: papa_gen (papa_gen) wrote,
2011-09-02 10:23:00

papa_gen
papa_gen
2011-09-02 10:23:00

This journal has been placed in memorial status. New entries cannot be posted to it.

Притча тридцать четвертая. Как сын психотерапевта Сергея Мартыновича тайны хирургии постигал

Разнообразие и широту моих философских интересов смело уподоблю праздничным выразительным трусам в горошек или даже цветочек. В них все ярко и необычно, парадоксально даже, я бы сказал. Сам иногда дивлюсь мыслям, меня посещающим. И тотчас, как они меня посетят, спешу поделиться с тобою, любезный читатель. Ибо еще Лао Цзы сказал: «Будьте внимательны к своим мыслям – они начало поступков».

Если вдуматься, все, что происходит на нашей планете, являет собой всеобщий флэш-моб. Куча людей делает одновременно одно и то же. У миллионов одновременно звонит будильник, миллионы встают, плетутся в туалет, где всеобщим вселенским хором производят одни и те же действия, хором урчат унитазом, хором заспанные лезут в душ, потом хором чистят зубы. Хором на скорую руку готовят завтрак, будят детей, кормят их, выпроваживают в школу, потом мчатся куда-то… Хором садятся в поезд или самолет, хором пьют водку, хором дерутся на свадьбах. Хором ложатся спать. Даже умирают хором. И все эти хоровые упражнения повторяются не день, не два, а многие и многие не года даже, а века и тысячелетия. Мы все совершаем одни и те же движения, говорим одни и те же слова. Так было и так будет.

Вот и я как-то, повинуясь неведомой силе, что направляет миллионы землян к холодильникам ночью, тайком от домашних пробрался, словно тать какой, в кухню, где извлек только что привезенную из Питера крупную, пахнущую огурцом корюшку, и стал ее жарить. Вначале обваливал щедро в муке, а потом бросал в сковородку, наполненную шипящим и шкворчащим подсолнечным маслом. Жарил не долго, до корочки, чтобы была золотистою, потом сбрызнул лимончиком, да и поставил на стол прямо в сковороде, положивши рядом крепенький, духовитый, огурчик, что еще вечером рос на грядке.

Чтоб не томить душу, ожидаючи, пока вожделенное кушанье подостынет, полез в холодильник, да извлек оттуда запотевший графинчик медовой домашней водки, настоянной на шафране и имбире. Налил стопочку, посмотрел сквозь нее, любуясь на причудливую игру янтарной жидкости в хрустальных гранях, да и хлопнул залпом сразу все содержимое – я такой. Хлопнул, тут же крякнул и, выпучя глазки, из которых тут же брызнули слезы, широко открыл рот, пытаясь сделать глоток воздуха. Наконец, собравшись с силами, вздохнул полной грудью и тут же почувствовал, как тепло заструилось по телу, наливая меня энергией и жизненной силою. Взял кусок черного хлеба, посыпал крупной солью, понюхал, да и употребил его, попутно уплетя огурчик.

Покончив с апперетивчиком, пододвинул к себе сковороду и, склонившись над нею, стал сосредоточено есть корюшку. Прямо руками. Ни один хрустящий хвостик не был мною пропущен, ни одно перышко не обошел я своим вниманием. О, эти хрустящие хвостики, эта божественная корочка, это нежнейшее белое мясо, пахнущее огурцом, эта икра…

Вы ели когда-нибудь жареную икру корюшки? Если не ели, то ничего вы не понимаете в этой жизни! Не можете вы постичь всех ее глубин, проникнуть в красоту строения Вселенной.
Поистине, корюшка есть некоторым образом пища философов, ибо вкус ее столь разнообразен и тонок, что не всякий философский роман, что в неимоверных количествах плодят авторы из Южной Америки, способен сравниться с этим вкусом по своей тонкости и глубине. Если вообще всякая рыба полезна для ума, то корюшка полезна сугубо, а уж уму философской направленности просто необходима, как необходим нам воздух для жизни.

