А я вот прочитал Н.Головина "Военные усилия России в Мировой войне". Тяжелый осадок. Описывается редкая бездарность, неповоротливость высшей царской бюрократии в ходе войны. "Никто не думал, что артиллерия в войне будет иметь такое значение". Видимо, на конницу рассчитывали, как Буденный перед ВМВ. Итог - Таннеберг, где число пушек решило все.

Год два ведомства не могли узнать друг у друга каковы мощности по пр-ву толуола в стране. В это время бросались толпы плохо вооруженных призывников на неподавленную оборону (т.к. подавлять было нечем). Ну прям как в 1941 г.

Повеселила история с минометами. Про них знали со времен Порт-Артура, про их эффективность тоже, но "значения не придавали". Один к одному как при Сталине до ВОВ ("оружие слабых" и пр. ахинея в стиле Тухачевского).

"Решение" проблем со снабжением к 1917 г. по мнению Головина - миф, Россия лишь едва достигла уровня др. держав начала войны. Но оказывается некомпетентность дополнялась еще и спесью - на грани отречения мечтали как бы Германию поделить.

На самом деле книга весьма толковая. ПМВ пришлась на момент в развитии военного дела, когда оборонительные средства были сильнее наступательных. Получилась война на измор, окопы, вши итд. И тут все решала артиллерия. Отсюда и В.Пруссия, и Великое отступление. Как только плотность артиллерии на Вост.фронте смогли повысить, отступления кончились. А на Зап. фронте после Вердена её смогли повысить настолько (до 100 и более на 1 км), что в войне наступил перелом.

Однако при том, что уже к 1916 г. суть (в техническом смысле) войны наверху вполне прояснилась, продолжали зачем-то раздувать численность армии. В 1916 г. дейст. армия выросла почти на 2 млн. чел, еще столько же сидело в тылу. Без пушек ценность этих доп. войск была нулевая, только отвлекали рабочие руки из деревни, а от безделья вновь набранные части разлагались. Здесь Головин прав.

Общественность волновалась с 1915 г. и по другим причинам.
Царь был не-популярен, не любим народом. А как ни странно, без этого самодержавие невозможно. Царь знал, что не-популярен, но игнорировал сей факт ( кто еще чье доверие должен заслужить и проч).

В старые времена, бывало, в такой ситуации били табакеркой в висок или отправляли в ропшинский дворец под конвоем гвардейцев.
Эти традиции отнюдь не умерли и кое-кто решил их возродить. Но первопричной была непопулярность царя.

По поводу призрака "победы". Ну может Гучков и мечтал о лаврах побелителя кампании 1917 г., но это говорит о его близорукости. Австрия и Германия уже шатались, но до разгрома им было еще далеко, особено на Вост.фронте.

Да, общество изменилось, власть - нет. Базис и надстройка, как говорится.

Последний раз столь тяжкая война как ПМВ была у РИ в 1812 г. И военное положение временами была куда ужаснее. Но никто не бунтовал. Образованный класс был намного меньше, особенно критически настроенный к власти. Впрочем, и царь вел себя по-другому. Он довольно неплохо чувствовал общественное мнение, эта полит. гибкость у него от бабки была, видимо.

Если б Александр I в 1812 г. дал повод думать, что им вертит полоумный знахарь и жена (тоже немка), а также продолжал бы держать на командовании Барклая, которого пол-страны считало шпионом (хотя это было не так)... Да, а если б еще Наполеон начал освобождать крепостных прям сразу от границы, а агитаторы разнесли бы эту весть по тылу.

Да Вы прямо кладезь общих мест про "отсталый царизм". Почитайте книги о войне зарубежных авторов. И с удивлением увидите, что они свое руководство еще сильнее ругают, а о русской армии похвалы найдете.

Вот пример. Вы пишете о 1914 году (когда все было в новинку), что "В это время бросались толпы плохо вооруженных призывников на неподавленную оборону". А вот что пишет Лиддел Гарт в книге "Правда о Первой мировой"
О начальном эпизоде битве на Сомме, 1916 года, когда, казалось бы, западные генералы должны были уже поумнеть:

«1916 год знаменателен как год, когда искусство пехотной атаки упало наиболее низко. 1916 год возродил из-за формализма и отсутствия всякой способности к маневру боевые порядки, которые были под стать XVIII веку. Батальоны атаковали четырьмя или восемью волнами, каждая на расстоянии не более 100 м одна от другой. Люди в каждой волне шли плечом к плечу в симметричном и хорошо выдержанном равнении. Их учили наступать спокойно во весь рост, медленным шагом, держа винтовки наперевес, т. е. наступать так, чтобы как можно сильнее бросаться в глаза противнику. Это было полное подражание пехотным "автоматам" времен Фридриха - с той лишь разницей, что наступление не велось уже больше против ружей, обладающих действительностью огня только на 100 м. Неудивительно поэтому, что к ночи 1 июля многие батальоны не насчитывали и сотни бойцов. Хейг приказал применять методы действий германцев под Верденом: раньше чем под удар попадет главная масса пехоты, сильные дозоры должны нащупывать пути и проверять результаты артиллерийской подготовки. Но начальник его штаба Киггель, несмотря на это, приказал наступать "волнами". И лишь когда волны были разбиты огнем противника, британцы получили возможность атаковать.

Дело в том, что человеческая природа и первобытные инстинкты восстали против указанной свыше тактики. Наиболее предприимчивые и менее запуганные бойцы, уцелевшие во время всей этой передряги, стали образовывать маленькие группки. Обычно каждой такой группкой руководил импровизированный "командир". И группки эти пробирались вперед короткими скачками, переползая от одной воронки к другой, прокрадываясь мимо пулеметов противника и обтекая их, часто продвигаясь таким образом даже на значительную глубину и неся сравнительно небольшие потери».