Если бы Россия была как Моравия... (текст для СиПа от 14 февраля 2018 года)

                                                                                Petrouchka, apporte ta balalaïka (Петрушка, принеси балалайку — фр.)

                                                                                                                         Строка из песни Рики Зарай «Casatschok»

     Однажды я купил на фермерском рынке резной деревянный ролик, предназначенный для выдавливания на тесте орнамента (полезная вещь, если вы хотите украсить узорами закрытый пирог). Продавцом был словоохотливый старичок в моравском национальном костюме — шляпа, белая рубаха, вышитая безрукавка. Мы немного разговорились, и он стал использовать обороты в духе «У вас это делают вот так, а у нас эдак». Я уточнил, что он имеет в виду, говоря «у вас». Оказалось, что старичок подразумевает Словакию. Я не удивился, поскольку из-за акцента чехи часто принимают меня за словака (а изредка — за поляка). Однако этот этнографически подкованный дедушка оказался проницательнее всех: он сумел определить, из какой именно части Словакии я происхожу, и был очень горд своим успехом (я не стал его разочаровывать). Сей курьёз вспомнился мне благодаря Егору Холмогорову, опубликовавшему в фейсбуке текст, начинающийся со слов:

    "Один из самых раздражающих меня персонажей русскоговорящего публицистического пейзажа — это аноним под ником «Богемик», с постоянно генерируемым им дискурсом запрета русским на этничность и этническую атрибутику: никакой русской истории не было, её сочинили, косоворотка это для селюков, белые люди такого не носят, нельзя отвечать на лезгинку калинкой и все такое прочее.

    Под обаяние этого дискурса про «белых» попало большое количество людей умных или когда-либо бывших умными. Богемик очень искусно манипулирует подсознательным стыдом за свою русскость, испытываемым даже теми, кто сознательно силой воли заставил себя задекларироваться русскими националистами. В форме отвержения слишком этноспецифичной, «крестьянской» атрибутики, отрабатывается сознательно подавленное этническое самоотрицание.

    Между тем, повторюсь, перед нами классический случай запрета на развитие. Возможно что и вполне сознательного и аноним при исполнении, а не просто общается с нами со скуки. Любой человек, живущий в центральной Европе, отлично знает, что местная этническая одежда используется в Богемии, Австрии, Венгрии, Баварии, по меньшей мере в выходные. Её ношение «белые люди» считают важным признаком идентичности. И так же поступают в Шотландии и Бретани, Каталонии и Кастилии."

     Меня Холмогоров ничуть не раздражает. Напротив, он кажется мне милым и забавным. А уж иметь его в оппонентах — это удовольствие в чистом виде. Я не знаю другого автора, способного допустить в одном тексте столько промахов и ляпов, сколько их допускает Егор Станиславович. Когда человек, имя которого связывают с русским национальным движением, употребляет оборот «стыд за свою русскость», это, конечно, впечатляет. Даже я, далёкий от национализма космополит, привык считать, что отношение к собственной русскости может варьироваться в диапазоне от равнодушия до гордости. Но если я космополит, то кто же тогда Холмогоров с его «стыдом»? Я трижды перечитал эту фразу, дабы удостовериться, что зрение меня не обманывает. Нет, не обманывает. Холмогоров написал именно это: «подсознательный стыд за свою русскость, испытываемый даже теми, кто сознательно силой воли заставил себя задекларироваться русскими националистами». Кажется, это называется проекция.

