infrastructure, and educational attainment, the “clouds have darkened” for Russia under Putin.) Though Putin is not strictly speaking an imperialist, Russia’s latest empire-in-the-making is being built on the wealth of Russia’s immense natural resources which are desperately needed at the European periphery and in China, with the profits and coercion that go along with that. Putin and Medvedev have had no uplifting ideas to offer, no ideology of any kind, in fact: what they do have in their favor is only geography. And that is not enough.

** — Russia boasts the world’s largest natural gas reserves, the second largest coal reserves, and the eighth largest oil reserves, much of which lie in western Siberia between the Urals and the Central Siberian plateau. This is in addition to vast reserves of hydropower in the mountains, rivers, and lakes of eastern Siberia at a time in history when water shortages are critical for many nations, especially China. Putin has used energy revenues for a quadrupling of the military budget, the air force in particular, during his first seven years in office. And the military budget has gone up ever since. Because of geography—Russia, as I’ve said, has no clear-cut topographical borders save for the Arctic and Pacific oceans—Russians appear to accept “the deep-seated militarization” of their society and the “endless search for security through the creation of a land-based empire,” which Putin through his energy caliphate has given them.43 Rather than liberalize Russia and unleash its soft power potential throughout the former Soviet Union and the adjacent Eurasian rimland, Putin has opted for neo-czarist expansionism, which his country’s abundant natural resources make possible for the short term.

Yet even Putin has not altogether given up on the European dimension of Russian geography. To the contrary, his concentration on Ukraine as part of a larger effort to re-create a sphere of influence in the near-abroad is proof of his desire to anchor Russia in Europe, albeit on nondemocratic terms.