534. ПОД СЕНЬЮ СТРУЙСКОГО

О Струйском я как-то упомянул в одном из постов, а теперь в связи с казусом Морозова-Амора (см. №529) решил рассказать поподробнее. Потому что, на мой взгляд, эта фигура репрезентативная, очень много объясняющая в русской культуре. «Струйский всегда с нами» и министруйские струятся вокруг человека в России всегда. Их мириады.

Николай Еремеевич Струйский был богатым волжским помещиком, учредил в своём имении типографию и печатал там собственные сочинения, в основном стихи. Качество типографии было такое, что в последствии её шрифты стали основой государственного издательства в Симбирске. Существует мнение, что это вообще была самая лучшая типография в России. Никаких меркантильных соображений у Струйского не было. Свои многочисленные творения он выпускал микроскопическими тиражами и дарил кумирам, друзьям и знакомым.

Поэтом Струйский был крайне плохим, но вовсе не таким смешным, как кажется сейчас. Ведь на дворе был 18 век. Струйский боготворил Сумарокова и находился в дружеских отношениях с художником Рокотовым. Многие факты из его биографии были сохранены для потомков именно благодаря усилиям Струйского. С точки зрения содержания стихи Струйского были вполне невинными. Он не пущал пропаганды («Вали ментов!» «Режь актив!»), чем пробавлялись в частных типографиях некоторые помещики, не воспевал педофилию и садизм («Я люблю смотреть, как умирают дети»). Нет, всё было весьма пристойно: просвещение, гуманность, оды цивилизаторской миссии Екатерины, воспевание пиитов, художников, актёров и музыкантов.

Вокруг имения Струйский прорыл каналы, где поселяне плавали на гондолах и пели арии, в барском доме сделал кабинет Парнаса, куда никого не пускал и где, глядя на статую Аполлона, сочинял бесчисленные эпистолы, оды и эклоги. Струйский был молод и умер в конце 18 века нестарым человеком (лет 47). Он трогательно любил жену и детей. (Кстати, заказанный им у Рокотова потрет молодой жены считается одним из лучших русских портретов того времени.)

Конечно, Струйский был чудак, например, при чтении своих стихов обрывал пуговицы у слушателей, мог от избытка чувств пребольно щипнуть. Ещё стихи он печатал по особой им изобретённой методе – до конца страницы. «Иначе глаз требует продолжения». Но это всё ерунда. Как говорится, «у каждого барона своя причуда».

Дело в том, что Струйский был доморощенным Шерлоком Холмсом. Он составлял сценарии различных преступлений (от детской кражи до изощрённого убийства) и затем начинал вести среди своих крепостных крестьян следствие. Если жертва подыгрывала и сознавалась, Струйский учинял суд, где переодеваясь, поочерёдно играл роль обвинителя, адвоката и судьи. Суд был по всем правилам, с допросом свидетелей и т.д. Потом назначались наказания – весьма суровые, но не идущие в сравнение с тяжестью вымышленных преступлений. В основном дело ограничивалось поркой или содержанием в погребе.

Однако если жертва не понимала, что от неё хотят (а такое среди простодушных крестьян было сплошь и рядом), то товарищ Струйский «переходил к упрощённым методам допроса». Из подвалов имения доносились нечеловеческие вопли, треск ломаемых костей, шипение раскалённых прутьев.

«Пронзайся треском днесь несносным ты, мой слух!
Разись ты, грудь моя! Терзайся весь мой дух!»

В общем, как писал в мемориях один из Долгоруких, тамошний губернатор и гость Струйского:

"Волосы вздымаются! Какой удивительный переход от страсти самой зверской, от хищных таких произволений к самым кротким и любезным трудам, к сочинению стихов, к нежной и вселобзающей литературе!"

Но удивительным здесь является не сложная и противоречивая натура Струйского. В конце концов, во время восстания Пугачёва были вырезаны все его родственники, и его поведению можно найти объяснение. Непонятно, почему долгорукие хлопали глазками и терпели сей уникум. Полагаю, потому что все они были такими же струйскими, только в меньших масштабах.

Коронный номер русского хама: «Ёб твою мать, ты что же, мудак, матом ругаешься!» Эту черту русских на Западе хорошо знают и именно её имеют в виду, когда говорят о знаменитом русском «свинстве». Свинство это не физическая неопрятность, а нравственная неаккуратность. Когда человек за собой «не следит». Выходя на улицу, неплохо взглянуть в зеркало, посмотреть, не прилипла ли нитка к костюму, застёгнута ли ширинка. То же касается этической гигиены. Если человек читает лекцию о вреде табака, то не следует при этом пыхтеть сигарой, проповедь о пагубности пьянства желательно вести на трезвую голову, а уж о СЕРЬЁЗНЫХ вещах говорить в такой манере - и подавно.

У Герцена есть известная сценка: русские в буфете швейцарского железнодорожного вокзала.

«Вошла высокая барыня в темном и ее муж в светлом, с ними двое детей... Вошла с застенчивым, неловким видом бедно одетая девушка, у которой на руках были какие-то мешочки и баульчики. Она постояла... потом пошла в угол и села - почти возле меня. Зоркий взгляд гарсона ее заметил; прореяв с тарелкой, на которой лежал кусок ростбифа, он спустился, как коршун, на бедную девушку и спросил ее: "Что она желает заказать?" - "Ничего", - отвечала она, и гарсон, которого кликал английский клержимэн, побежал к нему... Но через минуту он опять подлетел к ней и, махая салфеткой, спросил ее: "Что бишь вы заказали?"

