Герой двух миров и лучшая из республик

  Очередной героический период наступил в жизни Лафайeта в 1830 году. Семидесятитрёхлетний герой двух миров вышел на сцену на бис и совершил ещё одну революцию. Золотые лилии опять сменились триколором, повстанцы снова штурмовали королевский дворец, а Лафайeт, как и в прошлый раз, командовал Национальной гвардией. Словно бы в репертуар вернулась пьеса 1789 года. Однако за сорок лет, истекшие со дня её премьеры, мир сильно изменился. Спектакль разыгрывался прежний, но театр был уже другим. И дело отнюдь не в том, что вместо треуголок и буклей публика теперь носила цилиндры и бакенбарды. Начиная рассказ о Лафайeте, я обещал поговорить о том, что же произошло с нашей цивилизацией на протяжении его жизни. Пришло время исполнить обещание.

  В 1764 году были изданы две книги, на первый взгляд не имеющие ничего общего ни друг с другом, ни с французской революцией. Одна называлась "История античного искусства". Её автором был Иоганн Иоахим Винкельман (сын немецкого сапожника, создатель археологии как научной дисциплины и основоположник современных представлений об античности). Вторая носила имя "Замок Отранто" и  принадлежала перу Горация Уолполa, четвёртoгo графa Орфордa, сынa английского премьер-министра и кузенa лорда Нельсона.

  Слева: Иоганн Винкельман, знаток античности. Справа: Гораций Уолпол, любитель средневековья 

   Книга Винкельмана была посвящена периодизации античного искусства и вызвала в Европе новую волну интереса к классической древности. Хотя литературный и архитектурный классицизм возник ещё в правление Людовика XIV, он долгое время соседствовал с барокко, а в период господства рококо несколько отошёл на второй план (даже невзирая на застройку площади Людовика XV зданиями в античном духе). Очередное пришествие классицизма состоялось во второй половине XVIII века и связывается с именем Людовика XVI (наиболее последовательная периодизация художественных стилей принята в истории мебели, в которой барокко называют стилем Людовика XIV, рококо - стилем Людовика XV, а классицизм - стилем Людовика XVI).

  Классицизм являлся художественным воплощением философских и политических идей Просвещения. Античные колонны и статуи из белого мрамора как нельзя лучше выражали дух XVIII столетия - века прогресса, рационального мышления и просвещённого абсолютизма.

  Действие преисполненной тревожной мистики книги Уолпола раворачивалось в средневековом мире таинственных замков и сбывающихся проклятий. "Замок Отранто" представлял собой первый на свете готический роман. Значение этого жанра для интересующей нас эпохи невозможно переоценить - с 1764 до приблизительно 1850 года готические романы были самой популярной литературой в Европе.

  Более того, от них повело своё начало новое мировоззрение, определившее лицо XIX века - романтизм. Приход романтизма чаще всего связывают с немецким "Штурмом и натиском", реже - с именем Жермен де Сталь, но корни романтического движения лежат именно в английском готическом романе.

  Разумеется, и романтизм не являлся вещью в себе, но был порождением определённой социальной реальности и имел политическую составляющую. Приверженность романтиков к средневековью столь же закономерна, как обращение классицистов к античности. Если классицизм отвечал целям просвещённого абсолютизма с его культом разума и прогресса, то романтизм представлял собой феодальную реакцию на происходившие социальные и культурные перемены.

   Французский классицизм XVIII века: бывшая площадь Людовика XV (ныне - площадь Согласия) в Париже, застроенная Первым королевским архитектором Анж-Жаком Габриэлем в 1753-1775 годах (обелиск появился позже).

   Английская готика XVIII века: Строберри-хилл, замок, построенный родоначальником готического романа Горацием Уолполом (архитектором по основной специальности) в 1749-1776 годах. Не знаю, удалось ли мне с помощью этих двух иллюстраций передать контраст между духом рационализма и романтизма.