    На столь ярком фоне меркнут даже рассуждения Холмогорова об анониме из Богемии, запретившем русским носить косоворотки и бороться калинкой против лезгинки. Тем не менее я позволю себе внести ясность и в вопрос о генерируемом мною «запрете русским на этничность». За те девять лет, что я пишу и публикую тексты, мне довелось использовать слово «лезгинка» ровно один раз. Речь шла о том, что в Большом театре поставили оперу «Руслан и Людмила», в которой кто-то танцевал лезгинку («Гульфик-клуб.»). Слово «калинка» тоже прозвучало единожды — когда я упомянул солиста хора Александрова Вадима Ананьева, известного во всём мире как мистер Калинка («Alexandrovci и Богемия»). Термин «селюки» я не употребил ни разу, он совершенно не мой. Обычно я обозначаю сельских жителей словом «пейзане». Слово «косоворотка» фигурировало у меня один раз, но в переносном смысле, как аллегория. Тут я во избежание недоразумений позволю себе автоцитату:

  "Представьте себе, что компания из восьми человек собралaсь на Венецианский карнавал. Не на современный, ориентированный на туристов, а на исконный, проходивший в те времена, когда жители прекраснейшего из городов не расставались ни с оружием, ни с масками. Семеро пришли, нарядившись кто Котом, кто Коломбиной, кто Доктором Чумы. Восьмой явился в косоворотке и заявил, поглаживая бороду: «Чего это вы вырядились? Я поганую личину не надену, у меня свeтлый лик». Как эти семеро посмотрят на восьмого? В лучшем случае, они просто пинками выгонят его из своего общества. В худшем — вонзят бедолаге стилет под лопатку и сбросят его в канал. Так или иначе, никто не позволит светлоликому портить людям праздник. Венеция есть Венеция." («Дресс-код: стилет и маска»)

   Под восьмерыми подразумевалась группа G8, а под демонстрацией светлого лика и косоворотки — демарш Российской Федерации, отказавшейся подписать одно касавшееся прав LGBT совместное заявление министров иностранных дел стран Большой Восьмёрки, и ряд других аналогичных по смыслу действий, предпринимавшихся в ту пору властями нашего богоспасаемого отечества. Я по мере сил пытался объяснить смысл западных игр по отделению агнцев от козлищ и писал, что РФ получила уникальное предложение вступить в клуб агнцев, но упорно пытaется сыграть за козлищ. На дворе стоял 2012 год. Через какие-то два года членство богоспасаемой Федерации в группе G8 было приостановлено. Нетрудно заметить, что по сравнению с теми временами светлоликие российские власти играют роль планетарных козлищ всё более уверенно, a метафизическая косоворотка одерживает одну победу над здравым смыслом за другой.

   Что касается косовороток в прямом смысле слова, т. е. традиционного костюма, национальной кухни, народной культуры и т. д. и т. п., то на эти темы я не написал ни одного текста (хотя они и могли затрагиваться в дискуссиях где-то в глубинах комментариев). И статья, которую вы сейчас читаете, тоже посвящена куда более принципиальным вещам, нежели ношение этнической одежды в благословенной Богемии и в богоспасаемой России. Но раз уж Холмогоров начал с национального костюма, я последую его примеру. А поскольку люди в народной одежде всегда колоритны, я проиллюстрирую этот текст фотографиями чешских политиков в традиционных костюмах. Так что дочитав его до конца, вы будете знать об использовании чехами этнической одежды столько же, сколько знаю об этом я. Благо, все задокументированные случаи появления на публике заметных чешских деятелей в подобном облачении войдут в одну статью.

   Начну с самого верха. На моей памяти в этой стране сменились три президента — Вацлав Гавел, Вацлав Клаус и Милош Земан. Насколько я знаю, Гавела никто никогда не видел в традиционной одежде. Клаус однажды сфотографировался в венгерском костюме во время визита в Венгрию, а в другой раз был замечeн в ковбойской шляпе в Техасе, oднако в чешской одежде его тоже не видели. Земан, считающийся самым простонародным и близким к корням президентом из всех, появлялся на людях в этническом наряде дважды. Первый случай («в русской одежде на русской свадьбе») я уже показал чуть выше, а второй имел место в прошлом году в Пльзеньском крае, где местный гетман водрузил президенту на голову ходскую шляпу и накинул ему на плечи ходский плащ.   

     Президент Земан во время визита в Пльзеньский край. В руках он держит чакан - посох с топором, являвшийся атрибутом ходов. Это единственный известный мне случай облачения главы чешского государства во что-то этнически чешское (если, конечно, пренебречь тем фактом, что ходы, скорее всего, были польскими колонистами).
 