Девушка что-то прошептала, покраснела и встала. Меня так и кольнуло.
Мне захотелось предложить ей чего-нибудь, но я не смел. Прежде чем я решился, черная дама повела черными глазами по зале и, увидя девушку, подозвала ее пальцем. Она подошла, дама указала ей на недоеденный детьми суп, и та, стоя середь ряда сидящих и удивленных путешественников, смущенная и потерянная, съела ложки две и поставила тарелку...

Молчать я не мог и сказал гарсону (не коршуну, другому):

- Вы видели?

- Как же не видать - это русские».

Это действительно отношение к русским в Европе, но толстый русский барин не понял, что сам он выглядит в глазах европейцев такой же свиньёй. Ведь эти строки он писал, будучи помещиком и всю жизнь исправно получая доход со своих крепостных латифундий.

В принципе это вещь не новая, в конце концов, и у отца-основателя США был дом полный чёрных рабов. Дело в том, что американец прекрасно осознавал социальную «трудность» и всю жизнь её компенсировал, хотя бы на уровне стилизации. А Герцену это просто не пришло в голову. Потому что «а чо такого-то». «Хули матом ругаешься». Вот и ходят русские со свиными пятаками. Не понимая, а что это у них за спиной все пальцем у виска крутят. Не иначе таинственная «русофобия».

Герцен красочно описывал социальную несправедливость, обрушившуюся на поэта Александра Полежаева. Его вызвал к себе Николай I, попросил прочитать «вольнолюбивую лирику» и отдал в унтер-офицеры. Всё это замечательно, только Полежаев был злыдней и алкоголиком, а «лирика», которую он читал, трясясь от страха в кабинете Николая, была такая:

«Идем... и горе тебе, дерзкий,
Взглянувший искоса на нас!
«Молчать, — кричим, насупясь зверски, —
Иль выбьем потроха тотчас!»
Толпа ль блядей иль дев стыдливых
Попалась в давке тесной нам,
Целуем, лапаем смазливых
И харкаем в глаза каргам...
— «Извозчик!» — «Здесь, сударь!»
— «Живее, пошел на Сретенку к блядям!»
— «Но, но!» — И дрожки задрожали.
Летим, Москва летит — и вот
К знакомым девкам прискакали,
Запор сломали у ворот,
Идем, по-матерно ругаясь,
Врастяжку банты на штанах,
И, боязливо извиняясь,
Нам светит бандерша в сенях».

Ничего особенного конечно. Шалость. Лермонтов покруче писал. Только при чём здесь «вольнолюбивая лирика»?

Впрочем, после репрессалий, пошла и «вольнолюбивая». Известность Полежаев снискал стихотворением «Четыре нации». Вначале идёт панегирик лучезарному Лондону

«Британский лорд
Свободой горд» и т.д.

Потом, - уже с элементом иронии, - про французов, потом весьма едко про немцев и наконец про любимых соотечественников:

"В России чтут
Царя и кнут,
В ней царь с кнутом,
Как поп с крестом:
Он им живет,
И ест и пьет.
А русаки,
Как дураки,
Разиня рот,
Во весь народ
Кричат: «Ура!
Нас бить пора!
Мы любим кнут!»
Зато и бьют
Их как ослов,
Без дальних слов
И ночь и день,
Да и не лень:
Чем больше бьют,
Тем больше жнут,
Что вилы в бок,
То сена клок!
А без побой
Вся Русь хоть вой —
И упадет,
И пропадет!"

Стихи неплохие, но я не об этом. Улавливаете этот рубленный стиль? Струйское:

Чувства млеют, каменеют...
От любви ея зараз
Вскрылась бездна,
Мне любезна
Сеть раскинула из глаз.
Ты вспомянешь,
Как уж свянешь
От мороза в лютый час.
Ты мной вздохнешь,
Как заблекнешь,
Не познав любови глас...

Полежаев - внучок-бастард Струйского. Гены не пропьёшь.

Теперь о другом бастарде - Герцене. Он решил однажды «перевоспитывать» своего слугу и перевоспитал до такой степени, что тот утопился. А Герцен написал: «Ну что же, может и к лучшему». Они с женой взяли неразвитого юношу в работу, стали улучшать. Читали книжки вслух, внушали ненависть к работе слуги и социальные фантазии, смазливенькая жена строила глазки (а ля Николь Кидман в фильме про американских пэтэушников). У парня поехала крыша.

Потом талантливый идиот взял в оборот собственную дочурку. Тоже самоубилась. «А чо такого-то?»

Так что Струйский это не худший вариант. Вот когда русский начинает перед зеркалом ОХОРАШИВАТЬСЯ... Улучшать реальность... Ведь чтобы что-то улучшить вовне, надо сначала улучшить самого себя. А чо себя исправлять? Надо помочь обществу, трудящимся. Будучи патологическим эгоистом, русский больше всего боится обвинения в эгоизме. То есть это «чёрная дыра», когда уровень самовлюблённости достигает такой степени, что отрицается и сама квалификация любви к себе как нечто недостаточно позитивное.

С таким настроем кашу не сваришь. Но заварить кашу можно большую. И, как известно, заварили. Нет ничего страшнее БЕЗДУШНОЙ и БЕЗОТВЕТСТВЕННОЙ помощи. Руку хотел человеку вылечить, случайно отрезал. Отрезал – выбросил в урну: «Ну, извини». Через пять минут забыл.

Это если помощь. А если «человек русской культуры» решил вами попользоваться, полакомился. «Чо, мороженое? Дай куснуть! Велик? – дай покататься! Пальтишко - поносить. В избушке - пожить. Слушай, чувак, а давай я вместо тебя твою жизнь жить буду. Чо, жалко что ли?

И интересно, каких результатов можно достичь, если такой культурой обрабатывается представитель другой дефектной культуры? Я думаю, все его душевные недостатки усиливаются десятикратно, он покрывается лаком. Получает знак качества. (Зло)качества.