Игрушки.

  Одна из моих любимейших сцен в старой французской комедии "Игрушка" (1976 г,. реж. Франсис Вебер, в гл. роли Пьер Ришар) длится с 66-й по 68-ю минуту фильма.  Cын миллионера Рамбаля-Коше Эрик и купленный ему в качестве игрушки журналист Франсуа Перен играют в выпуск газеты. Перен говорит: "В Соединённых Штатах на железной дороге случилась катастрофа. За работу, коко". С рождения принадлежащий к элите ребёнок отвечает: "Только не в Штатах. Пусть катастрофа будет во Франции. Папа говорит, что французы клюют только на французских покойников."

  Гениальная фраза. По большому счёту, все клюют только на собственных покойников. Французы только на французских, немцы только на немецких, чехи только на чешских, русские только на русских. Причём фразу можно повернуть наоборот. Она осветит реальность под другим углом, но не станет менее правдивой. На французских покойников клюют только французы, на немецких - только немцы, на чешских - только чехи, на русских - только русские. Разумеется, есть какое-то количество людей, гуманизм которых простирается так далеко, что для них нет ни эллина, ни иудея. На свете всё бывает, даже святые. Но я не о святых, я о грешниках, из которых по большей части и состоит человечество.

  В общем-то, тут нет ничего нового. Например, китайские учебники истории много места уделяют зверскому истреблению японцами в декабре 1937 года 260 тысяч (по другим данным - до 430 тысяч) китайцев в Нанкине, а художественный фильм об этих событиях ("Город жизни и смерти", 2009 г., реж. Чуань Лю) стал в Китае одним из лидеров проката. Однако за пределами Китая событиям декабря 1937  уделяется не слишком много внимания. Японские же учебники упоминают их вскользь, называя "Нанкинским инцидентом". Или не упоминают вовсе.

  В своё время мне довелось побывать в Армении в день, когда там вспоминали жертв геноцида 1915 года. Я видел, как армяне отмечали годовщину своей трагедии (75-летнюю, если уж быть точным), и у меня не осталось сомнений, что их траур был отнюдь не показным. Но за пределами Армении и живущих в диаспоре армянских общин дела пятнадцатого года воспринимаются не как трагедия, а как географически и хронологически отдалённое историческое событие локального значения.

  Любопытный случай представляют советские. Они сплошь и рядом пытаются называть себя русскими. Но обмануть реальность невозможно. Реальность же такова, что советские - другой народ. Они организовали вокруг своей победы (и своих жертв) во Второй мировой войне невиданный по масштабам культ, при этом демонстративно игнорируя русские подвиги и жертвы времён Первой мировой войны. И дело тут отнюдь не в беспрецедентности советских потерь, а в том, что люди действительно клюют только на своих покойников.

  Но есть одно исключение из этого универсального правила, многих ставящее в тупик - отношение европейцев к геноциду евреев, произошедшему в ходе Второй мировой войны. Казалось бы, в памяти французов должен быть в первую очередь Орадур, в памяти чехов - Лидице, а в памяти немцев - Дрезден. Всё это в их памяти есть (например, в прошлом году на экраны вышел чешский фильм "Лидице", реж. Петр Николаев), но символы национальных трагедий у них всегда на втором месте. На первом - Освенцим, как символ холокоста.  

 Кстати, Чехия входит в число стран, в которых отношение к некоторым историческим событиям регулируется Уголовным кодексом. В частности, параграфом 261a, гласящим буквально следующее:

  "Кто публично отрицает, ставит под сомнение, одобряет или пытается оправдать нацистский или коммунистический геноцид или другие преступления нацистов или коммунистов против человечности, будет наказан лишением свободы на срок от шести месяцев до трёх лет."

  Уголовному преследованию по § 261a подвергают в первую очередь отрицателей холокоста.

  Особое отношение к несвоим покойникам крайне необычно. Однако я не знаю, пытался ли кто-нибудь разобраться в его причинах. Из попадавшегося случайно могу вспомнить только написанные антисемитами глупости в духе "евреи правят миром, всё кругом захватили, всех заставили платить и каяться" (естественно, с соответствующей "терминологией" - "финансовый сионизм", "шабес - гои", "Шулxан-Арух"). Писал ли на тему означенной необычности кто-нибудь более вменяемый, чем антисемиты, я не интересовался. Pешил на всякий случай написать сам.