        Ходы — это субэтническая группа, населяющая 11 деревень в Пльзеньском крае, у самой баварской границы. В старину они играли роль, сопоставимую с ролью казаков на Кавказе или гайдуков на Балканах, с поправкой на местную специфику (представьте себе пеших казаков, охраняющих богемско-баварскую границу и не позволяющих немцам ходить по дрова в Шумавский лес). К концу XVII века значение ходов снизилось до нуля, их стали лишать привилегий, и они подняли восстание, приведшее к гибели 1 (одного) человека. Происхождение ходов не вполне ясно, они говорили на особом диалекте, близком к польскому языку. В историческое время ходов было около трёхсот человек, но они оставили после себя такое этнографическое богатство, что в ХХ веке их потомок Йиндржих Йиндржих (это не описка, это имя и фамилия) составил 26-томный этнографический сборник «Ходско», в котором одних песен записано что-то около четырёх тысяч.

                                                                                              Ещё один ходский артефакт - дуды

    Что касается чешских премьер-министров, то ни Богуслав Соботка, ни Йиржи Руснок, ни Петр Нечас, ни Йиржи Пароубек никогда не надевали национальный костюм. Даже Ян Фишер, насколько я помню, никогда не носил кипу (он иудей по вероисповеданию). А вот Мирек Тополанек, напротив, не только появлялся на публике в традиционной одежде, но и пел при этом народные песни, а также танцевал на фольклорных костюмных балах. Однако есть нюанс. Тополанек — уроженец Всетина. Это Восточная Моравия. И костюм его был моравским (точнее, валашским, но такими тонкостями в данном случае лучше пренебречь, они ничего не дадут для понимания общей ситуации). Я нежно люблю Моравию (да и кто её не любит, да и как её не любить), но это не Богемия. Совсем не Богемия.

         
   Премьер-министр Мирек Топoланек, уроженец Всетина (Восточная Моравия), в моравском костюме поёт фольклорную песню «Эй, эй, Боже, как хорошо нам сидеть с винцом»

      При всей условности и неточности подобных сравнений, Богемия, Моравия и Силезия столь же триедины, как Россия, Украина и Белоруссия. Вы не ослышались, именно Силезия, а не Словакия. Эти три территории всегда считались землями короны Св. Вацлава, и произошедшая в XVIII веке потеря Силезии до сих пор ощущается некоторыми чехами как утрата. Что касается Словакии, то это одна из земель короны Св. Стефана (т. е. венгерской) с совершенно иной исторической судьбой. В 1918 году словаки просили чехов спасти их от венгерских зверств, но в 1938-м Словакия стала союзницей Третьего рейха, в 1968-м те, кто пригласил в страну советские войска, были в большинстве своём словаками, а в 1992-м, как впоследствии выяснилось, некоторые словацкие политики всерьёз обсуждали идею поднять авиацию и бомбить Прагу, если Чехия не согласится предоставить Словакии независимость. Сосуществование чехов со словаками в одном государстве было по историческим меркам недолгим, а его прекращение не вызвало особых сожалений.

     Словакия после краткого, но бурного сожительства с Чехией пошла своим путём. Силезия, 200 лет пробыв прусской, наконец стала польской (по ходу дела её население полностью сменилось), так что Чехии сегодня принадлежит менее 10% этой территории. А вот Моравия осталась в составе чешского государства, не утратив ничего из присущего ей своеобразия. При Габсбургах даже налоговые системы в маркграфстве Моравском и в королевстве Богемском заметно отличались. Нацисты, ликвидировав Чехословакию, установили Протекторат Богемия и Моравия. В наши дни местные коммунисты называют себя Коммунистической партией Чехии и Моравии… Впрочем, детальное погружение в богемско-моравскую проблематику не входит в мои цели, ограничусь ссылкой на свой старый текст «Moravia o muerte или Троллинг премиум-класса», в котором означенная тема былa подана в юмористическом ключе (всё, что связано с Моравией, обычно бывает очень весело)

Посол Чешской республики в Армении и в Грузии Томаш Перлицкий, уроженец Остравы (Северная Моравия), одетый в традиционный костюм региона Моравская Валахия (Восточная Моравия), вручает верительные грамоты президенту Армении Сержу Саркисяну. Существует аналогичная фотография Перлицкого с грузинским президентом Маргвелашвили.