   Часто приходится слышать, что французскую революцию 1789 года породило Просвещение. В каком-то смысле это так. Однако революция представляла собой отнюдь не реализацию идеалов просветителей, но, напротив, отвержение этих идеалов. Людовик XVI правил в соответствии с принципами, сформулированными Монтескьё (кстати, так же поступало и всё поколение великих реформаторов конца XVIII века - Иосиф II в Австрии и Карл III в Испании, не говоря уже об отцах-основателях США; Екатерина Великая однажды назвала книгу "О духе законов" своим молитвенником). Его царствование ознаменовалось следующими событиями:

   1774 - опровержение теории флогистона и формулировка закона сохранения энергии;
    1776 - резкое ограничение прав средневековых цехов, сокращение их количества в Париже со 117 до 44;
    1780 - отмена пыток в судопроизводстве;
    1782 - достижение победы в Северной Америке над Великобританией;
    1783 - рождение воздухоплавания (посмотреть на полёт воздушного шара , запущенного братьями Монгольфье над Версалем, съехалось до ста тридцати тысяч человек);
    1785 - начало экспедиции графа  Лаперуза
    1787 - уравнивание протестантов в правах с католиками;
    1788 - завершение военной реформы, создавшей армию, способную противостоять всей Европе;
    1790 - разработка метрической системы мер и весов.

  Если бы история писалась честно, Людовик XVI считался бы не слабым правителем, а великим государем-демократом, при котором Франция освободила Америку и покорила небо.

   К 1789 году во Франции было много недовольных, однако их недовольство вызывалось не ретроградством, но новаторством королевского режима. Даже научный прогресс устраивал далеко не всех. Действия якобинцев, казнивших великого Лавуазье и закрывших Французскую Академию наук, станут понятнее, если вспомнить, что, например, Жан-Поль Марат до революции "лечил" людей с помощью электричества, но растерял всю клиентуру после того, как были разоблачены его шарлатанские трюки.

  А уж экономические и социальные реформы Людовика XVI вызывали противодействие самых разных групп населения.

  Развитие свободного предпринимательства делало неконкурентоспособными устаревшие цеховые организации; разорявшиеся цеховики реагировали на своё банкротство эксцессами вроде разграбления дома бизнесмена  Ревильoна.

  Военная реформа и создание армии современного типа вызывали неудовольствие нижних чинов, привыкших жить не в казармах, а на своих огородах - в прежние времена солдаты вовсю занимались хозяйством и мелкой торговлей.

  Религиозная толерантность правительства не находила понимания у фанатиков-мракобесов из провинции (они ведь не знали, что на смену королю придут якобинцы, которые попытаются полностью дехристианизировать Францию).

  Пять тысяч дворянских семей жило за чертой бедности (границей нищеты для дворянина считалась неспособность приобрести шпагу, коня и собаку). Обнищавшие дворяне не слишком охотно внимали призывам проправительственных публицистов заняться торговлей, предпочитая вдохновляться готическими романами с их культом рыцарства и антиправительственными брошюрами с их критикой культа денег.

   Статьи многих радикальных французских публицистов той эпохи сегодня вполне могли бы быть опубликованы в российской газете "Завтра". Радикалы выражали протест против прихода капитализма. И у них находилось достаточно благодарных читателей. Если бы меня попросили охарактеризовать французских революционеров в двух словах, я назвал бы их гостями из прошлого.

  Однако для нас особый интерес предстaвляют революционeры из числа высшей аристократии - те несколько десятков человек, которые создали комитет Дюпора, а после созыва Генеральных Штатов заявили о своём переходе в третье сословие. Было бы наивно считать их действия следствием  политической неопытности, а тем более - идеализма. Делая ставку на романтизм против рационализма, гости из прошлого останавливали прогресс. Я не случайно выложил в предыдущих постах фотографии замков, которыми владел Лафайeт. Этот революционер провёл свою жизнь в феодальных гнёздах. Такова была вся группа, видевшая в гергцогe Филиппe Орлеанском своего Вильгельма Оранского. Их идеалом было общественное устройство Великобритании, где в 1788 году как раз пышно отмечалось столетие Славной революции. В результате Славной революции в Англии было создано общественное устройство, которое ув. salery описал словами:

  "... в Англии никакого другого землевладения, кроме помещичьего, практически не существовало, причем 80% земли принадлежало 7 тыс. чел., а половиной владели 300-400 аристократов-пэров, которые занимали в стране совершенно исключительное положение (не имея при этом никаких привилегий, кроме свободы от гражданского ареста и права суда пэров; они им были не нужны). <...> разница между доходом среднего работника фермы и среднего помещика в 1695 г. составляла 15 и 3 000 фунтов и оставалась той же в 1901 г." http://salery.livejournal.com/77235.html

   Во Франции во второй половине XVIII века дело явно шло к упразднению сословного деления. Французская аристократия сыграла на опережение. Родственник Лафайeта кузен де Ноайль предложил отменить титулы и явно анахроничные феодальные повинности. На практике это означало сохранение за аристократией её земель и перевод отношений с крестьянами-арендаторами в более удобную денежную  форму. Когда гражданин Лафайeт с супругой  вернулись из эмиграции, у них было 200 000 ливров долга. Дела семьи пошли на поправку очень быстро: биографы обычно одной строкой сообщают, что Адриена Лафайeт умела взыскивать с арендаторов плату до последнего су.

  Мишура вроде титулов производит впечатление на простых людей, поэтому баварский крестьянин Калб выдавал себя за барона, а швейцарский часовщик Карон предпочитал пользоваться благородно звучащей фамилией Бомарше, но настоящие аристократы - герцог Орлеанский, маркиз де Ла Файeт или виконт де Ноайль - легко отказывались от формальных привилегий, чтобы захватить реальную власть. В странах романской культуры борьба аристократов за власть под левыми лозунгами - одна из старых и почтенных традиций. Её можно проследить от античности до наших дней (от братьев Гракхов до братьев Кастро).

   Слева: Людовик XVIII, французский король, младший брат Людовика XVI. Справа: Карл Х, французский король, младший брат Людовика XVI и Людовика XVIII.

   Слева: Жильбер Лафайeт, депутат французского парламента от левой оппозиции. Справа: Сын Филиппа Эгалите Луи-Филипп, герцог Орлеанский.

   В 1815 году в обескровленной безумствами Узурпатора Франции наконец произошла реставрация монархии. Людовик XVIII, брат казнённого Людовика XVI, был либералом и продолжал политику демократизации общества (кстати, он был в сложных отношениях с Лафайeтом: ещё в юные годы они поссорилились на балу, и маркиз нанёс принцу оскорбление). Однако в 1824 году Людовик умер, и трон занял самый младший из братьев - Карл. Когда-то, ещё в бытность молодым графом д'Артуа, он был известен как ценитель Бомарше, друг Марии-Антуанетты и владелец нескольких заводов, которыми сам же и управлял. В те времена  его связывали с Лафайeтом приятельские отношения. Теперь старых друзей разделили политические пристрастия. Карл Х оказался на редкость реакционным монархом, а Лафайeт стал одним из лидеров либеральной оппозиции.

   Oппозиция опять группировалась вокруг герцога Орлеанского. Луи-Филипп, сын Филиппа Эгалите, в эмиграции примирился с Людовиком XVIII, который вернул ему родовой титул. После реставрации он унаследовал семейные владения, включая Пале-Рояль... и издал мемуары, в которых вспоминал, как в семнадцать лет вступил в якобинский клуб и участвовал в сражении при Вальми в составе революционных войск. Пале-Рояль снова стал центром противостояния королевской власти.

                                               Штурм Лувра 29.07.1830.

   26 июля 1830 года Карл Х издал несколько крайне непопулярных указов. В частности, он ограничил избирательное право и ввёл предварительную цензуру печати. 27 июля Париж восстал. Эжен Делакруа (кстати, внебрачный сын Талейрана) запечатлел героизм повстанцев на известной картине "Свобода, ведущая на баррикады". После трёх дней уличных боёв столица оказалась в руках Лафайeта.