  Европейцы - не меньшие мастера расцарапывать свои подлинные и мнимые раны, чем все остальные. Но только тогда, когда им это нужно. Тут достаточно вспомнить историю франко-германских отношений. В 1870 немцы желали отомстить французам за какие-то обиды времён Буонапарте, в 1918 французам непременно нужно было отыграться за 1870, в 1940 немцы возвращали удар, полученный в 1918-м... Люди клевали на покойников прошедших войн.

  Но после 1945 года европейским элитам было уже совершенно не нужно, чтобы их народы клевали на покойников. В 1951 г. было создано Европейское объединение угля и стали, в 1957 - Европейское экономическое сообщество, в 1960 - Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ было по отношению к ЕЭС конкурирующей структурой, но борьба между ними сводилась в основном к тому, в чью пользу будет объединена Европа - Великобритании или Франко-Германии, саму же идею объединения не ставил под сомнение никто). И так далее, вплоть до Шенгенских соглашений и Лиссабонского договора.

  Любое событие европейской истории последних шести десятилетий нужно рассматривать через призму евроинтеграции. В том числе - введение в оборот темы холокоста как величайшей трагедии ХХ века.

  Европейцы уделяют геноциду евреев первостепенное значение  именно потому, что на чужих покойников никто не клюёт. А жертвы холокоста - свои только для израильтян и евреев диаспоры. Фактическое сведение разговора о жертвах Второй мировой войны к разговору о холокосте позволяет европейцам полностью вывести эту тему за пределы эмоциональной сферы. Можно строить музеи холокоста, проводить в школах уроки на эту тему, писать книги и снимать фильмы. У всех, кроме евреев, в итоге будет вызвано лишь сдержанное сочувствие, которое обычно вызывает смерть чужих людей. Вопрос становится сугубо академическим. О всех прочих трагедиях Второй мировой европейцы говорят крайне осторожно, чтобы избежать невротизации населения и непредсказуемых эмоциональных реакций. Другой подход был бы препятствием для объединения.

 Столь часто встречающаяся в Азии фиксация на собственных жертвах и страданиях после 1945 года стала европейцам просто не нужна. Зато увлечённость многих неевропейских народов своими горестями даёт европейцам дополнительные рычаги манипуляции этими народами. Например, Европа научилась извлекать политические выгоды из признания или непризнания на официальном уровне тех или иных деяний геноцидом. Признание Францией истребления армян геноцидом со стороны турок наделало много шумa. На этом фоне осталось почти незамеченным, что в 2010 году Швеция признала геноцидом и действия турок в отношении ассирийцев в 1914-1923 годах (по разным оценкам, от 250 до 750 тысяч жертв). Казалось бы, что скандинавскому королевству до чужих покойников, умерщвлённых сто лет назад на другом континенте... Но я когда-то читал, что в истреблении ассирийцев активно участвовали курды. Hезависимого Курдистана ещё нет, а одна мина под него уже заложена.

  Европейцы придерживаются такого взгляда на прошлое, который принесёт им пользу в будущем. Людям, устремлённым в грядущее, не до былых обид. У них другие проблемы. По свежим прогнозам демографов, европейцы, рождающиеся сегодня, будут доживать в среднем до 120 лет. Звучит неплохо. Но если представить, какую нагрузку стодвадцатилетняя продолжительность жизни будет представлять для пенсионной системы, станет очевидно, что это Проблема.

  Естественно, её так или иначе решат. И решать будут за счёт остального человечества. За счёт той его части, которая сосредоточена на прошлом, а не на будущем. Ведь невротиками так легко управлять. Ими можно пользоваться, как игрушками.

  Я русский человек, который 23 года имел неудовольствие быть гражданином СССР. И я прекрасно знаю, что происходило в ХХ столетии и с русскими, и с советскими. Но копошение и тех, и других в своих обидах вызывает у меня только скуку. Когда хотят, чтобы я клюнул, я по мере сил старюсь не клевать. Особенно - на покойников. Меня гораздо больше  интересуют живые. Например, меня волнует, будут ли русские в XXI веке среди игроков или среди игрушек.

  Этим и объясняется моё отношение к разговорам о чьих бы то ни было жертвах ХХ века. Время от времени в моём журнале появляются бедолаги, высказывающие кому-нибудь претензии за обиды последних ста лет. Обычно это бывают советские, до сих пор обиженные на немцев за Вторую мировую войну. Иногда (к счастью, куда реже) - русские, желающие предъявить что-то за 1917 год евреям или англичанам.

  Eсли бы я не боялся впасть в кощунство, то отвечал бы им всем, перефразируя изречение из одной старой книги, очень важной для русской (как и для любой европейской) культуры:

  "Пусть мёртвые хоронят мёртвых, коко".