      В Моравии сохранились и свой фольклор, и свои диалекты, и свои региональные костюмы. «Использование этнической одежды, по крайней мере, в выходные» — это, конечно, сильное преувеличение, но раза по три-четыре в год народные костюмы жители моравских сёл и маленьких городков действительно надевают (в первую очередь на Пасху). Более того, мне известен один случай, когда моравянин-дипломат облачился в валашский костюм, представляясь президентам стран, в которых ему предстояло служить (у Чехии один посол в Грузии и в Армении). Делали ли что-либо подобное другие чешские дипломаты, мне неизвестно. Не знает этого и министерство иностранных дел (во всяком случае, так оно ответило журналистам, запросившим его на сей счёт). В чешском парламенте в национальном костюме вроде бы никто не появлялся (если не считать встречи чешских депутатов с императором Францем-Иосифом в 1911 году), а вот в Сенате года три назад один моравянин в вышитой рубахе внёс законопроект, освобождающий исполнителей народных песен от уплаты авторских сборов за использование музыки неизвестных авторов.

     Было бы странно, перечисляя носителей национального костюма в Чехии, обойти вниманием чешских националистов. Самый яркий из них — Томио Окамура, уроженец города Токио (префектура Токио, Японская империя). Окамура — японец по отцу и чех по матери. Я давно слежу за его карьерой. Первые шаги этого предпринимателя в политике я описал когда-то в посте «О богемском самурае и лондонских забавах.», а его недавние успехи на парламентских выборах — в тексте «Sorry jako». Приношу извинения всем, кого ввёл в заблуждение термин «богемский самурай». Богемским Окамуру можно считать только территориально, как жителя Праги. Если уж быть точным, мать Окамуры — моравянка, а потому сегодня он, выступая на митингах в Моравии, перечисляет деревни, в которых живут его родственники, и рассуждает о непреходящей ценности моравянства. Других чешских националистов в национальных костюмах я вспомнить не могу.

     Появление на этих страницах Томио Окамуры припомнило мне, как я однажды по воле случая приехал в Чешский Крумлов в день 700-летия со дня рождения Карла IV. Тогда, в честь праздника, всех, кто был одет в исторические костюмы (любые), бесплатно пускали в музеи и на концерты. Обильнее всего на крумловских улицах были представлены носители кимоно. Cкорее всего, японские тургруппы были предупреждены, что попадут на этот праздник (не знаю, имел ли какое-то отношение к их информированности Окамура, всю жизнь занимавшийся туристическим бизнесом). Cомневаюсь, что японцы всегда массово берут с собой в Европу кимоно, нo, по крайней мере, у многих из них всё-таки есть национальная одежда. В гардеробе чешских горожан её нет. Продавцы моравского вина и деревянных ложек иногда бывают в чём-то моравском, а продавцы словацких сыров и венгерских колбас — в чём-то словацком, но за пределами фермерских ярмарок и фольклорных фестивалей я людей в национальных костюмах просто не встречал. В богемских городах народная одежда вышлa из употребления ещё в XIX веке.


                                                                                  

                     Томио Окамура в период, когда он ещё не обнаруживал своих кузенов и тётушек среди моравских пейзан, но всячески подчёркивал собственные японские корни и пропагандировал мультикультурализм. Как нетрудно заметить, на этом фото он тоже запечатлён в национальном костюме.