   Герой двух миров направился к зданию городской ратуши, которое уже занимал со своими отрядами сорок лет назад. Какой-то офицер хотел указать ему дорогу, но он отверг помощь со словами: "Я уже был здесь однажды".

  Народ, ожидавший провозглашения республики, собрался под балконом ратуши. Многие думали, что уж теперь-то герой двух миров возьмёт своё и станет первым президентом страны. На балкон вышли двое - Жильбер Лафайeт и Луи-Филипп Орлеанский. В руках у Лафайeта был триколор, который он сам когда-то сделал национальным символом. Маркиз обнял герцога и объявил народу: "Вот - лучшая из республик".

    2 августа Карл X отрёкся. 7 августа парламент провозгласил Луи-Филиппа Орлеанского королём французов по милости Божьей и по воле народа (идея, как обычно, принадлежала Талейрану). После полувековой борьбы цель орлеанистов была достигнута - французский трон занял принц из Орлеанского дома.

             31.7.1830 г. Герцог Орлеанский Луи-Филипп выезжает из Пале-Рояль.

  Однако если в 1789-м, установив контроль над Парижем, Лафайeт овладел столицей мира, то в 1830-м, проделав то же самое, он захватил всего лишь столицу Франции. Центром вселенной в то время уже был Лондон. Для человечества эта перемена имела глобальное значение. Особенности развития Великобритании привнесли в её культуру много странностей. И время её гегемонии было странным, двусмысленным временем. Чешский историк профессор Иво Будил констатирует в свой новейшей работе:

  "Просвещённый универсализм и рационализм Франции потерпел поражение на заморских полях сражений и был скомпрометирован эксцессами французской революции. Великобритания не обладала интеллектуальной и духовной силой, которая представляла бы собой идеологический аналог британского флота, солдат в красных мундирах и манчестерской промышленности. Романтизм - бунт эмоций, иррационализма и древних инстинктов - в значительной мере был реакцией на эту духовную пустоту".

Слева: командующий Национальнoй гвардиeй Жильбер Лафайeт. Справа:  Луи-Филипп Орлеанский, король французов по милости Божьей и по воле народа.

   Вплоть до относительно недавнего времени во многих солидных музеях можно было увидеть крайне своеобразные артефакты - так называемые средневековые пояса верности. Сама идея "поясов верности" абсурдна. Она относится к той же области популярных сказок о средних веках, что и "право первой ночи", "миллионы сожжённых инквизицией ведьм" или "вера в теорию плоской Земли". К реальности эти сказки отношения не имеют, и в последние десятилетия "пояса верности" исчезли из экспозиций серьёзных музейных учреждений. Однако определённую историческую ценность эти вещицы всё же представляют. Ведь на самом деле "пояса верности" - это реквизит садо-мазохистских салонов викторианской эпохи. С людьми, которые всерьёз выдавали  свои эротические игрушки за имевшие противоположное назначение артефакты ушедших эпох, что-то определённо не было в порядке. Кстати, я знаю по крайней мере одим музей, в котором пояса верности по-прежнему выставляются и даже находятся на своём месте. Это пражский музей эротики.

   Мне очень нравится история о том, как несколько молодых романтиков - лорд Байрон, Клэр Клермонт, Джон Полидори, Мэри Шелли и Перси Шелли - собрались в 1816 году на берегах Женевского озера и устроили литературный конкурс. Мэри Шелли в тот раз написалa "Франкенштейна". Но ведь у этой истории есть и предыстория. В 1771 году Луиджи Гальвани открыл явление мышечного сокращения под воздействием электического тока (кстати, революционеры отобрали у Гальвани кафедру в болонском университете за отказ принести присягу созданной Бонапартом Цизальпинской республике). Племянник Гальвани Джованни Альдини  приехал в Лондон и в 1803 году устроил знаменитое представление, в ходе которого подключал к телу казнённого преступника 120-вольтный аккумулятор. Труп буквально пускался в пляс, и это зрелище считалось хорошим шоу. На основании детских впечатлений от шоу с двигающимся покойником Мэри Шелли и придумала сюжет "Франкенштейна" (господи, сколько ей было в 1803-м - шесть лет?)