Но всякому удовольствию положен свой предел. Корюшка кончилась, и я, выпив на посошок еще медовой водочки, пошел в опочивальню. Шуганул кошку, что развалилась пузом кверху на моем месте, слегка подвинул супругу, выразившую сквозь сон свое невнятное неудовольствие, укрылся с головой пуховым одеялом, зевнул и погрузился в объятия Морфея.

Всю ночь мне снились далекие тропические острова с пальмами, прозрачными голубыми лагунами, белоснежными пляжами, на которых резвились загорелые очаровательные церцеи, амфитриты, дафны и прочие прелестницы. Все они делали мне плезиры, блеском глаз обещая неземные блаженства. И я в венке из сельдерея радостно носился за ними, а они, хохоча, резво, словно лани, ускользали от меня, в тот самый момент, когда я уже чаял, что взял в плен одну из соблазнительниц. Даже умаялся слегка, бегаючи, даже потом покрываться начал, даже присесть отдышаться захотелось.

Но, чу! Одна из них стала манить к себе, идя спиною к водам лагуны. И я, ровно в гипнозе каком, пошел за нею. Она вошла в воду, и я вошел. Но только я вошел, как что-то непонятное произошло со мною, тело вдруг удлинилось и даже потолстело, руки и ноги обернулись ластами, и вот уже не человек я, а тюлень или морской котик.

И тут обманщица решила полонить меня, сесть на меня верхом. Но не тут то было. Сбросив ее со своей шеи, я устремился в Океан, на свободу. И там, посреди бескрайних просторов, я весело и беспечно плавал, нырял в кромешные глубины, гонялся за рыбами и улепетывал от акул. Я жил радостно и беззаботно, громко фыркал, и, забыв о приличиях, этом вечном панцире, что мы, подобно черепахам таскаем всюду на себе, громко чавкал, поедая пищащих недовольно устриц, грозно шевелящих клешнями омаров и норовящих улизнуть осьминогов и каракатиц. Я вргызался своими мощными белыми зубами в их плоть, я пил их соки, я познавал жизнь во всей ее яростной красоте! Я стал опытен и силен. Солнце и дождь, шторм и штиль были мне одинаково радостны, все мне было на пользу.

Вдруг я подплыл к какому-то острову. Он показался мне странным, но любопытство было столь велико, что я заплыл в бухту, в которой стоял белоснежный парусник с алыми парусами. На его капитанском мостике стояла пара. Мужик с испитой мордой алкоголика, начавшего пить еще в раннем детстве, и тетка с размалеванным косметикой лицом и в синтетическом голудом переднике с желтенькой оторочкою, что имеют обыкновение надевать продавщицы уличных плодо-овощных рынков в Киеве. Я сразу понял, что это – Грей и Ассоль. Они смотрели на меня столь плотоядно, что мне стало страшно, и я хотел уже бежать в Океан.

Но было поздно. Не понятно откуда взявшаяся стена, отделанная белыми кафельными плитками, отгородила бухту от Океана и я оказался в западне.

– Вынимайте пробку! – зычно испитым хриплым голосом прокричал Грей и засмеялся зловеще.
При этом Ассоль, нетерпеливо потирая руки, пугающе захихикала, обнажив рот с одиноко торчащим коричневым кривым зубом.

Тут я почуял, как вода в бухте стала убывать, а сама бухта начала превращаться в бассейн с дорожками, стартовыми тумбами и вышкой для прыжков. Скоро вода ушла, и я беспомощно захлопал ластами.

– Хватайте его! – вскричал Грей, сверкая белесыми глазами пропойцы. Вскричал, достал из кармана надетой прямо на дряблое тело кожаной протертой жилетки малек «Столичной», играя нетерпеливо кадыком не отрываясь залпом, выпил его и вручил пустую тару Ассоль, что тут же спрятала бутылку в пластиковый мешок.

Со всех сторон в бассейн полезли зурбаганцы, а это были именно они. Их безумные рожи, нервический блеск их глаз, людей, что с самой юной поры живут посреди самых гнусных пороков и извращений, чей предводитель в самом нежном возрасте прослыл натурой извращенной и не вылезал днями из отцовского винного погреба, не сулили мне ничего хорошего. Я понял, что пришел мой последний час, но самое ужасное было в том, что я был бессилен! У меня были только мои прекрасные крепкие, острые, белые зубы и только. Даже одного из этих чудищ, что жаждут растерзать меня и сожрать, я не смогу унести с собой на тот свет.