     Если вы внимательно читали подписи под иллюстрациями, то могли заметить, что уроженцы Северной Моравии презентуют своё моравянство при помощи восточно- и южноморавских костюмов. Северная Моравия — край промышленный, и там ничего этого, в отличие от земледельческого Юго-Востока, просто не сохранилось. Что уж говорить о Богемии. Обратившись к чешским источникам, можно найти подробнейшее описание традиционной одежды с разбивкой чуть ли не по каждому южноморавскому и восточноморавскому селу, но при переходе к Богемии появляются следующие формулировки:

       «В области Праги и её окрестностей (Нимбургско, Мельницко и Кладенско) традиционная одежда была рано вытеснена городской, сведения о ней сохранились в недостаточнoм количестве. Современные разновидности национального костюма являются результатом реконструкции».

        «Посазавье — область, в которой, подобно Праге и окрестностям, народный костюм известен лишь по современным реконструкциям».

        «Ни в одной из областей Подкрконошья (Йичинско, Орлицко и Находско) традиционный костюм не дожил до наших дней. Женский исчез в первой половине XIX века, мужской — ещё несколько раньше».

          И так далее, с несколькими локальными исключениями. Одним из исключений был Пльзенский край, где в XIX веке ещё сохранялось что-то от традиционной народной одежды, поэтому деятели чешского национального возрождения, известные как будители, договорились считать пльзеньский костюм общечешским. Заметных практических последствий их решение не имело. В принципе, есть несколько фольклорных коллективов, использующих этот «богемский» костюм, но и не более того. Несмотря на то, что в ходе последней переписи населeния моравянaми назвали себя лишь полмиллиона человек, или около 5% населения страны, в девяти случаях из десяти под чехом в чешской одежде подразумевается моравянин в моравском костюме.

   
     Чешское возрождение происходило по большей части в XIX столетии, когда романтичные националисты всех наций были увлечены народными костюмами, танцами, песнями, легендами, эпосами и т. д. Но чех-романтик — это, в общем-то, оксюморон. Чехи всегда были прагматиками, даже во времена торжества романтизма. И их нацибилдинг носил сугубо прагматический характер. Для этой страны характерно, что Масарик, отец нации, ставший первым президентом Чехословакии, сделал карьеру на разоблачении созданного Вацлавом Ганкою эпоса как подделки. Предоставив ходам записывать 4000 песен в одиннадцати деревнях, а моравянам хранить католические традиции и придумывать собственную вышивку для каждого селения, чехи нацелились на создание современной, образованной, светской, городской индустриальной нации.

    В своё время я пытался объяснять это украинским собеседникам в Рунете. Они говорили: «Мы делаем то же самое, что делали чешские будители, мы такие же, как они». Я отвечал, что будители делали нечто прямо противоположное. Эти люди не дудели в дуды, а писали оперы и энциклопедии. Они изначально ставили перед собой задачу быть не хуже австрийцев, быть не ниже уровнем, чем австрийцы, быть такими же, как австрийцы. Балам придавалось особое значение: считалось исключительно важным сделать пражские балы не хуже венских. Чехи не ходили в вышиванках, они учились носить фраки. Переводя на чешский французских энциклопедистов и немецких философов, они не уродовали свою речь диалектизмами, но развивали её, заимствуя недостающую лексику из более развитых языков — из польского и русского. Кульминацией их усилий стало строительство Национального театра, над кулисами которого появилась дарственная надпись: «НАЦИЯ — СЕБЕ!»
             

Девиз «Нация - себе!», красующийся над кулисами Национального театра в Праге вместе с гербами Силезии, Богемии и Моравии.

  

Национальный театр в Праге. Дар нации себе самой.

 
    Чехия — это маленькая страна. Настолько маленькая, что иногда назначает одного посла в два соседних государства (это много говорит и о её финансовых возможностях, и о величине её дипломатического корпуса). Настолько маленькая, что её то и дело с кем-то путают. Например, после теракта, совершённого братьями Царнаевыми в Бостоне, американцы в соцсетях требовали объявить Чехии войну, а в чешской прессе всплыл составленный агентом ФБР (!) доклад, в котором утверждалось, что Джохар Царнаев был назван в честь первого чешского президента. Настолько маленькая, что её настоящий первый президент, Томаш Гарриг Масарик, не только провозгласил её независимость в Америке, но и сократил текст Декларации независимости так, чтобы его формат подошёл для публикации в «The New York Times» (это не шутка, это исторический факт). Но даже столь небольшому народу, как чехи, национализм в формате кружевных чепчиков и вышитых жилетов слишком мал и совсем неинтересен.