  То, что ХVIII век создал громоотвод, а XIX - Франкенштейна, весьма символично. Подобных символизирующих эпоху примет можно найти очень много. XVIII век  ликвидировал иезуитский орден, XIX - возродил его. XVIII столетие дало миру таких гигантов, как Вольтер и Монтескьё, XIX - болтливых пигмеев Прудона и Маркса. Это знамения регресса.

   А уж если говорить о социальных последствиях смены рационализма романтизмом, то они окажутся просто чудовищны. Социальные контрасты достигли такого масштаба, что повлияли на антропологические показатели населения. Наверное, не все знают, что в первой половине XIX века  зафиксировано снижение на несколько сантиметров среднего роста европейцев из низших классов, коррелирующее с данными о снижении потребления ими рыбы и молока в пользу картофеля. При романтичных революционерах люди едят куда хуже, чем при просвещённых монархах. Ситуация стала исправляться только во второй половине XIX столетия, в эпоху Бисмарка и Наполеона III.

  У нас есть все основания полагать, что при сохранении просвещённого абсолютизма многих ужасов дикого капитализма можно было бы избежать. Прогресс не остановить, и человечество в любом случае доехало бы до той же самой точки, но британская карета, в отличие от французской, оказалась без рессор. В итоге многих так растрясло по дороге, что до сих пор костей собрать не могут.

  Торговый дом "Галерея Лафайeт" в Париже. Мне кажется, это место лучше выражает память о герое двух миров, чем его скромная могила на кладбище Пик-Пюс. Лафайeт умер в 1834 году, успев перейти в оппозицию к Луи-Филиппу, которого сам сделал королём. Он выбрал для последнего отдыха место, где покоятся три родственницы его жены из рода де Ноайль, казнённые во время якобинского террора. Там же похоронены поэт Андре Шенье, великий химик Лавуазье и многие другие жертвы террора, общим числом 1306 человек. Самоотверженная девушка, прозванная мадемуазель Париж, отслеживала, куда якобинцы свозят трупы, чтобы поведать родственникам погибших об их судьбах.

  Однако всё кончается, и британская гегемония не пережила две мировые войны, подобно тому как французская гегемония не пережила наполеоновские войны. На смену Англии пришла Америка, страна, сделанная из совсем другого теста. Отцы-основатели создали её, основываясь на принципах Монтескьё. Для защиты этих принципов они взяли в руки оружие, которое им контрабандой привёз Бомарше. В критический момент к ним на помощь пришли Рошамбо на суше и де Грасс на море. Их победа в борьбе за свободу была зафиксирована в мирном договоре, подписанном в Версале под эгидой Людовика ХVI. Свыше четырёхсот улиц, площадeй, учебных заведений и населённых пунктов в их стране носят имя Лафайeта.

   Американский бихевиоризм далеко не тождественен французскому рационализму, а массовая культура едва ли достигнет того уровня, на котором находился классицизм. Но по крайней мере американский голливудизм ни в чём не уступает былой французской театральности. В сфере пиара, в искусстве разговаривать афоризмами и делать великолепные жесты, американские ученики ни в чём не уступают французским учителям.

   Разумеется, их заявка на планетарное лидерство не могла обойтись без исторической фразы, произнесённой в самое нужное время в наиболее подходящем месте,

   В 1917 году Соединённые Штаты вступили в Первую мировую войну. Их войска пришли на помощь Франции. Париж встречал американцев цветами. Войдя в город, они направились на кладбище Пик-Пюс, и лучший оратор экспедиционного коpпуса полковник Чарльз Стентон изрёк над могилой героя двух миров:

   - ЛАФАЙЕТ! МЫ ЗДЕСЬ!

                                                                            (занавес)