И я взревел от тоски и несправедливости. Взревел, как ревет всякий сильный зверь перед последней битвой. И, о, чудо! От этого рева покровы животного спали с меня подобно тесным одеждам, и я вновь обернулся человеком. Но уже не тем, что бегал за нимфами в венке из сельдерея, а совершенно новым. Мышцы бугрились и перекатывались на моем теле, что там Шварценнегер, сопляк совершенный, рост стал, что твоя каланча, и только мизинцем своим я мог спокойно раздавить любого из этой гнусной толпы, что еще мгновение назад жаждала моего мяса.

Зурбаганцы вначале остолбенели от такого метаморфоза, а потом с жуткими воплями и криками бросились в разные стороны. И вот я уже пошел в сторону Грея и Ассоль, намереваясь изничтожить этих двух мерзких тварей, в честь которых ежегодно устраивают попойки для выпускников и выпускниц школ. И, словно терминатор, я уже подхожу, вот еще шаг и я опущу свой мощный кулак на головы этой смутной парочке…

И тут я проснулся.

Недавно вставшее светило радостно играло причудливыми световыми пятнами на занавесках, с кухни несся упоительный запах только что пожаренной корюшки, а лежащая рядом на подушке кошка вдруг тоже проснулась, посмотрела на меня, щурясь спросонок, и, урча, словно трактор, подползла к моему носу и начала его шершаво вылизывать.

Нехотя откинул одеяло и сел, зябко вдев ноги в любимые шлепанцы. Сидел минут пять, обхвативши голову и задумчиво вспоминая сон, силясь понять, какие же аллегории в нем заключались. Так ничего и не поняв, вскочил, взял трубу и стал звонить однокласснику- дуроведу, что слывет большим знатоком доктора Фрейда. Дуровед долго не брал трубку, наконец, откликнулся, промямлил что-то невнятное и повесил трубку.

Я даже обиделся на него слегка. Но позже узнал, что Сергей Мартыныч были несколько не в себе после бурно проведенной праздничной попойки, устроенной по итогам симпозиума «Актуальные проблемы психотерапии алкоголизма». Так и осталось для меня тайной, что Мироздание хотело поведать мне, явив эти поистине яркие картины.

Кстати, у Сергея Мартыныча недавно была примечательная и во всех смыслах поучительная история для пылкого юношества.

Есть у него младший сынок трех с половиной лет. Бойкий такой мальчик, сообразительный даже. Весь в папу и маму, видно, тоже терапевтом будет. Так вот он затерроризировал всю семью необычным требованием родить ему, нет, не братика или сестричку, а котенка. При том, что есть в их семье громадный кот Тимофей. А вот нате ж вам, подавай чадушке котеночка и все тут. У мамы просил, у папы тоже просил, то есть у Сергея Мартыныча. Сергей Мартыныч слегка опешил даже от такой затейливой идеи и не нашел ничего лучшего, как сказать:

– Сына, сходи к Тимофею и попроси у него. У Тимофея лучше получится.

Сынок поплелся в дедову комнату, где кот Тимофей любит проводить часы, взгромоздившись под самый потолок на высоченный книжный шкаф. Побыв минут пять в комнате у престарелого профессора-хирурга, ребятенок пришел к отцу и заявил со слезами на глазах:

– Папа, ты опять меня обманул! Дедушка сказал, что Тимоха родить не может, потому что он мальчик, а еще у него было хирургическое вмешательство в личную жизнь!

Вот такая высоконравственная и во всех смыслах поучительная история произошла с известным психотерапевтом Сергеем Мартынычем.

Tags: Притчи

nil_svetlana

September 2 2011, 06:51:51 UTC 7 years ago

Сон изумительный...

Притча тридцать четвертая. Как сын психотерапевта Сергея Мартыновича тайны хирургии постигал

Select pictures (pictures will be 640 pixels wide)