   И дело не только в численности. Если вы посмотрите на список стран, в которых, по версии Холмогорова, вовсю используется местная этническая одежда, то окажется, что в нём есть Шотландия, но нет Англии, есть Бавария, но нет Германии, есть Каталония, но нет Испании, есть Бретань, но нет Франции. Богемия попала туда явно по недоразумению, на её месте должна была фигурировать Моравия, и тогда многое встало бы на свои места. Это перечень этносов, не имеющих собственной государственности и находящихся в тени более крупных (а то и великих) наций. У Холмогорова всё преувеличено, где в 10, а где в 100 раз, но, в принципе, шотландцы действительно носят килты, а бретонки — кружевные чепчики высотой до 40 сантиметров. Вот только при чём здесь русские? Русские играют в одной лиге не с шотландцами и бретонцами, а с англичанами и французами.

      Великобритания, Франция и Россия в 1913 году. Если называть вещи своими именами, это был мир, поделенный на троих. Попробуйте определить на этой карте место Шотландии, Бретани, Кaталонии, Баварии или Моравии, и вам станет ясно, с кем сравнивает русских Холмогоров, а с кем их следует сравнивать

    Не знаю, сознательно ли Холмогоров подменил Моравию Богемией, или же он просто не знает, сколь велика разница между этими областями. Однако это известный публицист, тексты которого наверняка читают и многие из посетителей «Богемского клуба», поэтому для меня было делом чести внести ясность в затронутый им вопрос о ношении этнической одежды в Чехии. Тут можно было говорить по существу, и я высказался. Остальные тезисы Егора Станиславовича я разбирать не буду, они представляют собой смесь советского литературоведения с постсоветским фолк-хистори. Далее в его тексте фигурируют такие обороты, как «тотальный геноцид культурной традиции, осуществленный после Петра», «русское этническое начало было спрятано в крестьянском» и «Пушкин, впитавший этничность от крестьянки Арины Родионовны». На мой взгляд, это такие же абсурдизмы, как «подсознательный стыд за свою русскость». Прошу прощения, но обсуждение подобных вещей представляется мне не вполне приличным.

    Есть одна популярная моравская песня:

                                                     Kdyby byla Morava jako je Vídeň
                                                      dala bych ti huběnek na celý týden
                                                      ale že je Morava malučká
                                                      ošidila dcérečka synečka

      Эти строки можно перевести примерно следующим образом: «Если бы Моравия была как Вена, я целовала бы тебя всю неделю, но посколько Моравия малюсенькая, обломила девочка мальчика». В других куплетах лирическая героиня рассказывает, как она целовала бы героя, если бы Моравия была как Силезия, как Чехия, как Венгрия, но поскольку Моравия малюсенькая, мальчик раз разом неизменно обламывается. Читая текст Холмогорова, я напевал эту песенку и думал о том, что если бы Россия была как Моравия, точку зрения Егора Станиславовича можно было бы признать вполне осмысленной, но поскольку Россия большенькая, его идеи вряд ли получат в нашем богоспасаемом отечестве широкое распространение. Сдаётся мне, русские как нация сделают себе другие подарки.

  
  Для тех, кого интересует аутентичный фольклор, моравская песня «Если бы Моравия была как Силезия»

 
     Для тех, кто предпочитает более разнообразную этничность, клип, в котором израильская певица поёт по-французски о babouchka’x и balalaïka’x, прекрасные devouchki в кавказских костюмах танцуют народный танец на фоне индийского храма, a облачённые в меха и в вечерние платья украинские модели приходят в театр, над которым реет жёлто-голубой стяг. Bсё вместе это выложено на ютьюбе под названием russian song. Не знаю, кто смонтировал сей клип, но в Сети его разместил человек из Турции по имени Кемаль Демирколь. Изрядный космополит, судя по всему